Несколько секунд ничего не происходило, ведущий выдерживал бессмысленную паузу, а потом радостно объявил:
— Благодарим вас за посещение…
Кресла спинок с протяжным шипением поползли вверх, принимая вертикальное положение; зажглись над дверями деловитые зелёные таблички. Мы с Лидой влились в нетерпеливую толпу, которая уже толкалась у выходов. Можно было подумать, что все присутствующие опаздывают в другой космический театр, на другой сеанс.
— Ну, как тебе? — спросил я Лиду, когда мы выбрались, наконец, в заполненный людьми коридор. — Честно говоря, не совсем то, что я…
— Мне понравилось, — сказала Лида.
Она взволнованно пригладила свои чёрные волосы и улыбнулась.
— Понравилось? — спросил я. — Звёзды?
— Звёзды не очень, — рассмеялась Лида. — Слишком уж всё было… театрально. Но затмение… Это было очень красиво. К тому же звёзды мы можем увидеть и сами, а вот до следующего полного затмения точно не доживём.
Мы вышли на улицу.
Был уже глубокий вечер, рекламные экраны на крышах показывали, как заведённые, одинаковую постановку — фактурную бутылку содовой, у которой взрывалось горлышко, выпуская в воздух бурный пенистый фонтан, снова и снова, вздрагивая при перемене кадра и начиная всё с самого начала. Под монорельсом вытянулась сверкающая неоновая полоса, указывающая поезду направление пути. Включились фонари и лампы на стенах. Город заливало искусственным светом, но на тёмном облачном небе горела одна-единственная звезда.
— Марс, — тихо сказала Лида, улыбаясь. — Или Венера?
— Ты знаешь, — начал я, — на самом деле солнечные затмения происходят несколько раз в год. Нужно просто выехать из Москвы, чтобы увидеть затмение. Тут дело в том, что тень от Луны не такая большая и…
Лида рассмеялась.
— Это всё ромовый коктейль.
— Я и не сомневался, — сказал я.
— Но, — задумчиво сказала Лида, — честно говоря, я всё равно хотела бы прийти сюда ещё раз.
— Значит, придём сюда ещё раз, — сказал я.
Лида как-то странно посмотрела на меня. Её похожая на портфель сумочка висела теперь на другом плече.
Я вздохнул и осторожно, как будто боялся, что она оттолкнёт меня, стоит мне сделать лишь одно неверное движение, взял её за руку.
77
Мы ходили на солнечное затмение ровно двенадцать раз. Я не понимал, чем же это наигранное зрелище понравилось Лиде, да и сама она не слишком охотно пускалась в объяснения. Было во всём этом что-то безумное — раз за разом возвращаться в переполненный космический театр, чтобы посмотреть, как голографическое солнце превращается в пугающий чёрный шар. Но Лиде эта постановка не надоедала, а мне было всё равно, куда с ней идти — лишь бы она была довольна.
Быть может, Лиду привлекала сама воспроизводимость этого уникального в рамках определённых географических координат явления — та лёгкость, с которой голографические проекторы воссоздавали то, чем природа занималась на протяжении сотен лет, тщательно выстраивая череду из разнообразных событий, долгот и широт, векторов притяжения — нашего положения в пространстве, движения солнца и Луны. А может, Лиде просто нравилось, как горит под куполом огромный чёрный шар.
Мы впервые поцеловались после очередного визита в театр.
Вечер выдался ветреный и хмарый, над засыпающей улицей плыли низкие ненастные облака, напоминавшие космические туманности — скопления электронного газа, захваченные притяжением звёзд. Над подсвеченными иллюминациями домами привычно уже мерцал неотличимый от далёкого солнца Марс.
Или Венера.
Я знаю, что мы остановились у входа в театр, и Лида вытащила из сумочки суазор, намереваясь что-то мне показать. Она говорила непривычно быстро, тонкий экран покачивался, как лист, в её руке, длинная прядь выбилась из затянутых на затылке волос и постоянно падала ей на лицо, а она взволнованно убирала её рукой.
Но потом Лида вдруг замолчала и посмотрела на меня.
