Какая разница, почему он видит и мыслит? Главное сам факт!
К полудню Скиму надоело играть в одиночестве. Вспомнив о юном смотрителе, он оседлал порыв морского ветра и помчал на побережье, к кораблю.
Но и там царила тоска. Странные существа слонялись в тени громадины: одни беззаботно, другие – погрузившись в глубокие раздумья.
Внезапно, у кромки домов, обрамлявших пляж, мелькнула знакомая рубашка и зеленый берет.
Описав широкий круг, Ским устремился на поляну, подальше от вездесущего ока Смотрителя. Снизившись на полдома, он задумал остаться и понаблюдать.
Похоже, Смотритель не на шутку заинтересовался кораблем.
«Наши друзья деревья» оказался на редкость длинным микрофильмом; прошло немало часов, прежде чем Арчи добрался до главы о Ф-660 и Ф-730.
В каждом лиственном дереве присутствует важное органическое вещество, так называемый энзим или растительный гормон фитохром. Именно он определяет, когда весной распустится первая почка, когда появятся первые завязи, тем самым обуславливая сложнейший часовой механизм растения. Эти «швейцарские часы» целиком и полностью зависят от продолжительности дней и ночей. Если дни достаточно долгие, а ночи короткие, катализатор запускает годичный цикл перерождения, и лиственные деревья получают вторую жизнь.
Фитохром содержится во всех древесных семенах. Попадая в почву, большинство семян переходит в режим ожидания, предшествующий непосредственному возрождению. Сколько продлится период – решает пресловутый энзим, или растительный гормон фитохром (а по-простому внутренние часы), который присутствует в семенах в виде Ф-660. В процессе ожидания Ф-660 неактивен. По истечении времени он трансформируется в Ф-730 и возрождает семечко к жизни.
Мы не погрешим против истины, сказав, что Ф-730 дарует деревьям способность мыслить...
Все разом встало на свои места. Вот почему отец упомянул мутацию, вызванную радиационной бурей. В результате облучения гормон Ф-660 существенно эволюционировал, дал толчок развитию сознания, а на стадии Ф-730 крупицы разума выросли до гигантских размеров.
Получается, лесничие – мини-аналоги бога? А если так, они обязаны нести ответственность за свои творения.
Но понесут ли?
Вскоре старший лесничий созвал конференцию. Арчи не приглашали, но он все равно увязался за взрослыми. Собрание происходило в тени корабля. Председательствовал старший лесничий. Он стоял, повернувшись спиной к фюзеляжу, лицом к лесу. Остальные, за исключением экипажа, который считал себя не у дел, уселись кружком и приготовились слушать. Разумеется, конференция была чистой формальностью. Никто не собирался оспаривать решение начальства, однако бюрократия требовала соблюдения протокола, где коллективное решение было ключевым звеном.
Арчи буквально лихорадило от отчаяния. Ему безумно хотелось помочь новому виду, появившемуся на свет с легкой руки лесничих, но какой прок от мальца? Вот бы стать постарше, быть дипломированным лесничим, как отец... вот бы...
Внезапно внимание привлекла речь старшего лесничего:
– ...сразу отметем глупый идеализм. Мы люди практичные, здравомыслящие, нам стоило немалых трудов завоевать определенные ниши в экономической иерархии. Отсюда вполне естественное желание сохранить их любой ценой. У меня самого жена, дети. Да и у вас, я знаю, схожие экономические обязательства, поэтому...
– Поэтому ваша совесть чиста, верно?– донесся из чащи зычный голос.
Разинув рот, старший лесничий уставился на широкоплечего мужчину, возникшего из зарослей. Вся команда, разинув рты, таращилась на незнакомца.
Миновав песчаную полосу, мужчина замер у кромки собрания. Лет тридцати, в темно-зеленом берете, такого же цвета рубашке и брюках, в высоких черных сапогах, незнакомец посмотрел на Арчи и улыбнулся. В синих глазах промелькнула непонятная тоска. Потом он перевел взгляд на старшего лесничего, и улыбка мгновенно испарилась.
Я культурный наставник, в здешних краях больше известный как Смотритель. Старший лесничий разом постарел на десять лет.
– Выходит, мы все же составили полный отчет,– пробормотал он,– сами себя предали.
