— Кто здесь?
Вместо ответа я услышал гул от сервоприводов какого-то невидимого механизма.
— Кто здесь? — спросил я вконец ослабшим голосом. — Ответьте!
— О есь… — повторило за мной рваным фальцетом эхо. — О етьте.
— Что здесь происходит? — Я поднялся на ноги, опираясь рукой о металлическое изголовье кровати. — Где я нахожусь?
— О есь исходит, — ответило эхо. — Е я ожусь.
Несколько секунд я колебался, опираясь, как калека, о кровать. Пол обжигал мои босые ноги, а каждый удар сердца вновь ритмично отдавался у меня в висках. Наконец, я собрался с силами и сделал шаг вперёд — туда, где вспыхнул красный электрический глаз.
— Я требую… — начал я и закашлялся. — Да кто вы вообще такие? Почему я здесь нахожусь?
— О эбую, — начал передразнивать меня механический голос. — О ы акие, о есь ожусь.
Я сделал ещё один шаг вперёд и остановился. Меня окружала темнота.
— Прекратите! — крикнул я.
Голос молчал. Я даже решил, что это издевательское эхо мне только почудилось, но где-то высоко над головой, у невидимых чёрных сводов, раздался отрывистый механический щелчок, и в то же мгновение в комнате зажёгся белый прожекторный свет — такой яркий, что от неожиданности я вскрикнул и повалился на колени.
Я был уверен, что ослеп, что эта чудовищная вспышка выжгла мои глаза. Я прикрывал лицо руками, сжавшись от страха на холодном полу, но передо мной всё равно стояла оглушительная белизна.
— Поднимитесь! — прозвучал неестественный голос. — Поднимитесь на ноги!
Но я корчился на полу, не двигаясь.
— Поднимитесь! — повторил голос, срываясь на звенящий фальцет.
Я медленно убрал руки от лица, но так и не решался открыть глаза. Я и сам не был уверен, чего боялся больше — обнаружить, что я и правда потерял зрение или же увидеть, где я в действительности нахожусь.
— Поднимитесь! Поднимитесь! — стал механически повторять голос. — Поднимитесь на ноги! Поднимитесь!
Я приоткрыл глаза.
Я не ослеп.
Глаза слезились, передо мной плыли яркие пятна неестественных цветов, однако я видел. Я стоял на коленях посреди пустой комнаты со светящимися белыми стенами, где не было ничего, кроме узкой, упакованной в целлофан кровати, и металлического унитаза в углу.
Хотя нет… Было что-то ещё…
Зрение моё ещё не успело полностью восстановиться, и какой-то странный пугающий объект прятался от меня в слепом пятне — я не видел, но чувствовал его присутствие.
— Поднимитесь! — напомнил мне нечеловеческий голос.
Я поморщился, прикрыл глаза рукой и медленно встал на ноги. Я весь дрожал — то ли от слабости, то ли от страха. Несколько секунд я стоял, не решаясь посмотреть перед собой, пока, наконец, не поднял голову.
И тут же застыл от ужаса.
Передо мной возникла массивная противоударная дверь с грубыми следами сварки, как в бункерах или на военных кораблях, а над ней, на длинном суставчатом кронштейне, который сгибался и распрямлялся с едким шипением, как чья-то уродливая конечность, висела страшная металлическая голова, похожая на череп лошади с единственным горящим глазом.
— Что… — выдавил я из себя. — Что это…
Голова нетерпеливо покачивалась, просверливая меня своим ярким электрическим взглядом.
— Спааасибо! — проскрежетала она, неестественно растянув слово. — А теееперь…
Раздался резкий звон — так, что я невольно зажал уши руками, — но уже в следующее мгновение голос зазвучал спокойно и ровно, как бездыханная речь методичной машины, бесстрастно воспроизводящей чужие слова:
— А теперь назовите своё имя.
— Имя? — Я невольно сделал несколько шагов назад, к кровати, всё ещё продолжая смотреть на нервно вздрагивающий на кронштейне череп. — Но… кто вы? Где… Где я нахожусь?
— Назовите своё имя! — повторила уродливая башка.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы унять паническую дрожь во всём теле.
— Алексей, — сказал я. — Меня зовут Алексей Тихонов. Я техник-навигатор третьего разряда корабля Земли Ахилл. Код красно…
— Достаточно! — перебила меня голова и пугающе вытянулась на кронштейне. — Назовите свой возраст.
— Двадцать шесть лет.
— Место учёбы.