Я знаю, что мы стояли на улице, что мимо нас проходила шумная и возбуждённая толпа, однако, когда я вспоминаю наш первый поцелуй, я вижу затмение — чёрный, охваченный пламенем шар, — и слышу странную музыку, гнетущий гул, которую играли во время представления в театре. Тень Луны со скоростью километр в секунду несётся по обширным окраинам Москвы, я медленно касаюсь её волос, убираю в сторону непокорную прядь, залитое сумраком солнце испускает последние, предсмертные лучи, я беру её за руку, маленькую и холодную, её пальцы сжимают мои, тень Луны уже летит над пригородом, глаза её кажутся пьяными, хотя в тот раз она не заказывала ромовый коктейль, лишь несколько звёзд и самые близкие к нам планеты проступают в страшной солнечной темноте, мне требуется лишь мгновение, чтобы решиться, я склоняюсь к ней и целую, её губы — тёплые, влажные, она отвечает на поцелуй, но быстро отодвигается, смотрит слегка осуждающе и в то же время улыбается, и в эту же секунду рассеивается сверхъестественный мрак, тонут в дневном свету звёзды, загорается на небе яркий солнечный серп — тень Луны пролетает над городом, со скоростью в четыре тысячи километров в час.
Именно тогда я признался ей, что люблю её.
Она промолчала.
Я проводил её до станции монорельса, где она сказала, что в театре было замечательно, что надо будет как-нибудь сходить туда снова, если, конечно, я сам не устал от этого повторяющегося по одному и тому же сценарию представления. Потом она сказала, что я могу опоздать в общежитие, которое закрывали на ночь (хотя я не опаздывал ни разу), и что не нужно дальше её провожать. А я сказал "до завтра", хотя знал, что завтра мы с ней не встретимся — был выходной, и она уезжала куда-то загород, на весь день.
В тот день я вообще не поехал в общежитие.
Я стоял на станции монорельса, слушая, как искажённый голос — барахлил громкоговоритель, и каждая вторая гласная превращалась в пронзительный металлический звон — объявлял о прибытии поездов. Сначала на станции было людно, меня часто толкали, пытаясь втиснуться в переполненные вагоны, да и поезда приходили каждые пять минут, но вскоре всё вокруг неожиданно опустело, хотя голос под потолком по-прежнему резонировал и звенел, нарушая напряжённую тишину, если к перрону подходил очередной опаздывающий в ночь состав. А потом я остался совсем один.
Я спустился на улицу.
Уже наступила ночь, но на небе по-прежнему почти не было звёзд. Возвращаться в общежитие мне совсем не хотелось.
Я зашагал по направлению к космическому театру, как если бы собирался посетить ещё один, ночной сеанс, в котором не было бы ни закатов, ни рассветов, ни путешествий сквозь звёзды на сверхсветовых скоростях — только полное солнечное затмение продолжительностью в один час.
Я дошёл до светофора, соединявшего два рассечённых проезжей частью тротуара. Машин не было, но светофор светился угрожающим красным светом, запрещая идти. Я спустился с тротуара. Сдавленный голос электронного советчика ожил, возник из пустоты, и заскрежетал мне в спину — "ждите, пока загорится зелёный", "ждите, пока загорится зелёный". Я не стал ждать.
Я пошёл дальше, вниз по улице, навстречу запоздалым сонным прохожим, которые отводили от меня глаза. Я всё ещё чувствовал на губах её поцелуй.
Театр был уже закрыт.
Где-то далеко впереди меня бессмысленные прожектора освещали низкие тучи — как свет маяков, благодаря которым небесные корабли могли вернуться домой, даже если погасло солнце. Мощные лучи поднимались вверх, к невидимым звёздам, скрещивались, указывая в противоположные стороны, словно никак не могли определиться с выбором верного вектора пути и, высветив на пустом, почти чёрном небе зависшие над домами грозовые облака, стремглав падали вниз, исчезая за высокими глыбами многоэтажек.
Я продолжил свой спуск по улице, к странному прожекторному свету. Ночной город выглядел уродливым и пустым, а свет, лившийся ото всюду — из окон домов, с зациклившихся реклам, из фонарей, напоминавших планеты — лишь усиливал ощущение гнетущей темноты, которая меня окружала.
Я и сам не понимал, что со мной не так.
Я бродил по ночным улицам, пока у меня не отнялись ноги, вспоминая, как Лида смотрела на меня, как затягивало чёрной тенью ненастоящее солнце, как Лида от меня отстранилась и попросила её не провожать.
