— Ладно, рассказывай, — разрешил Банимбас.
То, что рассказал Оклот, Лисий Хвост, сильно заинтересовало Банимбаса и его парней.
Феофил был единственным, кто высказал сомнение:
— Я не понимаю, как такие состоятельные люди путешествуют без охраны, да еще у нас в горах, где, как известно, опасности подстерегают путника на каждом шагу. Ты уверен, что у старика действительно полно золота?
Оклот возмутился.
— Да если бы я не был уверен, да если бы я вот этими самыми глазами не видел, как старикан вынимает из тугого кошеля золотую монету, да разве я сказал бы об этом своему лучшему другу? Да разве повернулся бы у меня язык соврать Банимбасу?
Слова Оклота были убедительными. Какой человек в здравом уме стал бы лгать в подобной обстановке?
— Да, — сказал Банимбас. — Сомнительно, чтобы ты врал. Но если ты все-таки врешь… Ты знаешь, что тебя ждет.
Оклот усмехнулся. Когда они с Банимбасом трудились у реки Красной, он имел возможность понять, что такое человеческая боль и каких неистовых глубин она может достигнуть, и знал, сколь искусен в этом деле его бывший соратник.
9
Город, о котором Серзаку было известно только то, что он есть, представлял собой невысокий каменный вал, поросший травой и уродливо изогнутыми деревьями, который окружал десяток приземистых домов. Проход сквозь него был открыт и, похоже, никогда не закрывался — ворота, когда-то крепившиеся к своркам, валялись на земле сразу за валом. Оковка была с них снята, виднелись только следы. Стражи заметно не было.
За оградой бродили козы и свиньи. Из невысоких труб поднимался ленивый дым. Только одна труба дымила много и густо. Она была выше остальных и шире. Здание, над которым она торчала, тоже было выше и шире других. Кроме того, у входа имелась длинная привязь.
Серзак показал на трубу пальцем.
— Если я не ошибаюсь, а я ошибаюсь редко и вряд ли по такому поводу, это труба большой кухонной печи.
— Ты хочешь сказать, что здесь находится кабак? — спросил Конан, спешиваясь.
Серзак не ответил, но состроил такое лицо, что переспрашивать его не хотелось.
Коней оставили на привязи.
Конан открыл тяжелую деревянную дверь и первым вошел в невысокий проем. Ему так и пришлось идти дальше, согнувшись — свод был низким, словно в могиле. Свет исходил от чадящих масляных ламп, подвешенных к потолку. Коридор был пуст, если не считать то ли мертвого, то ли пьяного мужчины, который сидел у стены в темной луже, склонив косматую грязную голову на обнаженную грудь. Конан переступил через его вытянутые в проход ноги.
Серзак споткнулся и помянул какого-то неизвестного бога.
— Это определенно кабак, — сообщил он. — Я чувствую характерный запах. Мой нос еще никогда не ошибался.
В подтверждение правоты носа Серзака одна из дверей в коридор распахнулась, и оттуда вылетели веселые крики, визгливая музыка и низкорослый рыжеволосый бородатый варвар, совершенно голый. Вылетев, он приготовился справить малую нужду, но заметил посетителей.
Увидев Конана, он сразу принялся хохотать, показывая на него пальцем. Следом за ним в коридор выскочили еще несколько бородатых рыжеволосых варваров жуткого вида. Некоторые тоже были голыми, некоторые одеты в кожаное рванье, сплошь иссеченное, в дырах и подпалинах. Все они безоговорочно поддержали сородича. Киммериец, по какой-то причине, показался им невероятно смешным.
Из другой двери вышел человек в красных шелковых шароварах и засаленной рубахе неопределенного цвета. Варвары переключились на него. В руках у нескольких из них имелись большие деревянные плошки, которые с силой полетели в голову человека. Он мгновенно упал. Бородачи вполне удовлетворились этим и скрылись за дверью. Человек, постанывая, принялся подниматься.
— Как тебя звать, бедолага? — спросил Серзак, пожалев поднимающегося мужчину, протягивая ему руку.
Он рукой не воспользовался, предпочитая подниматься сам — это было привычнее и безопаснее, к тому же больше подобало мужчине. Свет ламп упал на его лицо. Печать пережитых бурь ясно читалась на нем. И главным символом в этой печати был шрам, пересекающий лоб и кончающийся на левой брови.
