— Людмила Игоревна, весьма настойчиво расспрашивала меня о вас, но я можно сказать не сдался, и теперь в свете есть как минимум ещё один человек страдающий вопросом о том, как отблагодарить одного строптивого боярича. И вот ведь незадача-то! — Князь рассмеялся. — Жениться вы не хотите категорически, а значит украшения молодой боярышне уже не поднесёшь, борзой охотой и жеребцами не увлекаетесь, к деньгам относительно равнодушны. Даже в театр ходите исключительно для того, чтобы действительно посмотреть спектакль, а не уйти с молоденькой актрисой… Так что ваши доброжелатели себе уже голову сломали, как вас отблагодарить.
— Ну, княгиня Бельская, понятно. — Николай пожал плечами. А ещё кто?
— А найденная вашими трудами Анечка Проскурина — любимая внучка почтеннейшего Владимира Львовича? Тоже вот не знают, чем вас отблагодарить. — Ефим Петрович улыбнулся. Он-то привык к проблеме под названием «Отблагодари того, кому ничего не нужно», а вот многим в свете эта забава ещё предстоит.
— Или хорошо известный вам князь Курбский. Про старинную саблю казацкую я знаю, но вы спасли не только княжича Курбского, но и честь семьи, вскрыв это дело с британскими шпионами. Теперь княжич — жертва обстоятельств, а никак не молодой оболтус, что в свете имеет весьма немалое значение. Так что и у него перед вами должок. И это, не считая долга перед вами у царствующей династии. И вот ещё незадача. Княгиня, возвращая долговые расписки и разные нехорошие письма, каждый раз упоминает вас. Ну как бы случайно. Но вот людям, выросшим в свете, того более чем достаточно, и эдак скоро вся Москва перед вами в долгу ходить будет.
— Да я как-то и не знаю… — Николай задумался, подперев гладко бритый подбородок рукой. — Не за наградами же я лезу каждый раз по помойкам?
— Я думаю, вам нужно придумать себе что-то такое, что с одной стороны было бы вам приятно, а с другой помогало людям достойно ответить на вашу помощь. — Князь присел в кресло, напротив. — Может быть коллекция оружия, или заведите собственный музей древностей. И не рублёвых пистолетов, что вы насобирали в своём кабинете и библиотеке, а нечто действительно ценное, ну вот хоть к примеру коллекцию фарфора. Благородно и вполне достойно по цене. А после, передадите дар в музей там или ещё куда. Ну а не захотите — завещаете детям, как семейное собрание. Тоже вполне светский поступок. Понимаете, нельзя держать в должниках пол-Москвы. К вам просто перестанут обращаться, раз невозможно рассчитаться по долгам.
— Ясно. — Николай вздохнул. Тема была для него не очень приятной, но резоны князя он понимал и подумав немного кивнул. — Тогда, пожалуй, начну собирать белое оружие. У меня его уже достаточно для небольшой коллекции.
— Вот и славно. — Князь одобрительно кивнул. — Но я не для этого нарушил ваши планы. — Голицын подошёл к столу, и взял в руки толстую сафьяновую папку, с золотым вензелем, и гербом рода Проскуриных — Гореловых. — Личную благодарность от князя вы уже получили, а теперь извольте ознакомиться с непубличной её частью. — Раскрыв, достал большой конверт алого цвета, и перевернув вверх печатями, протянул Николаю. — И в связи со всем вышесказанным, князь Владимир Львович Проскурин — Горелов, чью внучку вы столь быстро нашли и вернули в родной дом, обратился ко мне с просьбой поспособствовать тому, чтобы вы приняли в дар от рода, земельное владение в шестьсот пятьдесят десятин что располагаются близ деревни Кузьминки. Заметьте, не от него, а именно как дар от рода Проскуриных-Гореловых, бояричу Белоусову.
— Но помилуйте, Ефим Петрович, — Николай в ужасе округлил глаза. — Зачем мне земля, да ещё так много. Шестьсот пятьдесят десятин это же больше девяти квадратных километров!