Смотритель покачал головой:
– Расслабьтесь, вы никого не предавали. – В его облике угадывалась доброта и недюжинное упорство. Синие глаза взирали сурово и бесстрашно. – Я прилетел сюда по личной инициативе. – И давно?
– Достаточно, чтобы все наладить. Пусть ваша шайкалейка не паникует. За работу и совесть не переживайте. А теперь отчаливайте, вам пора на Землю.
– Прежде чем мы уедем, не расскажете, какие меры вы приняли?– обратился отец Арчи к Смотрителю. – Мне хотелось бы очень знать, как такой лес возможен с экологической точки зрения.
При взгляде на спросившего из глаз Смотрителя исчезла холодность, в голосе появились странные нотки.
– Рассказать? Охотно. Первым делом мне предстояло наладить систему коммуникации – задача не такая уж трудная, если вдуматься. Разработав методику, я выбрал самое разумное дерево и вложил в него программу, важную, по моему мнению, для развития молодой культуры. Сейчас это дерево исполняет функции школы и учителя. Потом я помог своим подопечным создать аналог Библии, чтобы подготовить их к прибытию вашего корабля. Библия существует исключительно в устной форме, поскольку письменности у нас пока нет. Но очень надеюсь, рано или поздно она появится. У деревьев фотографическая память, поэтому проблем с запоминанием текста не возникло. Я не поклонник условностей в обществе, однако без них никуда. Для укрепления семейных связей я внушил листьям, что дерево, к чьим ветвям они крепятся – их родной отец, а сами они братья и сестры, хотя в гендерном плане листья неотличимы друг от друга. Летом листья трудятся в обычном режиме, а осенью и весной учатся в школе. Выпускников, правда, единицы, зато их результаты весьма обнадеживают. За продолжительность жизни деревьев и потомства не ручаюсь – еще не располагаю нужными сведениями. Зиму листья проводят на ветвях в состоянии анабиоза. Весной они просыпаются и возобновляют учебу, пока у родителей не возникнет в них нужда. Размножение здесь не отличается от земного, только семена сажаю я лично, чтобы, во-первых, контролировать рост популяции, а во-вторых, обеспечить каждому семейству достаточно пространства для полноценного развития. Листопадов осенью нет, поэтому на лесной подстилке не образуется гумус. Собственно, с точки зрения ботаники, лесная подстилка, как таковая, на планете отсутствует, но, как вы уже выяснили, местная почва обладает совершенно уникальными свойствами, которые не только способствуют ускоренному росту деревьев, но и прекрасно позволяют обходиться без гумуса. По-моему, я дал исчерпывающий ответ. Что-нибудь еще?– Смотритель замер перед аудиторией в ожидании вопросов. И снова отец Арчи единственный нарушил молчание.
– А откуда вы узнали о деревьях?
И снова черты Смотрителя смягчились. При всей неприязни к другим лесничим, он явно благоволил к отцу Арчи.
– Один листик шепнул.
Смотритель постоял еще пару мгновений, поочередно вглядываясь в лица собравшихся. Наконец, бросив последний взгляд на отца Арчи, он развернулся, зашагал прочь и вскоре скрылся за деревьями.
– Действительно, снял камень с души,– протянул отец Арчи. – Однако я думаю...
– Радоваться надо, а не думать,– перебил старший лесничий. – Кто-нибудь, найдите капитана. Скажите, что мы срочно улетаем.
Арчи долго глядел Смотрителю вслед, пытаясь поспеть за бешеным галопом мыслей. Но окончательно сбивали с толку последние слова Смотрителя.
А ведь именно листик поведал Арчи о деревьях. Странное совпадение, если не сказать больше; а самое удивительное, Арчи и Смотрителя роднила еще одна деталь.
Им обоим нравился отец Арчи.
Мальчик пристально всматривался в лес, но вместо деревьев видел пространство и время.
Что мешает ему повзрослеть, окончить школу лесничих и вернуться помощником смотрителя? Где в законе сказано, что не может быть двух смотрителей? Опять-таки, что мешает ему, уже взрослому, состоявшемуся лесничему, воспользоваться модулем сверхсветовой скорости, прибыть сюда одновременно с первым смотрителем и начать все с нуля? Отец точно не станет возражать. Наоборот, будет обеими руками «за».