— Московский технологический университет, — послушно сказал я. — Отделение авиакосмических…
— Девичья фамилия матери.
— Что? — удивился я. — Но моя мать… У меня фамилия матери, не отца…
Голова вздрогнула, и её яркий электрический глаз любопытно мигнул.
— Что здесь происходит? — спросил дрожащим голосом я. — Что это… за устройство? — Я невольно посмотрел в потолок и сощурился от света. — Где я нахожусь? Где Лида?
— Достаточно! — резко сказала голова.
Кронштейн уродливо согнулся, и лошадиный череп поднялся к потолку. Страх, оглушивший меня поначалу, медленно отступил, и вдруг сменился гневом.
— Что значит достаточно?! — прокричал я в потолок, едва справившись с новым приступом кашля; ноги мои дрожали, мне хотелось сесть на кровать, но я упорно продолжал стоять посреди комнаты. — Вы не имеете права! Я требую, чтобы вы мне всё объяснили! Где я? Кто ещё…
— Сядьте на кровать, — сказала, отрывисто кивнув, голова.
— Что? — Я вновь хотел закричать, но сил уже не оставалось. — Да что вы…
— С-с-с-ся-ся-сядь… — Лошадиный череп затрясся на кронштейне в приступе механической эпилепсии и стал беспомощно заикаться, силясь выдавить из себя единственное слово. — Ся-ся-сядь… сядь-сядь-сядь-ся…
Под потолком вновь раздался разрывающий барабанные перепонки звон, и я зажал уши руками.
— Хватит! — взмолился я. — Не надо!
— Пожалуйста, — произнесла металлическая голова.
Я посмотрел в её электрический глаз.
— Сядьте на кровать. Пожалуйста. Сядьте на кровать.
Я так ослаб от волнения, что уже не мог сопротивляться. Я сел на хрустящий полиэтилен и удовлетворённо вздохнул, вытянув уставшие ноги.
— Спасибо, — кивнула голова. — А теперь встаньте.
— Что? Зачем? Что вам нужно от меня?
— Пожалуйста! — заскрипел голос, вновь сбиваясь со своего ровного ритма. — Выполняйте распоряжения, встаньте с кровати.
— Я не сдвинусь с места, — сказал я и тут же сам поразился, с какой твёрдостью это прозвучало, — я не сдвинусь с места, пока вы мне всё не объясните. Где Лида? Мы военнопленные?
— Мы… иии… Лида…
Голос заскрежетал и тут же утонул в вопле помех; звук доносился со всех сторон, и лошадиный череп вновь нервно закачался на кронштейне, а у зарябило в глазах. Я невольно вскочил с кровати, однако ноги мои подкосились, и я повалился на пол, едва успев выставить перед собой руки. В ту же секунду истеричный треск прекратился, и надо мной повисла тишина.
Свет в комнате стал ещё ярче.
— Спасибо за сотрудничество, — спокойно произнесла голова и застыла над полом.
— Это всё? — спросил я. — Вы мне хоть что-нибудь скажете? Почему я здесь?
Странный робот продолжал неподвижно висеть на кронштейне, его единственный глаз погас, и теперь эта чудовищная конструкция ещё больше напоминала уродливый лошадиный череп, обшитый металлическими пластинами.
— Эй! — крикнул я. — Здесь кто-то есть?
Я был уверен, что свет в любую секунду погаснет, и я вновь окажусь в плотной, осязаемой темноте, от которой уже начинал сходить с ума.
Я осторожно приблизился к висящему над дверью лошадиному черепу, по-прежнему не подававшему признаков жизни. Кронштейн застыл в неестественной позе, как вывихнутое плечо, и вся эта конструкция казалась мёртвой, окоченевшей — невозможно было поверить, что ещё несколько секунд назад голова раскачивалась над комнатой, хищно сверкая своим красным глазом.
Я подошёл к двери и упёрся в неё ладонями, не слишком понимая, чего хочу добиться. На двери не было ни кнопок, ни панели для магнитного ключа, и она так вызывающе контрастировала с оглушающей белизной камеры, что казалось, будто бы её установили недавно, превратив это пустое обтекаемое помещение в наглухо закупоренную тюрьму.
— Я в тюрьме? — крикнул я потолок, но мне никто не ответил. — Я могу узнать, в чём меня обвиняют? Лида тоже здесь?
Череп на кронштейне не двигался. Свет, яркий, не имеющий источника, обжигал мне глаза.
