Впрочем, боль я чувствовал всем телом, включая руки и ноги, кисти и ступни. Обошлось без ампутаций, а это уже дорогого стоит, особенно после всех стараний монстров из жерл. Я начал восстанавливать в памяти день спасения; незнакомцев, что пришли на выручку. И я вспомнил почти всё, не без скрипа зубами. Всё-таки муки не из приятных. Я только не смог вспомнить лица своих спасителей.
Затем я ощутил прохладу. После попытался подвигаться. Получилось просто ужасно, я едва шевельнулся. Словно лежал в ванне с затвердевающим цементом. На меня со всех сторон давило что-то очень густое, липкое и плотное.
И я наконец решил открыть глаза, чтобы увидеть, где нахожусь. К сожалению, не всё и не всегда получается. Первая попытка поднять веки ничего не дала. Они слиплись, возможно из-за прохладной жижи, в которой я и лежал. А может мне специально заклеили глаза? Не знаю.
Но шевелить руками или ногами я больше не рисковал. Становилось только больнее, да и эти жалкие попытки трепыхания в густой массе практически ничего мне не давали. Но раз уж я жив, значит тем людям удалось добраться до укрытия. Скорее всего и меня они определили в какую-нибудь местную поликлинику или реанимацию, хотя в этом мире скорее — к какому-нибудь лекарю или целителю.
Прозвучал хлопок, я услышал всё будто издалека. В уши похоже это вещество тоже попало, но хоть дышать и раскрывать рот я мог. Потом послышались шаги, женщина невесело причитала.
— Где я? — в пол голоса спросил я.
— Ой! — женщина, судя по стуку обуви о пол, вздрогнула, — быстро ты очухался.
— Где?..
— Ты в ванне с грязью.
— Чего?!
— Ну, с мраком из жерл.
— Вытащите меня! — прикрикнул я. Чем они вообще думали, когда засовывали меня сюда?
— Нельзя, понимаешь? Лекарка не велела… сказала, что коли вытащим тебя, так ты от боли помр… помереть могёшь, — объяснила женщина, голос звучал, как у той девчонки, но немного ниже и скрипучее. Должно быть это её мать.
— Так грязь лечит?
— Да, ну то есть нет. Ох… она это, снимает боль.
— Ясно…
— Да ты же не видишь света белого, — с жалостью сказала она, — сейчас я тебе глазоньки вытру, бедолага.
После она чем-то шаркнула и стукнула, потом пошла в мою сторону. Я почувствовал влагу на лице. Женщина протирала мои глаза мягкой тканью. Минуты через две она закончила и произнесла:
— Открывай давай.
Я лежал в уютном подземном помещение, стены которого были обиты досками, или скорее состояли из целых брёвен. Затем я сфокусировал взгляд на человеке, что стоял передо мной.
Морщины намекали, что женщина не из самых молодых. Думаю, ей за сорок. Выглядела она опрятно, не богато, а именно ухоженно. Ростом или телосложением не выделялась, самая обычная слегка худая и чуть-чуть сгорбившаяся женщина.
— Бедненький, сколь же ты намучался?.. — я едва расслышал её.
— Уши забились.
— Ой! Точно!
Она потянула руку в карман халата и вытащила из него коричневую шкурку маленького зверька вроде белки. Это она ей протирала мои глаза? Впрочем, брезгливость я уже почти не испытывал.
После того, что со мной сделали твари я, наверное, мог есть землю и совсем не испытывать отвращения. Вскоре женщина очистила мои уши от засохших сгустков смолы. Я стал слышать лучше.
— Бедняжка, совсем ребёнок…
— Я не останусь инвалидом?
— Кем-кем?
— То есть, я поправлюсь?
— Придёт лекарка, ты вон у ней и спрашивай, — после паузы женщина снова посмотрела на меня с жалостью, — ты не из деревни, а из города… на черта ты ночью по пустошам шлялся? Тебе жизнь свою не жалко? Богатые вроде сгустки не собирают, да и солнечники тоже.
— Какие ещё сгустки? — про солнечные камни я уже вроде бы немного понимал.
— Какие-какие? Обычные… Бедненький, сильно же тебе досталось, чтоб им пусто было!
— Голова до сих пор ноет…
Ладно, хватит языком молоть. Нужно узнать какую-нибудь действительно полезную информацию. Но задавать вопросы прямо в лоб я не хотел, начал со стороны. Мало ли, может она только притворяется такой сострадающей простушкой.
— Как вас зовут?
— Дарья. А тебя как звать?
В прошлой жизни я был Кириллом Стена. Нет, не Кириллом по прозвищу «Стена», а Кириллом со странной фамилией. Однако, тогда я был крупным парнем и многие подшучивали над моей «говорящей» фамилией. Но как меня зовут теперь?
— Не помню, голова трещит… — выкрутился, называется. Выиграл немного времени, чтобы придумать новое имя.
— Бедняжка… ну хоть не будешь больше ночью шлындать.
— Да-да… а где я нахожусь?
— О, ты не знаешь?
— Нет, — что-то меня начинает утомлять этот разговор.
— Ты в Погребках. Ну, в деревне… кхм… не люблю это слово. В деревне ниспхвих.
