Движения уже не причиняли мне такую резкую боль; я обернулся. Все места у терминалов оказались пусты, однако у дверей стоял незнакомый мне мужчина в тесном наглухо застёгнутом костюме, похожем на дежурную форму, которую заставляли надевать на практических занятиях по химии.
— Я… последний? — спросил я.
— Да, — сказал Тихонов. — Но всё хорошо, просто… Уже через пару минут вы придёте в себя.
Тихонов снова положил руку мне на плечо, человек в форме лаборанта как-то нетерпеливо подался вперёд, распознав в движениях преподавателя тайный, лишь одному ему понятный знак, но Тихонов внезапно остановил его движением ладони.
— Кто это? — спросил я, покосившись на лаборанта в дверях.
— Из медицинского пункта, — нехотя ответил Тихонов. — Распорядки, знаете ли… Но вы посидите пока, расслабьтесь. Сейчас главное не торопиться. А потом вас осмотрят. Формальная процедура, ничего более… Но так уж полагается.
— Хорошо.
Вставать мне действительно не хотелось.
— Но почему так получилось? — спросил я. — Всё было обычно… поначалу. Но в конце… Я даже не помню точно, что произошло.
Тихонов молчал и с медитативным видом нажимал кнопки с буквами на терминале.
— Я точно прошёл? — спросил я. — Конец как-то смазан.
— Прошли, — подтвердил Тихонов. — Как я уже сказал вам… такое бывает. Не у всех и не всегда, но бывает. Это ни о чём не говорит, вы не волнуйтесь. Мы никого ещё не исключали из-за единичного случая тяжёлого выхода. И даже не заставляли идти на пересдачу.
Тихонов подмигнул мне и вновь повернулся к терминалу.
— А как остальные? — спросил я.
Тихонов, наконец, оставил в покое терминал. Кнопки, которые ещё мгновение назад вспыхивали красным, погасли; терминал отключился.
— Вас интересует кто-то конкретно? — спросил он.
Я невольно оглянулся.
— А… — Тихонов качнул головой. — Да, она так волновалась в этот раз. Она всегда переживает — даже на обычных лабораторных. Но завершила одной из первых. На самом деле вы тоже… вышли минут на пятнадцать позже, чем последний до вас. Это даже тяжёлым выходом-то сложно назвать.
Я чувствовал, как человек в одежде лаборанта напряжённо смотрит мне в спину.
— Вы не говорили, — сказал я.
— Что? — не понял Тихонов. — Что не говорил?
— Про тяжёлый выход.
— Ну, — Тихонов качнул рукой, — такое бывает далеко не у всех, да и ничего страшного в этом на самом деле нет. Скорее всего, вы переволновались или думали постоянно о чём-то другом. Например, о девушке, которая сидела за вами.
Тихонов подмигнул мне и обернулся к человеку в дверях. Профессор ничего не сказал, однако лаборант понял его без слов. Я услышал за спиной его шаги.
— А что… — начал я, — это может привести… к таким последствиям? Просто волнение или…
— Это индивидуально, — сказал Тихонов. — Собственно, реакция на нейросеанс у всех индивидуальна, поэтому мы и не говорим о каких-то побочных эффектах, потому что можно легко… запрограммировать человека.
Лаборант подошёл к нам и поприветствовал меня кивком головы. Я только сейчас заметил в его руках небольшой пластиковый чемодан. Он положил чемодан на стол, рядом с отключённым терминалом. Раздался металлический щелчок — чемодан открылся.
— Не читали ничего о нейроинтерфейсе? — спросил Тихонов. — Какие-нибудь рассказы, слухи? В соцветии иногда попадаются разные горе-разоблачения.
— Нет, не читал, — ответил я.
— Ну, и не читайте, — сказал Тихонов.
Кресло скрипнуло — лаборант повернул его к себе.
— Боль ещё чувствуете? — спросил лаборант.
— Да, — ответил я.
— Можете поднять и опустить правую руку.
Я посмотрел на свою руку, которая безвольно лежала на подлокотнике и немного приподнял её, превозмогая ноющую боль в мышцах.
— Это всё? Выше!
Я скривился от боли.
— Давайте не будет торопиться, — предложил Тихонов. — Спешки нет.
— Ладно, достаточно, — согласился лаборант.