— Ну что вы так всполошились? — Ефим Петрович укоризненно покачал головой. Ну земля, ну неплохой такой кусок, а учитывая, что столица непрерывно растёт, то цена этой земли будет только возрастать. — Князь, закрыл папку. — В конце концов, построите там усадьбу, или вообще устроите трассу для гонок. Но отказываться никак нельзя. Николай Александрович, тут дело политическое, и весьма непростое. Сим даром, предводитель московского дворянства Владимир Львович Проскурин, не только сообщает всему обществу что весьма ценит оказанную вам услугу, но и таким вот образом показывает фигу, коллегии внутренних дел, которые давно уже, и крайне настойчиво, ели не сказать назойливо, просили продать им эту землю для устройства на ней учебных полей полицейской академии. Ясно, что такое дело как учебное заведение, без земли не останется, но тут светское общество как бы даёт сигнал обществу чиновному, что может обойтись и без его помощи. Ведь не полицейские нашли Анечку, а такой же как они, светский человек.
— И ссорят меня с полицией… ворчливо добавил Николай.
— А, пустое. — Князь взмахнул рукой. — Умный всё поймёт, а на мнение дураков можете наплевать. Так что берите и владейте.
Российская империя, Москва, дом князя Белоусова-младшего
В несколько растрёпанных чувствах, Николай приехал домой, и кухарка остро чувствовавшая настроение хозяина, сразу кинулась потчевать его вкуснейшими пирогами, так что уже через час, боярич отвалился от стола, во вполне благодушном настроении, и уже собирался спуститься в подвал прихватив пару коробок патронов, как в столовую, распахнув двери настежь, влетела Василиса — одна из горничных, которых потихоньку вытаскивала из родной деревни его кухарка и пристраивала служанками в богатые дома. Но к слову сказать, девицы были на редкость хороши собой, и несмотря на высокий рост, имели приятные взгляду округлости. Стоявший рядом с Кутыевкой Второй Егерский полк, уже не первое поколение работал над улучшением породы, и кроме того, деревня находилась на высоком взгорке, и за день приходилось раз десять подняться и спустится по длинной извилистой тропинке, что благотворно сказывалось на женских фигурах. Женщины и девицы в Кутыевке отличались длинными ногами, стройными и подтянутыми фигурами и изрядной физической силой.
Как раз такая служанка — Василиса быстрым шагом вошла в зал, и поклонилась чуть подалась вперёд, изогнув спину, явно демонстрируя высокую грудь, и осиную талию.
— Господин боярич, курьер, до вас прибыл. Да важный какой… страсть.
— Иду. — Николай кивнул, и быстрым шагом пошёл в «нижнюю» гостиную, где обычно принимали всех служивых. Именно поэтому там на полу не было ковров, которые трудно очистить от грязи, а мебель стояла простая, и крепкая.
— Господин гвардии прапорщик? — Николай, войдя в комнату, радушно предложил сесть, но офицер Сварожского полка лишь вытянулся по стойке смирно, и протянул большой конверт.
— Господин старший лейтенант, извольте получить и расписаться.
Николай принял конверт из алой бумаги, и негромко бросив в сторону входа: «Василиса угостите гостя», сорвал печать канцелярии царя, печать секретариата, и массивную медную печать с соколом — личную печать государя, углубился в чтение, документа, предписывающего ему, быть через десять дней на праздновании двухсотлетия основания лейб-гвардии казачьего Гетьманского полка, и собственно именной пропуск на данное мероприятие.
Тем временем, служанка уже вошла в гостиную с подносом на котором стоял лафитник с охлаждённой водкой, а рядом вазочка с крошечными бутербродами — канапе и высокая рюмка из синего стекла.
Взяв с настольного прибора ручку, Николай надписал на обороте клапана конверта роспись в принятии депеши, и оглянувшись увидел, как поручик, приняв пятьдесят граммов, любезничает с горничной, которая словно приплясывала перед ним, строя глазки и улыбаясь.
— Господин прапорщик … — Николай с улыбкой протянул конверт. — Если вам так приглянулась Василиса, можете запросто заходить сюда вне службы. Государевым людям, в моём доме всегда рады, а офицерам Сварожского полка почёт особый.
— Премного благодарю, господин старший лейтенант. — Прапорщик коротко поклонился, и звонко щёлкнув каблуками и улыбнувшись напоследок служанке, вышел.