— Мител. Я — хозяин здешнего заведения, — ответил человек, встав. — Я готов предоставить вам кров и еду, если у вас действительно есть деньги и вы хотите их с толком потратить, а не отдать разбойникам за просто так.
— Ну разумеется, мы хотим их с толком потратить! — сказал Серзак. — Только не в компании с этими обнаженными господами, получившими дурное воспитание. — Сказитель показал на дверь, за который скрылись рыжебородые варвары.
Мител кивнул и отвел посетителей в отдельную комнату, где было тихо и относительно чисто. Кругом лежали ковры. Серзак уселся на один из них и жестом предложил сделать то же самое Конану, который все еще продолжал осматривать помещение в поисках какой-либо мебели. Поиски его не увенчались успехом.
Мител собирался наполнить кожаные кружки из бурдюка, но Конан властным жестом отобрал у него бурдюк и наполнил кружки сам. Хозяин раскланялся и удалился.
— Здесь тебе не Шангара, — сказал Серзак, поднимая кружку.
— Это я уже заметил, — ответил Конан и, опрокинув в себя первую кружку, сразу же наполнил вторую.
— Тут бережно хранят древние обычаи и не признают всех этих новшеств, вроде сомнительно удобных столов, — объяснил Серзак. — Человеческий организм вообще плохо приспособлен к прямохождению, так зачем над ним еще издеваться, заставляя сидеть на какой-нибудь скамье или табуретке?
— Но, надеюсь, хотя бы, что посуду здесь моют не языками? — спросил Конан, с сильными сомнениями оглядывая огромное деревянное блюдо с чем-то жирным и пережаренным.
Серзак отвечать не стал, предпочтя занять рот не словами, а вином.
На другом блюде вперемешку лежали разные фрукты и орехи. Это выглядело намного съедобнее и не вызывало никаких нехороших подозрений, разве что совсем чуть-чуть. Конан взял большую грушу, принюхался к ней и, удовлетворившись ароматом, вонзил в нее зубы, откусив сразу половину.
Червей внутри не оказалось. И это было приятно. Конан наполнил себе третью кружку, с разочарованием отметив, что бурдюк почти совсем опустел.
— Хозяин! Мител! — заорал Конан. — Вина и женщин!
Наивный северянин даже не подумал, что здесь, в горах, могут быть другие представления о приличиях, и хозяин мог обидеться, что его богоугодное заведение приняли за бордель.
Но ни вина, ни женщин Конан не дождался. Он собирался снова провопить свой клич, когда дверь распахнулась от мощного удара, едва не слетев с петель, и на пороге возникло существо, отдаленно похожее на человека. Три отличия имелись у него — лицо, сплошь покрытое волосами, руки до колен и горб за спиной, живо напомнивший Конану холку лося.
За ним были и другие люди, но в его громаде они терялись и заметны были смутно.
— Хозяин нам должен, — сказало существо, и Конан удивился, что оно, оказывается, может говорить. — Он много должен. А у вас денег много, вы поделитесь.
— С чего бы это? — возмущенно спросил Серзак, приподнимаясь.
Предводитель не обратил на старика никакого внимания, продолжая буравить взглядом киммерийца.
— Поделитесь, — веско повторил он.
— Есть у них деньги, есть! — послышался знакомый голос.
Человек без правой мочки уха с немногочисленными желтыми зубами, одна рука которого была крепко привязана к груди грязными тряпками, выглянул из-за спины предводителя.
— А вот и четвертый! — сразу признал его Серзак.
— Убей его, Банимбас! — воскликнул человек. — Убей скорее!
— Не смей мне указывать, что делать, — сказал предводитель, неспешно оборачиваясь. — Здесь я хозяин, тебе понятно?
— Понятно, понятно, Банимбас, — скороговоркой проговорил шангарец. — Я же просто высказал свое пожелание, хозяин.
Банимбас не скрыл своего довольства оттого, что его назвали хозяином. Он снова обратил взгляд на Конана и на лице его блуждала улыбка.
— Я пока добр, — сообщил он. — Но не надейтесь, что надолго.