А потом я увидел настоящий, а не голографический рассвет.
Фасады домов в спальном районе, куда я забрёл, были подсвечены мягким янтарным светом, и ни одно из окон не горело, как будто электричество в квартирах отключали по расписанию, с вечера до утра. Поначалу я заметил лишь странные отблески в стёклах монолитной высотки. Вспыхнуло одно окно, промелькнула по каменному фасаду неуловимая тень, и тут же загорелись, мгновенно раскалившись до температуры плавления, стёкла в ставнях этажом выше — казалось, что всё здание охватывает невероятный пожар из солнечных отражений. Зарделось над фешенебельными кондоминиумами небо, чёрные, сливавшиеся с темнотой тучи превратились в багровые космические туманности, и я увидел солнце, которое всходило в облачном тумане над спящим районом — как красный карлик в коконе электронного газа.
Я встал посреди улицы, тут же забыв о своих отнимающихся ногах и долго смотрел на рассвет. Повсюду ещё горел ночной свет — фонари, уютная подсветка фасадов, — а небо уже заливало цветом — сначала оранжевым, потом жёлтым, потом голубым.
Я вернулся в общежитие первым же поездом и тут же свалился в постель. Разбудил меня ближе к полудню телефонный звонок. Я взял суазор и увидел фотографию Лиды — ту самую, из соцветия, где она, не попав в фокус, стыдливо отворачивалась от фотографа точно так же, как отвернулась вчера от меня.
Под фотографией светилась большая зелёная кнопка "Ответить".
Я вздохнул и надавил на экран пальцем. Трель звонка мгновенно оборвалась, и из динамика суазора послышался…
76
— Назовите ваше имя!
Дребезжащий металлический голос взорвался у меня в ушах, и я обхватил голову руками. Перед глазами всё поплыло. Мне даже показалось, что завибрировали стены.
Я слез с кровати и, покачиваясь, встал босыми ногами на промёрзлый пол. Красный глазок камеры над дверью пристально следил за моими движениями.
— Назовите ваше имя!
— Имя? — спросил я.
Безжизненный свет слепил глаза.
— Вы что… смеётесь надо мной? Да кто вы вообще такие?
— Назовите ваше имя! — проскрежетал голос.
Сощурившись, я посмотрел в потолок, с которого доносился командный голос.
— Я на Венере? — спросил я.
— Пожалуйста, назовите ваше имя, — повторил голос.
— Я уже сто раз говорил, — сказал я. — Меня зовут Алексей Тихонов. Я техник-навигатор второго разряда корабля Ахилл. Вы довольны?
Голос на несколько секунд замолк.
— Назовите ваш возраст, — раздался, наконец, ответ.
Я вздохнул и осмотрелся по сторонам, хотя знал, что нахожусь всё в той пустой светящейся комнате, где нет ничего, кроме металлического унитаза и приваренной к полу кровати.
— Назовите ваш возраст, — настаивал голос.
Я подошёл к двери и уставился в красный глазок камеры.
— Почему вы каждый день задаёте одни и те же вопросы? — спросил я. — Проверяете, не забыл ли я, кто я такой? Это какой-то тест или просто…
— Назовите ваш возраст, — повторил голос.
— Хватит! — неожиданно для самого себя я закричал в полный голос. — Я больше не произнесу ни единого слова! Можете уморить меня голодом! Делайте, что угодно, я…
Внезапно я почувствовал резкий укол в плече — как удар током, — и вся правая рука загорелась от боли. Под кожей разливалась едкая кислота. Я покачнулся.
— Опять… — пробормотал я, хватаясь за плечо. — Что это? Чего вы…
— Отвечайте на вопрос! — зазвенел в ушах металлический голос. — Отвечайте на вопрос!
— Мне…
В глазах у меня потемнело, я едва мог стоять на ногах. Я сделал несколько шагов к кровати, с трудом удерживая равновесие, по-прежнему сжимая рукой горящее плечо.
— Мне двадцать…
Я был почти уже у кровати, даже мог дотянуться до неё рукой. Ещё один маленький шаг. Голова раскалывалась от боли.
— Мне…
Я упал на кровать.