Мне вдруг захотелось сорвать с кронштейна эту уродливую башку, разбить её об обжигающе-холодный пол, выломать потухший электрический глаз, но кронштейн был слишком высоко, и я никак не мог до него дотянуться. Меня затрясло — то ли от холода, который передавался всему телу через босые ноги, то ли от беспомощной ярости на своих тюремщиков, наблюдающих за мной как за подопытным муравьём.
Я обхватил себя руками, вернулся в противоположный конец комнаты и уселся на кровать, подобрав под себя промерзшие ноги.
И тут я вспомнил.
Что-то плотно оттягивало правый карман моих брюк. Угловатый предмет. Пластиковый куб, непонятная игрушка. Я запустил руку в карман, и в тот же момент ослепший череп, не совладав с приступом электронного любопытства, выдвинулся вперёд на кронштейне, а его единственный глаз медленно зажегся, просыпаясь ото сна.
— Что? — сказал я. — Всё ещё здесь? Может, начнёте, наконец, отвечать и на мои вопросы?
Череп кивнул, словно соглашаясь, и произнёс надрывным голосом:
— Поднимитесь! Поднимитесь на ноги!
— В смысле? — не понял я. — Опять?
— Поднимитесь! Поднимитесь! — затараторил лошадиный череп, угрожающе раскачиваясь над комнатой.
Я встал.
— И что теперь? — спросил я. — Снова сесть? Вы можете…
— Спасибо, — перебил меня лошадиный череп. — А теперь назовите своё имя.
— Я уже говорил вам своё имя! — закричал я, с ненавистью уставившись в бесстрастный электрический глаз.
— Назовите своё имя, — спокойно повторил череп. — Пожалуйста.
— Алексей Тихонов, — сказал я. — Пилот-навигатор с Ахилла, двадцать шесть лет. Довольны?
Я поднял голову.
— Алексей Тихонов! — крикнул я. — Меня зовут Алексей! Этого достаточно? Вы довольны?
Череп снова кивнул:
— Сядьте на кровать.
Я продолжал стоять, сжимая в кармане пластиковый куб — как тайное оружие, которое я готовился пустить в ход.
— Сядьте на кровать, — повторил череп. — Пожалуйста.
— А если не сяду? — спросил я. — Что вы сделаете? Снова выключите свет? Взорвёте мне барабанные перепонки своим треском? Мне всё равно! Я не буду ничего делать, пока вы…
— Призываем вас к сотрудничеству, — холодно перебил меня лошадиный череп, и его глаз угрожающе засверкал. — Это в ваших же интересах. Если вы не будете сотрудничать, вам откажут в приёме пищи.
— Мне всё равно! — выкрикнул я, но стоять на холодном полу под пронизывающим электрическим взглядом было невыносимо.
Я обернулся, как бы проверяя, что в комнате ничего не изменилось, залез с ногами на кровать и уселся, прислонившись спиной к стене.
— Спасибо, — сказала голова. — А теперь встаньте с кровати.
Было похоже на то, что я оказался внутри огромного неисправного механизма, повторяющего одно и то же действие до тех пор, пока не кончится ток, или не умрёт единственная подопытная свинка.
Я встал.
— Хорошо, — обречённо сказал я. — Я стою. Что теперь? Назвать своё имя?
Череп застыл на секунду, изучая меня своим немигающим взглядом, а затем отодвинулся обратно к двери.
— Назовите своё имя.
— Алексей Тихонов.
— Сядьте на кровать.
— Меня зовут Алексей Тихонов! — закричал я. — Вы слышите?! Алексей Тихонов! Алексей Тихонов! Я техник-навигатор на…
— Сядьте на кровать, — взвизгнул череп и закачался на кронштейне.
Я вытащил из кармана пластиковый куб.
— Алексей Тихонов, — сказал я и посмотрел на куб; тот был оранжевого цвета. — Алексей Тихонов.
— Сядьте на кровать! — завопил срывающимся на звон голосом череп.
Я подкинул куб в руке — пластиковая игрушка была совсем лёгкой, и я сомневался, что попаду в раскачивающуюся над комнатой металлическую башку. Однако я уже не мог просто подчиняться бессмысленным приказам, надеясь, что у этого механизма когда-нибудь замкнёт электрическую цепь.
Я размахнулся и изо всех сил метнул куб в робота на кронштейне. Куб угодил прямо в горящий красный глаз и, не причинив роботу видимого вреда, отскочил на металлический пол.
Однако лошадиный череп обезумел.