— Так с какой такой стати мы должны платить за неизвестного нам человека? — поинтересовался Серзак.
— Феофил, объясни, — сказал Банимбас.
Тощий маленький человек с лицом зайца выглянул из-за спины предводителя с другой стороны, нежели шангарец, и быстро принялся говорить, непрерывно моргая и чуть заикаясь:
— Все товары и услуги, которые прежде принадлежали номинальному хозяину этой харчевни, господину Мителу, принадлежат теперь нам и мы имеем полное право назначать свою цену, сообразуясь со своими представлениями о ценообразовании. Обычно мы назначаем цену в полное содержание кошелька посетителя. В качестве исключения бывает, что цена превышает содержимое кошелька. Но в вашем случае, мы не делаем исключения. Вам очень повезло. Просто отдайте нам, все, что у вас имеется, и мы вас отпустим.
— Сомневаюсь, — сказал Конан.
— Убей… — забылся шангарец и лишился еще зубов от удара тяжелого кулака Банимбаса.
— Заткнись! — сопроводил действие моралью предводитель, с жутким гулом размахивая ятаганом, и добавил, обращаясь уже к Конану: — Я посмотрю, как выглядят твои внутренности!
10
Банимбас бросился вперед слишком рьяно. Злость вообще не лучший помощник, а в небольших помещениях становится врагом. Конан отступил в сторону и горбатый великан пронесся мимо него, попав ногой на деревянное блюдо с чем-то жирным и пережаренным.
Пока, Банимбас восстанавливал равновесие, Конан не терял времени даром. Одним ударом он снес полчерепа Феофилу, а другим повторно сломал руку шангарскому бандиту. Конан намеревался сделать больше — вскрыть ему грудь, но бандит ловко уклонился. Ему не помешали даже люди, толпившиеся сзади с изумленными лицами. Некоторые уже начали вынимать из ножен длинные кинжалы.
— Я сам! — выдохнул Банимбас и заорал, как раненый самец горной гориллы. Непросто было ему справиться с инерцией собственного тела. Он развернулся, со щелчками давя орехи и в ярости раскидывая мясо и фрукты, и бросился вперед. Мощный удар его ятагана обрушился на столб, поддерживающий потолок. Масляные лампы закачались, посыпалась пыль. Банимбас снова размахнулся, намереваясь второй удар направить все-таки на противника. Но второго удара не получилось.
Меч Конана оказался у него внутри и двинулся сначала вверх, потом вправо и вниз. Банимбас зарычал, глаза его мгновенно потускнели — живот у него был самым нежно любимым местом, и повалился вперед. Конан едва успел выдернуть меч и отскочить в сторону, чтобы не помешать Банимбасу.
Грузное тело шлепнулось на пол, выбросив перед собой обе руки. Тяжелый кривой меч вылетел при взмахе и вонзился в притолоку, немного выше головы шангарца.
Глаза бандита невольно обратились вверх. Этого было вполне достаточно, чтобы в его шее оказался нож.
— А я еще ничего! — радостно воскликнул Серзак.
Другие разбойники попытались оспорить это поспешное утверждение, но Конан воспротивился. Серзак был нужен ему не в качестве трупа.
Конан был быстр, как ягуар. Он вращался, подобно смерчу. Страх перед опасным противником заставлял его врагов делать глупости. Вместо того, чтобы нападать всем скопом, они в основном угрожали, не решаясь броситься в атаку. Конан пользовался этим и убивал разбойников одного за другим, скупо отмеряя на каждого по единственному точному удару. Не все умирали сразу, но все надежно выводились из числа живущих, способных сопротивляться.
Серзака оттеснили к стене. Он остался без оружия и ничем не мог помочь своему юному другу, вынужденный защищать собственную шкуру, уклоняясь от встречи с оружием противника. Вольный воин с черным, безобразно волосатым лицом и разрезанной грудью, упал под него. Серзак подхватил короткий меч упавшего и для начала прикончил ударом в горло. Фонтан крови брызнул на одежду сказителя и это его воодушевило.
— Держись, Конан! — непонятно зачем крикнул он.