В руке его появился тонкий фонарик, похожий на ручку.
— А теперь запрокиньте назад голову и держите глаза открытыми, — сказал он.
Я подчинился.
Он посветил мне фонариком сначала в один глаз, а потом в другой. Я с трудом сдерживался, чтобы не моргнуть; яркий луч обжигал роговицу, передо мной тут же поплыли цветные круги.
— Зачем это? — спросил я.
— Просто тест, — ответил лаборант.
— Проверка реакции на свет, — объяснил Тихонов. — Иногда после интерфейса бывают такие приступы светобоязни, ну, знаете, как у вампиров, — Тихонов хмыкнул, довольный своей шуткой. — Или на темноту. Но у вас, как я понимаю, — он посмотрел на лаборанта, — всё в порядке.
Лаборант ничего не ответил.
— Попробуйте ещё раз поднять правую руку, — сказал он, и я услышал, как Тихонов недовольно вздохнул.
На сей раз у меня получилось поднять руку почти на уровень плеча, но мышцы тут же свело от боли, и рука, как парализованная, беспомощно упала на подлокотник.
— Плохо, — сказал лаборант и вытащил из чемоданчика массивный шприц с серебристыми кольцами у поршня.
— Что это? — испуганно спросил я. — Зачем?
— Это снимет боль, — сказал лаборант. — Просто расслабьтесь и закройте глаза. Не двигайтесь.
Я не представлял, как можно расслабиться, глядя на эту иглу.
— Мне уже лучше, — начал я. — Мне кажется, если я посижу тут ещё немного, всего несколько минут…
Для убедительности я поднял обе руки, хотя они и тряслись от слабости.
— Закройте глаза и откиньтесь назад, — скомандовал лаборант.
Тихонов на сей раз не заступался и молча стоял с другой стороны моего пыточного кресла.
В конце концов это всего лишь укол. Я вздохнул, закрыл глаза и…
67
Я сидел на кровати, подобрав под себя ноги. Голова болела — я чувствовал неприятное покалывание в висках, хотя мигрень мучала меня почти после каждого пробуждения.
В камере пахло хлором.
Таис стояла напротив — в своей обычной серой униформе, похожей на костюм безродного техника на космическом корабле — и набирала что-то на клавиатуре странного устройства, выглядящего как старинный телефон.
— Так что это были за уколы? — спросил я.
— Я же вам сказала. Они помогают от вашей светобоязни. — Таис опустила телефон. — Вы помните? Я отвечала вам несколько минут назад.
— Помню, — сказал я. — Но, по-моему, вы просто приглушили здесь свет — и всё.
Освещение в камере действительно стало приятным и мягким. Из-за лёгкого полумрака даже стены теперь казались серыми, как униформа Таис.
— Ну да, конечно, — ответила Таис. — Вы же ничему не верите.
Она снова нажала на несколько кнопок на телефоне и убрала его в карман.
— Головная боль так и не проходит? — спросила она.
— После вашей пилюли стало лучше, — сказал я.
Ноги у меня затекли, и я вытянулся на кровати. Таис посмотрела на меня, нахмурившись, как если бы мне нельзя было лежать в её присутствии.
— Но всё ещё болит? — уточнила она.
— Ну, вот сейчас, когда я лежу, почти не болит. Может, мне и не вставать вовсе?
— Вам нужно двигаться, — сказала Таис.
— Какая неожиданная забота!
Таис хотела что-то возразить, но вместо этого вздохнула и закрыла глаза.
— А зачем вы пришли? — спросил я, глядя в потолок. — Чтобы дать мне таблетку от головной боли?
— Я слежу за вашим состоянием, — как-то нехотя ответила Таис.
— Могу поспорить, что моё состояние прекрасно видно на каких-нибудь мониторах вместе с круговой панорамой этой комнаты. — Я показал кивком головы на горящий глазок камеры над дверью. — Вы хотели поговорить о чём-то?
Я заметил, как у Таис вздрогнули уголки губ.
— Вы не заключённый, — сказала она. — Я думала, вам станет легче, если я буду иногда приходить сюда лично. Но я могу попросить Алика или разговаривать с вами только через коммуникатор.
— Вы знаете…
Я медленно, как отходящий после наркоза больной, сел на кровати, а потом поднялся на ноги и тут же ссутулился из-за болезненного прострела в пояснице.