Телефонный аппарат стоял в кабинете, а параллельный находился рядом, в небольшом помещении, где по задумке архитектора должен был сидеть секретарь. Но поскольку такового у Николая не было, в случае отсутствия хозяина дома на звонки отвечала прислуга.
— Станция? Девяносто восемь тринадцать ноль шесть, пожалуйста. — Николай дождался пока его соединят с домом родителей, и дунул в трубку. — Алло? Папа?
— Нет сынок. — Аделаида Демидовна, поднявшая трубку сразу узнала голос сына несмотря на неважное качество звука. — Ты по поводу приглашения на юбилей Гетьманского полка?
— Да.
— Мы тоже получили. — Подполковник Особой Экспедиции в запасе, Аделаида Демидовна Белоусова улыбнулась, глядя на точно такой же приказ, как и у боярича лежавший у неё на столе. — Всего десять дней до торжества. У тебя всё в порядке с парадной формой?
— Да, мама. Всего один раз надевал. Сейчас дам команду погладить и на всякий случай почистить. За вами заехать?
Мама Николая негромко рассмеялась.
— Твой папа никак не может наиграться со своим Руссо-Балтом, так что мы на своей.
2
Лучше синица в небе, чем свинец в голове.
Москва. Мая 30-го дня 1923 года от Рождества Христова.
Государь Император Всероссийский, в 30-й день мая, высочайше повелеть соизволил:
1. Разрешить офицерам иметь в строю и вообще при исполнении служебных обязанностей, когда установлено быть при оружии, револьверы и автоматические пистолеты следующих систем: 3-х лин. револьверы обр. 1905 года, пистолеты Браунинга, калибром 9 мм, пистолеты Бохардт-Люгера (Парабеллум), также калибра 9 мм и пистолеты Дегтярёва-Коровина (Громобой) с тем, чтобы отпускать патронов для практической стрельбы и службы офицеров и впредь производить только для указанных моделей.
Русский Инвалид 31 мая 1923 года
Поразительная вещь наблюдается в среде полицейских, занятых охраной общественного порядка. Вместо удобных, но чуть устаревших карабинов генерала Мосина, или относительно новых автоматических карабинов полковника Фёдорова, полицейские нижних чинов всё чаще приобретают на свои деньги, разрешённые к ношению так называемые пистолеты — пулемёты ДКА производимые компанией Русская Сталь. Подавляющая огневая мощь этих небольших с виду коротких карабинов, уже стала легендой в среде Пограничной Стражи, и Таможенного Управления, и быстро завоёвывает сердца полицейских по всей России.
Ни карабин, ни револьвер, ни даже карабин Фёдорова, не в состоянии развить такой ужасающей огневой мощи как пистолет пулемёт ДКА. Он готов опустошить магазин вместимостью в тридцать патронов в течении трёх с половиной секунд, и быть перезаряженным и вновь готовым к бою ещё за три секунды.
Подпольная цена на пистолеты-пулемёты, на Сухаревском рынке, может достигать трёх тысяч рублей, но мало кто рискнёт связываться, так как есть негласный приказ, торговцев таким оружием спрашивать с особым пристрастием, а пойманных сообщников отправлять на каторгу безсрочно.
Московский охранитель, 30 мая 1923 года.
Российская империя, Москва, Кремль.
Такое, сугубо военное событие как празднование двухсотлетия лейб-гвардии Гетьманского казачьего полка, на деле вылилось в нескончаемую череду светских приёмов, парадов, выставок, военных игр, и концертов военных оркестров.
Казачий полк, подчинённый лично государю-императору, формировался из казаков всей России, и конкурс был чудовищным — двести — двести пятьдесят человек на место и в составе полка действительно были лучшие из лучших, со всех границ огромной страны.
Поэтому на юбилей полка съехались красочные делегации казачьих воинств. Забайкалье, Терский край, Дон, Жёлтороссия, Архангелогородск, Литвинский край, Бухарский эмират, и многие другие окраины прислали своих представителей на празднование двухсотлетия самого именитого казачьего полка, и привезли подарки царю, как шефу полка, и Гетьману казачьих войск. Везли в основном оружие, снаряжение, лошадей редких пород, и произведения казачьих мастеров-художников. как например уральцы привезли чрезвычайно лёгкие и очень прочные кирасы, украшенные гербом Рюриков, причём на весь полк, а Терские казаки подарили набор походной посуды с золотой насечкой.