Мысли Арчи проносились с головокружительной быстрой, разогнавшись почти до сверхсветовой скорости – и вдруг резко замерли. Если он вернется – точнее, уже вернулся в сверхсветовом модуле,– команда узрела бы двоих смотрителей, а тот дал ясно понять, что на планете один. Значит, Арчи не возвратится – точнее, не возвратился. Если только... если только...
Внезапно Арчи понял, кем в действительности был, точнее, будет Смотритель.
Из своего укрытия Ским наблюдал, как корабль взмывает в небо и, вспыхнув, словно вечерняя звезда, растворяется в вышине.
Ским испытал горькое разочарование. Он так надеялся, что гости останутся, и они с юным смотрителем станут лучшими друзьями.
Опустив голову, Ским вздрогнул. Смотритель выбрался на опушку и стоял прямо под ним, устремив на листик ответный взгляд – не суровый, как подобало бы случаю, а добрый и дружелюбный. В растерянности Ским спланировал вниз. Неужели правила и ограничения допускают трактовку шире, чем он предполагал?
Мгновение спустя Смотритель снова покосился на Скима. .. и подмигнул.
ДЕВУШКА В ГОЛОВЕ
Мулатка извивалась в целомудренном подобии ритуального танца, какой луавские девы с Дубхе-7 исполняют в канун брачной ночи. При всей целомудренности зрелище завораживало. Лишь крохотный лоскутик ткани скрывал наготу, присущую классическому ритуалу. Слегка охрипшим голосом Натан Блейк подозвал официантку, маячившую в темном конце зала.
– Она свободна?
– Думаю, да, сеньор.
Блейк не отводил от танцовщицы взгляд. Любовь и вожделение сквозили в каждом ее жесте. Выражение лица менялось в такт телу: на медленных аккордах девушка истомно прикрывала глаза и вдруг широко распахивала их, яростно потрясая бедрами. Больше загорелая, чем смуглая, она совсем не походила на мулатку. Впрочем, само слово «мулаты», пущенное в оборот торговцами трепангами, мало соответствовало действительности – в южной части Дубхе-4 редкие аборигены могли похвастаться темной кожей.
Танцовщица поражала красотой: высокие скулы, черные, широко расставленные глаза, чувственный рот и белоснежная улыбка. А фигура! Ни малейшего изъяна. Впервые Блейк встречал такое совершенство.
Едва выступление кончилось, он сделал красотке знак. Переодевшись в короткую белую тунику, девушка покорно уселась за столик, тягучим голосом заказала марсианское вино и осушила бокал с изысканностью, какая не снилась ее предкам-каннибалам.
– Хотите провести ночь?– спросила она.
– Не откажусь.
– Три тысячи квандо.
Блейк не торгуясь отсчитал деньги. Девушка спрятала купюры в набедренную сумочку, назвала номер хижины и поднялась.
– Встретимся через час,– бросила она на прощанье.
Воодушевленный, Блейк купил бутылку фирменного виски и растворился в ночном лабиринте проулков «коренного» сектора.
Снаружи лачуга Эльдории ничем не отличалась от остальных — типичная развалюха, в каких ютится беднота. Очутившись в коридоре, Блейк приготовился спровадить приживалу из местных, однако вместо аборигена наткнулся на девочку-терранку.
Блейк так и замер с открытым ртом. Девочка сидела на циновке, поджав ноги, и читала «Анабасис» Ксенофонта. Ее волосы пламенели медью как восходы на Норме-9, глаза поражали синевой как озера на Форнаксе-6.
– Входите,– радушно пригласила она.
Затворив дверь, Блейк устроился на соседней циновке. За спиной девочки узорный полог скрывал убранство хижины.
– Ждете Эльдорию?
– Да,– кивнул Блейк. – А ты?
Девочка засмеялась.
– А я здесь живу.
Блейк попытался переварить информацию, но безуспешно. Видя его замешательство, девочка продолжила:
– Мои родители работали на «Звездный картель», собирали каучук на плантациях Дубхе-4. Им не повезло – умерли от желтоводной дизентерии. А поскольку срок их контракта еще не истек, по межпланетному закону меня вместе со всем имуществом продали с аукциона. Так я очутилась у Эльдории.