— Я бы давно уже поверил во все эти истории с авариями в нейросети и прочим, если бы не одно "но"…
Таис стояла, не двигаясь, но по её взгляду было видно, что она готова в любую секунду броситься к двери.
— Если бы не одно "но", — повторил я, — если бы вы не выглядели абсолютно, в точности, до мельчайшей подробности так же, как она.
Таис попятилась.
— Я понятия не имею, о ком вы говорите, — сказала она и засунула руку в карман, где, наверное, лежало то самое, похожее на пульт управления светом устройство. — На самом деле я прекрасно понимаю, что мне не стоит приходить к вам, что я, возможно, делаю только хуже, но я уже так устала от всего этого и…
Таис внезапно как-то осунулась, сникла и прикрыла рукой лицо. Ещё секунду назад она стояла, распрямив плечи, как военные, настолько привыкшие к построениям и муштре, что держат парадное равнение даже в штатском, но теперь силы её иссякли, и она была уже не в состоянии притворяться.
— Столько времени, — сказала Таис, не поднимая головы, — и всё впустую.
— Времени? — спросил я. — И сколько я здесь? Или об этом вы тоже не можете сказать?
— Вы здесь… давно, — сказала Таис. — Просто вы сами не помните.
Она поборола свою секундную слабость и вновь гордо распрямилась.
— Значит, теперь ещё и амнезия? — спросил я.
— Это не совсем амнезия, — сказала Таис. — Это скорее… Я даже не знаю, как объяснить.
— Ладно…
Я принялся расхаживать по комнате, вокруг кровати, стараясь не подходить слишком близко к Таис, которая и так уже нервно теребила в руках цилиндрический пульт. Промёрзший насквозь пол по-прежнему обжигал мои босые ноги, но это странным образом придавало мне бодрости. Даже головная боль почти прошла — впрочем, это могли, наконец, подействовать принятые таблетки.
— Предположим, что всё это — правда, — сказал я. — Я на Земле, в каком-то медицинской тюрьме…
Таис хотела возразить, но я прервал её взмахом руки.
— А свет и прочее, — продолжал я, — лишь мои галлюцинации. Такие же, как та металлическая башка на кривом кронштейне.
Я остановился и посмотрел на Таис.
— Вот только вы постоянно говорите, что хотите мне помочь, — сказал я. — И вот в это я уже совершенно точно не верю. Вы мне совсем не помогаете. Вы просто… просто наблюдаете за мной, как за подопытным. Приходите, снимаете свои показания и уходите. Так, как будто вы и не в силах ничего сделать.
— Вы не правы, — сказала Таис и неожиданно спрятала в карман пульт. — Мы пытаемся, но ситуация… непростая. Та авария, которая произошла на Ахилле… Дело в том, что подобные случаи были и раньше.
Я молчал.
— По понятным причинам их старались не предавать огласке, — продолжила она. — Как и многие побочные эффекты, которые возникают у операторов.
— Это мне известно и так, — перебил её я. — Каждый выпускник технологического знал, на что идёт.
— Нет, — Таис покачала головой. — То, что вам известно — это лишь малая часть. Дезориентация, галлюцинации — речь не об этом. Серьёзные катастрофы происходили очень редко, но — происходили, и мы до сих пор…
— Не знаете, что делать? — спросил я.
— Ищем пути, — сказала Таис, — пытаемся понять, как вам помочь.
Таис поджала губы и посмотрела на меня, как на душевнобольного. Потом она как-то непроизвольно сделала шаг вперёд, ко мне.
— Вашему мозгу был причинён серьёзный ущерб, — сказала она. — Вся ваша личность…
— Серьёзный ущерб? — Я вспомнил о странном тесте с пластиковыми фигурками. — Мне кажется, вы несколько преувеличиваете. Хотя не исключено, что эти ваши тесты…
— Как вы думаете, — перебила меня Таис, — как вы думаете, сколько вы уже здесь находитесь?
Я пожал плечами.
— Сложно сказать, когда вы практически нарочно пытаетесь меня запутать. — Я усмехнулся. — Сколько сейчас времени, раз мы находимся на Земле?
— Около трёх часов дня, — ответила Таис.
— Какая временная зона?
Таис поморщилась, как от боли.