Подарки в основном отправлялись в специальный музей, который можно было посетить совершенно бесплатно, но некоторые вещи оставались у семьи, поэтому дарить старались нечто полезное и удобное для повседневного использования, а не дорогое и помпезное.
Несмотря, на то, что это было против правил, и подарки к юбилею полка готовили только казачьи общины и Круги, Николай решил сделать подарок от семьи Белоусовых. Дело в том, что именно на эти дни, приходился ещё один праздник — тысяча лет со дня отмены Ярославом Мудрым Лествичного Права, и переход к чёткой сменяемости власти на Руси. Собственно, историки именно с этого момента вели отсчёт имперской истории, и тогда две пары пистолетов, подаренные дьяком Соколовым спасли жизнь царя и его семьи от нападения родичей, решивших так переменить власть.
Вот и сейчас, Николай приготовил для подарка — автоматические пистолеты или скорее компактные пистолеты-пулемёты калибра девять миллиметров с телескопическим прикладом, выдвигавшимся при нажатии кнопки. Пистолет получился немного громоздким, но это было вполне полноценное оружие для боя на дистанции в полсотни метров, а учитывая ёмкие двадцатипатронные магазины, и возможность стрелять очередями, и довольно смертоносное.
Правда, бдительные охранники отняли на входе патроны пообещав вынести их к моменту дарения, при этом, словно, не заметив личного оружия Николая — «Громобоя» висевшего в подмышечной кобуре.
Весь Кремлёвский дворец был полон казачьих мундиров всех цветов и покроев, и бурлил словно котёл с ведьминым зельем. Но длинная череда на дарение подарков стояла чинно и спокойно. Войсковые, наказные и полевые атаманы, с небольшой свитой ждали своей очереди с подарками в красивых коробках, и даже статными жеребцами в поводу. Александр Денисович, и Аделаида Демидовна реагировали на это вавилонское столпотворение с умеренным любопытством, а очередь тем временем быстро продвигалась, так что у дарителя было пара минут на всю процедуру. Впереди у Белоусовых стояла группа текинцев в чёрных черкесках, огромных мохнатых папахах, и с длинными кинжалами на наборном узорчатом поясе, а за ними трое чукотских казаков в меховых парках, расшитых серебряной нитью, и подпоясанных тяжёлыми ремнями с литыми золотыми бляхами. Отец Николая знавший почти все особенности казачьих подразделений на границах империи, негромко рассказывал о особенностях службы и всякие занимательные истории, когда наконец подошла их очередь, и высокие статные гвардейцы распахнули перед ними двери с золотыми соколами на филёнках.
По коридору, образованному группами казачьих общин и кругов, они втроём подошли к трону у которого стояла почти вся царская семья, включая Любаву, одетую по случаю праздника в мундир рядового бронеходных войск, и Константина в голубой с золотом форме старшего лейтенанта «Отдельной истребительной эскадры» Воздушного флота.
Сам Сергий Первый был в мундире казачьего гетьмана, а царица Тасья в парадной форме Медицинского корпуса, которую носила по праву, так как полностью отслужила лейтенантский ценз, ещё будучи заместителем начальника хирургического отделения военного госпиталя.
Царь с царицей сидели на возвышении под огромным флагом с гербом Рюриков, а внизу перед ними стоял совсем низкий столик, на который выкладывались дары, и откуда их затем подносили к царю, и после того как он брал их в руки, уносили.
А справа и слева от трона, стояли ближники Сергия — два десятка наиболее доверенных людей, как правило занимавших ключевые места в империи.
— Генерального штаба запасный полковник боярин Белоусов, Особой экспедиции запасная подполковник боярыня Белоусова, Тайной канцелярии старший лейтенант боярич Белоусов! — Огласил церемониймейстер, и Александр Денисович шагнув вперёд, стал на одно колено приветствуя государя, и в тот же момент синхронно с ним встали на одно колено Аделаида Денисовна и Николай, поклонились и сразу же встали.