За пять лет в роли странствующего психодетекгива Блейк успел смириться с суровыми реалиями коммерческой колонизации, однако столь вопиющий образчик бесчеловечности покоробил его до глубины души.
– Сколько тебе лет?
– Четырнадцать.
– Ты уже решила, кем станешь?
– Думаю, психиатром. Эльдория записала меня в благотворительную школу, потом планирует отдать в институт. А на совершеннолетие она обещала даровать мне свободу.
– Ясно. – Блейк кивнул на книгу в руках девочки. – Домашняя работа?
Собеседника покачала головой.
– Нет, помимо обязательных предметов я изучаю гуманитарные науки.
– Кто следующий после Ксенофонта? Платон?
– Платон, Гомер, Вергилий, Эсхил, Еврипид и много кто еще. Подрасту и стану самой образованной.
– Не сомневаюсь,– поддакнул Блейк, косясь на полог.
– Меня зовут Дейрдре[8]. – А меня Натан. Натан Блейк.
– Эльдория скоро придет. Пора готовить помост.
Дейрдре змейкой скользнула за штору. Блейк вспыхнул, первым его порывом было встать и уйти, но воспоминания о танце Эльдории побороли минутную слабость.
Девочка вернулась, и вскоре коридор наполнился приторным ароматом местного фимиама, проникавшим сквозь узорчатые занавески. Дейрдре бочком опустилась на циновку. В ее профиле было что-то от лика святых, а изящный столп шеи лишь усиливал сходство. Блейк смущенно заерзал на месте. Не обращая на него внимания, девочка вновь углубилась в «Анабасис», и в комнате повисло гробовое молчание.
Объявившаяся Эльдория с порога сделала гостю знак, и Блейк с облегчением поспешил в опочивальню. Размерами та немногим превосходила коридор, но отличалась богатым убранством. Пушистый ковер цвета марсианских протоков приятно контрастировал с золотистыми гобеленами, украшавшими все четыре стены. Спальный помост имел овальную форму и занимал добрую половину пространства.
Блейк плюхнулся на алые подушки, в художественном беспорядке разбросанные по ложу, и с беспокойством наблюдал, как мулатка стягивает с себя уличную тунику. В сгущающемся аромате ладана его взгляд лихорадочно метался от гладкой смуглой кожи к занавескам.
Нервозность гостя не ускользнула от Эльдории.
– Не тревожься,– успокоила она, кладя руку ему на колено. – Малышка сюда не зайдет.
– Не в этом дело,– пробормотал Блейк.
– А в чем?– В следующий миг теплое бронзовое плечо коснулось его плеча...
Очнувшись посреди ночи, Блейк принял лачугу за гостиничный номер и снова провалился в сон. А проснулся уже на рассвете. Он наскоро оделся и тихонько направился к двери. Девочка дремала возле полога, свернувшись калачиком на тонкой циновке. Блейку пришлось перешагнуть через нее, чтобы попасть в коридор. Прядь медных волос покоилась на лбу, словно яркий цветок, оттеняя девственную белизну кожи. В умиротворенных чертах было что-то от лика святых.
В переулке Блейк бросился бежать и не останавливался, пока не миновал коренной сектор.
Холм являл собой мнемо-проекцию, а холмы в тропиках Альдебарана-12 славились невероятной крутизной. Взобравшись на вершину, Блейк с трудом переводил дыхание.
Впереди раскинулась мнемо-проекция пустоши Денеба-1 . Пустошь простиралась на каких-то восемьсот метров, но Блейк все равно разозлился. Много чести для такого убожества! В идеале область сознания должна вбирать только избранные воспоминания. К несчастью, на деле получалось иначе.
Он обернулся. Долина у подножия тонула в пелене дождя. Сквозь серую дымку едва различались очертания трех преследователей – и, судя по расстоянию, они стремительно приближались.
Преследователи вышли на него около десяти часов назад, едва он проник в собственный разум, но неведомая сила мешала повернуть обратно, чтобы выяснить, кто они и чего хотят. Оставалось только стиснуть зубы и смириться как с собой, так и с ними.