— Мы неподалёку от Москвы, — ответила она. — Но это неважно. Мы не о том… Просто предположите. Сколько вы здесь находитесь? Как долго вы себя помните здесь?
— Учитывая моё состояние, — начал я, — и то, что я даже не знаю, когда здесь день, а когда — ночь, понять довольно сложно. Вы меня периодически переодеваете и… — Я провёл рукой по небритой щеке. — В общем, не знаю. По состоянию щетины я бы предположил, что я здесь неделю или две, но я бы не удивился, если бы вы сказали, что прошло всего несколько дней.
Таис нахмурилась; между её бровями прорезалась морщинка.
— Вы находитесь здесь почти два года, — сказала она.
— Что? — Свет в комнате на мгновение стал ярким, как прежде. — Какие к чёрту два года? Это снова какая-то… проверка?
— Нет, — сказала Таис. — Никаких проверок. Вы здесь действительно два года, но помните лишь последние несколько дней… Ваше подсознание просто пытается компенсировать полученную вами травму и… На самом деле всё это индивидуально, — Таис качнула рукой, как бы отбрасывая от себя неудачную мысль. — Все пострадавшие ведут себя по-разному, но ваш случай один из самых сложных. Поначалу мы считали, что вам будет легче помочь, что вы пострадали меньше других, сохранили больше воспоминаний, но… всё оказалось сложнее.
— Сохранил больше воспоминаний? — не понял я. — Но у меня нет никаких провалов в памяти, я всё прекрасно помню — вплоть до того момента, когда появился тот чёртов корабль.
— Это не совсем так, — голос Таис стал тише, а красный глазок камеры над дверью странно замерцал, присматриваясь к чему-то. — Как я уже сказала, ваше подсознание пытается компенсировать и… каждый раз у вас появляются какие-то воспоминания, неправильные, ошибочные.
Таис подошла ко мне совсем близко, забыв о предосторожностях. Лида! Через мою грудную клетку словно прошёл электрический разряд. В её красивых зелёных глазах стояли слёзы.
— То, что вы помните, — сказала она почти шёпотом, — это не вы.
— Как? Вы хотите сказать, что все мои воспоминания…
— Не все, — сказала Таис. — Но многие. Так продолжается уже два года, все два года я наблюдаю за вами. Каждый раз — это что-то новое, вы как будто рождаетесь заново. Мы думали вначале, что ситуация будет постепенно улучшаться, что с каждым разом вы всё больше и больше будете становиться собой, но… к сожалению, это не так.
Таис опустила голову. Боль в груди сменилась странным обжигающим холодом, и я невольно отшатнулся назад, как пьяный. Эта худенькая девушка с чёрными волосами, похожая на Лиду, и её тихий вздрагивающий голос испугали меня сильнее, чем всё, что мне довелось увидеть здесь до сих пор.
— Что значит каждый раз? — пробормотал я. — О чём вы вообще говорите? Я не понимаю! Я никак не могу быть здесь два года! Это невозможно! И мои воспоминания…
— Всё это идёт по кругу, — продолжила Таис. — Каждый раз вы приходите в себя и становитесь… другим, не таким, как раньше. Иногда вы даже не можете говорить, у вас отсутствуют базовые моторные функции. Иногда… как сейчас… Но всё равно… Чем больше проходит времени… — Таис замерла и быстро обернулась на полусферу камеры наблюдения над дверью. — Проходит время, — сказала она, — и вы не выдерживаете. Чем больше вы думаете о происходящем, чем больше вы погружаетесь в свои воспоминания, тем больше находите странностей и противоречий… В конце концов, — голос у Таис дрожал, — вы просто не выдерживаете, и происходит коллапс. А потом всё начинается с самого начала, с новых выдуманных воспоминаний.
Несколько секунд я смотрел на неё, чувствуя страшный холод в груди. Глазок камеры наблюдения азартно поблёскивал над дверью. Я рассмеялся. Таис удивлённо уставилась на меня.
— Интересно, — сказал я, — как долго вы репетировали эту речь? Я не идиот и понимаю, что мы вовсе не на Земле. Это, — я показал рукой на светящиеся белые стены, — какая-то орбитальная станция с искусственной гравитацией и искусственным воздухом. Я слишком много времени провёл на кораблях, чтобы меня можно было так легко обмануть…