— Что за шум? — спросила появившаяся в проеме двери рыжая бородатая голова, с неподдельной заботой на лице. Но когда единого взгляда хватило, чтобы выяснить ответ, забота сменилась радостным возбуждением. — Тут драка! — завопила голова и в комнату тотчас влетело обнаженное тело. Насколько Конан мог судить, это был тот же варвар, которого он встретил в коридоре.
Варвар оказался предусмотрительным — в руке у него имелся топор на длинной рукояти. Вслед за первым ворвались и его сородичи.
— Дело дрянь! — заявил Серзак.
Он ошибся. Дело как раз приняло наилучший оборот. Это выяснилось, когда красная повязка одного из горных разбойников стала еще более красной от крови из расколотого топором черепа.
— Ты смешной парень! — сообщил варвар, ворвавшийся первым, обращаясь к Конану. — Ты мне сразу понравился! — Светская беседа ничуть не мешала ему орудовать окровавленным топором и увертываться от длинного ножа противника.
— Ты тоже, — сказал Конан.
Завязался беспорядочный бой, прежде ясная картина расположения сил распалась. Конан, не желая убивать невиновных, был вынужден умерить пыл и отступить к стене.
— Похоже, в окончательной победе нам отводят маленькую роль, — сказал Серзак.
— Ну почему же! — не согласился Конан, нанизывая очередного вольного воина на свой окровавленный меч.
Кончилось все очень быстро. Рыжебородые варвары так и не удовлетворили свой пыл и с дикими воплями носились по комнате, добивая раненых. Увлекшись, они расчленяли тела и слизывали с топоров кровь.
Они едва не убили человека со шрамом на лбу, который сунулся в комнату. В него полетели топоры. Он поспешно закрыл дверь и топоры поразили только бессловесное дерево.
— Это же Мител! — воскликнул Конан.
— Кто? — не понял самый разговорчивый из рыжебородых.
— Мител, хозяин этого борделя, — объяснил Конан.
— Насчет борделя ты преувеличиваешь, — сказал Серзак. — Пока это все-таки не бордель. Но Мител действительно хозяин, так что не нужно его убивать, он нам еще пригодится. Например, если мы заплатим, он принесет нам выпить. — Сказитель показал на пустые бурдюки и лужи вина, смешавшегося с кровью.
Идея понравилась, ибо когда дверь снова приоткрылась, рыжебородые варвары закричали:
— Заходи, заходи! Мы тебя ждем.
— Упеллури! Что это вы тут устроили? — возопил Мител, оглядывая комнату, крепко схватив свою голову, словно опасался, что она свалится с плеч.
— Они сами нарвались, — объяснил Серзак.
— Но кто за все это заплатит?
— Хороший вопрос, — заявил сказитель. — Но пока он не имеет удовлетворительного ответа. Займемся лучше трупами.
Серзак имел в виду, что мертвых следует вынести из помещения, совершенно нечего им делать в таком приличном заведении, как постоялый двор Митела, но рыжебородые варвары поняли его по-своему. Они принялись обыскивать трупы и брать понравившиеся вещи. Обувь, пояса, серьги, оружие, амулеты. То и дело раздавались возгласы восхищения, но самый громкий возглас раздался, когда один из варваров сорвал пояс с маленького Феофила, чей хитроумный мозг вытек из его головы.
— Да он тяжелый! — завопил варвар, щупая пояс с лицом моряка, щупающего женщину после трехмесячного плавания. — Да не буду я Харборд, если этот пояс пуст! — Он схватил нож и разрезал пояс.
Золотые монеты посыпались на ковер и на тело Феофила.
— Харборд! — вскричали варвары.
Серзак попытался говорить о справедливости, о том, что эти деньги по праву принадлежат ему и его молодому спутнику, ибо горные разбойники не появились бы здесь, если бы не они, да и главного из них убили они, благодаря чему остальные утратили боевой дух и почти не оказывали сопротивления. Но Серзака никто не слушал.
— Ладно, — произнес сказитель с бледным лицом. — Но, по крайней мере, нам предоставят здесь кров, еду и немного выпить?
Дикие люди оказались на удивление щедры и расплатились с Мителом, как за прошлое, так и за будущее, насыпав ему полную кружку золотых монет. Хозяин засиял, как солнце, даже его шрам стал багровым. Нечасто он получал такое вознаграждение за свои праведные труды.