Он вздрогнул и, издав пронзительный свист, принялся раскачиваться из стороны в сторону. Кронштейн поскрипывал и гудел, прогибаясь от натуги; казалось, он в любую секунду может сорваться со стены, и вся эта противоестественная конструкция с лязгом обрушится на пол.
— Агреееессия! Прессссссекаться! — визжал череп.
Я испугано попятился и упёрся ногами в кровать. Свет стал таким ярким, что я уже не различал ни потолка, ни стен — только оглушительное белое сияние.
— Агреееессия! Недопустимо! Бууууууудет…
Раздался тяжёлый глухой удар — взбесившийся лошадиный череп, описав широкую дугу на вытянутом кронштейне, с размаху впечатался в светящуюся стену и тут же отлетел назад, как по инерции, и, пронёсшись над комнатой, врезался в стену с противоположной стороны двери.
— Агрессия! Пре…
Голос потонул в надсадном треске помех, а электрический глаз на голове часто замигал, как если бы от ударов внутри этого механизма оборвались контакты.
Послышался ещё один удар — на сей раз с металлическим отзвуком. От робота отлетела мелкая деталь, и я невольно прикрылся руками, услышав лишь, как что-то металлическое со скрежетом заскользило по полу. Когда я опустил руки, красный глаз уже не горел, а обезображенный, помятый череп безвольно свисал над полом на прогнувшемся кронштейне.
Голова была мертва.
Я вовсе не чувствовал радости от внезапного самоубийства своего мучителя. Я долго стоял у кровати, глядя на тонкий суставчатый кронштейн, который продолжал покачиваться с тонким раздражающим скрипом. Было похоже на то, что он едва выдерживает вес поникшего лошадиного черепа и может переломиться в любую секунду.
Наконец, я решился и сделал несколько шагов к двери.
Череп теперь висел совсем низко и, возможно, подпрыгнув, я даже смог бы достать до него рукой. Однако вместо этого я остановился посреди комнаты и, вздохнув, оглянулся по сторонам.
Свет резал глаза, потолка было не видно; меня окружала пронзительная белая пустота.
— Вы здесь? — крикнул я, запрокинув голову. — Вы наблюдаете?
Мне никто не ответил.
— Что вам от меня нужно? — спросил я. — Где я? Где Лида? Почему вы не можете просто…
Под потолком раздался отрывистый щелчок, и комната тут же погрузилась в темноту.
97
За окном было так темно, что я не видел ничего, кроме собственного отражения. Если поначалу я ещё пытался как-то убедить себя лечь спать — ведь от меня больше ничего не зависело, я сделал всё, что мог, и теперь мне оставалось лишь ждать, — то когда на часах перевалило за двенадцать, я уже и не пытался заснуть.
На следующее утро, в десять, должны были объявить результаты.
Все решения давно были приняты, список студентов составлен, однако в силу странной садистской традиции оценки за вступительные экзамены и итоговые проходные баллы скрывали до самого последнего момента, наслаждаясь мучениями абитуриентов, чья судьба решалась путём подсчёта среднего арифметического.
Я настроил извещения на своём суазоре так, чтобы в тот самый момент, когда на портале института вывесят список принятых на авиакосмическое, зазвучало бы противное торопливое контральто, которое я обычно использовал в качестве мелодии для будильника. Впрочем, какие бы результаты ни появились на портале, я бы всё равно поехал в институт, чтобы убедиться лично — как если бы не доверял автоматическим извещениям и сетевым новостям.
Мать моя давно спала, а я лежал на кровати и в десятый раз перечитывал историю технологического, щедро сдобренную странными, нарочито состаренными фотографиями, словно мою будущую, как я надеялся, альма-матер основали несколько веков назад. В действительности строительство институтского городка завершилось лишь за десять лет до моего рождения. В статье, которую я нашёл в открытом доступе в сети, рассказывалось о том, как долго подбирали подходящее место — вдали от городского шума и бесчисленных многоярусных дорог, у реки, в окружении густых вечнозелёных лесопарков. Я представлял свою комнату в общежитии (как широкий профессорский кабинет с разноцветными снимками на стенах), представлял, как зимой буду гулять у замёрзшей поймы после удачного зачёта, не решаясь выйти на тонкий, припорошенный снегом лёд. Во всех своих фантазиях я был не один — я рассказывал своей спутнице о звёздах, глядя на безоблачное дневное небо, цитировал наизусть стихи придуманного поэта, травил байки о студентах и профессорах.