75
Не знаю, сколько прошло времени — несколько секунд, минуты, час? Мне казалось, что я подключён к неисправному нейроинтерфейсу, и сознание моё медленно умирает, распадаясь на бессвязные электрические сигналы, последние судорожные мысли, которые гаснут в оглушающей пустоте.
Когда я очнулся, меня встретила тишина. Я лежал на полиэтиленовой плёнке — как мертвец, которого забыли упаковать в чёрный мешок.
— Прекратите это! — крикнул я. — Просто прекратите… Я знаю, кто вы! Я… Просто сделайте свою последнюю инъекцию! Я больше не могу так. Я так не могу!
Нервные окончания в правом плече вновь рассекло шоковым разрядом.
Они, наконец, услышали меня. Больше не будет бессмысленных допросов, тестов и всех этих пыток светом и темнотой. Мой кошмар закончится навсегда.
Я закрыл глаза, приготовившись, не чувствуя страха — лишь холодное отрешённое спокойствие.
Но ничего не происходило.
Боль в плече затихла, свет по-прежнему горел.
Внезапно раздался тяжёлый металлический лязг. Я открыл глаза. Бронированная дверь камеры распахнулась, и в комнату зашла девушка в сером приталенном комбинезоне. Девушка, похожая на Лиду.
Я продолжал лежать на затянутой в плёнку кровати, не двигаясь.
Девушка (я вспомнил, что она представилась как Таис) встала посреди комнаты и взглянула на меня — нерешительно и взволнованно, как если бы собиралась сказать о чём-то, но никак не могла подобрать слова.
Я уселся на кровати и подобрал под себя холодные, как у трупа, ноги. Девушка молчала. Я не замечал у неё в руках привычного уже устройства, похожего на пульт управления светом.
— Вы пришли… — пробормотал я.
Красный глазок камеры бесстрастно смотрел поверх наших голов.
— Да, — ответила девушка. — Мне кажется, вы заслуживаете… Мне кажется, я должна…
— Кто вы? — спросил я. — Почему вы выглядите точно так же, как она?
— Успокойтесь… — сказала девушка. — Я…
— Кто вы!
Я вскочил с кровати. Девушка вздрогнула и тут же вытащила из кармана пульт. Она выставила его перед собой, защищаясь, и попятилась к двери.
Камера безразлично таращилась в стену за мной.
— Я вообще не должна быть здесь! — крикнула Таис.
Я медленно шёл на неё, мне было уже всё равно, что она в любую секунду может активировать свой прибор, и я снова потеряю сознание.
— Не делайте себе хуже, — сказала девушка. — Я… я хотела вам помочь.
Она подошла уже вплотную к двери и замерла прямо под светящейся полусферой камеры. Я остановился.
— Помочь? — спросил я. — Да кто вы? Что это вообще за место?
— Успокойтесь, — сказала девушка и после секундного колебания убрала пульт обратно в карман. — Просто… отойдите назад, сядьте на постель. Я попробую вам всё объяснить.
Я послушно вернулся на кровать. Таис молча стояла передо мной, не решаясь начать разговор.
— И что вы хотели объяснить? — спросил я.
— Я… — начала девушка. — Я не уверена, что могу рассказать вам всё… Это для вашего же блага, но…
— Лида! — перебил я её. — Зачем ты мучаешь меня?
— Я не Лида, — сказала девушка. — Почему вы называете меня так?
Мне даже показалось, что её немного задело это имя.
— Но ты так похожа на неё! — сказал я. — Как это может быть? Такого просто не бывает!
— Лида… — медленно произнесла девушка. — Я не понимаю, откуда вы…
Я вздохнул и закрыл глаза.
— Что с Лидой? — спросил я. — Она здесь? Вы тоже держите её в плену?
— Вы не в плену, — сказала Таис. — И я понятия не имею, кто такая Лида.
— Не имеете… — повторил я. — Ну, конечно.
— Послушайте! — Таис молитвенно сцепила руки. — Я просто не знаю. Я вообще знаю не так много, но… Я, правда, не понимаю, почему кажусь вам похожей на кого-то. Возможно, это последствия шока. Возможно… — Таис качнула головой. — Вы не в плену. Здесь нет пленных. Это не Венера. Вы на медицинской станции. На Земле.