— Нищих? — переспросил я. Женщина сжевала почти всё слово.
— Низших. Мы живём на пустошах, в землянках… сам знаешь, без укрытия нельзя.
— Ага, знаю. Так вы мать семейства получается?
— Как-то странно ты говоришь.
— Городское воспитание.
— Точно, ты ж не деревенский. А я, да, матерь. Сава наш старший сын, Рита средняя дочь. Нашему младшенькому — Энди всего четырнадцать, он тот ещё сорванец.
Я думал, что в этом мире только русскоязычные имена:
— А поче…
— Всё. Хватит вопросов, — Дарья перебила меня, — скоро придёт Тихомир.
— Ваш муж?
— Да. Он человек суровый, ты лучше не дерзи и не пререкайся с ним… Понимаешь, он очень на тебя зол и будет говорить жёстко… требовать что-то будет, поставит тебе условия… Ты на всё соглашайся! Он тебя жизнь спас! Понял?! — в её голосе неожиданно прозвучали нотки агрессии.
— Понял, — ответил я. Кажется, я буду должен этой семье очень-очень много.
После женщина подлила горячую жижу в ванну. С помощью железных щипцов она вынимала камни из ведра и складывала их, как я понял, в специальные железные карманы на внешней стороне. Система «отопления» работала. Я находился под землёй в жидкости и совсем не мёрз.
Вдруг послышались громкие шаги, Дарья даже слегка сгорбилась и нахмурилась, видно муж держал её в ежовых рукавицах. Она быстро докинула парочку раскалённых камней и направилась к выходу. Не успела она выйти, как деревянная дверь широко раскрылась. Высокий и крепкий мужчина наклонился, чтобы лбом не разнести косяк, и вошёл.
— Ну, поговорю я с этим?! — злобно спросил он у жены.
— Да-да. Тихомир, можешь с ним поговорить. Только не… не сильно… плохо мальчонке.
— Мать, не вмешивайся! Иди детям жрачку готовь, я вон дичь притащил, — мужик едва не схватил её за шкирку и не выкинул из комнаты.
— Не сердись только, иду-иду… Ухожу, — она покинула нас и плотно закрыла дверь.
— Ну, пацан, богатая родня у тебя есть?
— Нет… — на самом деле может и есть, только я никого из них не знаю.
— Плохо, очень плохо… — мужик разозлился и задумался, — значит будешь отрабатывать сам.
Глава 4
Если я буду отрабатывать свой долг, то задержусь в деревне надолго. Но, и торопиться особенно некуда. Я не знаю свою семью, как и город, в котором они живут. Если из них вообще кто-то жив. Единственная зацепка — это пузатый Игорь.
— Чё молчишь, пацан?
— Меня разве не в качестве подарка на день рождения спасли?
— Не в том дело. Если бы мы не потратили на тебя лишнее время, то мне б не пришлось разломать камень. Ты же знаешь сколько он стоит?
Понятия не имею, но вроде как должен. Нужно что-то придумать, чтобы мужик всё разложил по полочкам, иначе мы не найдём общий язык.
— Не знаю, я из города…
— Зараза, ты ж только что сказал, что у тебя нет семьи! Врёшь, а?! — Тихомир подошёл ближе, нахмурив брови.
— Нет, не вру. Я совсем ничего не помню…
— Слыхал про такое. Но, если узнаю, что соврал… мало тебе не покажется! — уточнил мужик.
— А чего ценного в том камне, он же угасал?
— Странно ты говоришь, точно не деревенский. Камень-то наполняемым был, его под солнцами энергией наполнить можно было.
— Теперь я понял. И что я вам должен?
— Тот солнечник стоил примерно двадцать тысяч.
— Это много? — вот я ляпнул.
— Видно сильно тебе по башке прилетело… для нашей деревни очень много. Кто работает столько за два-три месяца не всегда получает. Ну, для некоторых городских это совсем не деньги.
— Да уж, не мало.
— Значит так, если хочешь, чтобы тебя поставили на ноги, то клянись, что отработаешь камень, все лекарства и труд лекарки. Если нет, то просто вышвырнем тебя на улицу. До первой ночи ты не доживёшь!
— Нет-нет! — возмутился я.
— Не хочешь отрабатывать? — ухмыльнулся мужик и засмеялся.
Ох и шуточки у него, улыбка так совсем какая-то неестественная. На его лице словно навсегда застыла серьёзность.
— Я отработаю до последней… монеты. Клянусь! — это справедливо, они же спасли мою жизнь. Так что я готов потрудиться для их пользы.
— Славно! Мне нравится твой ответ. Но не нравится, что тебе придётся валяться здесь ещё… а хрен его знает, долго. Будешь обузой, кто-то из семьи будет тратить на тебя время, а не работу… Хм… это тоже добавлю в твой долг.
— Хорошо. Я всё верну, только вылечите меня.
— Ну, по рукам, — мужик протянул мне мозолистую лапу с грубой кожей, — а, ну да, не можешь…
— Я бы пожал, но сами видите…
— Какой-то ты сильно культурный. Ладно. Сейчас дам лекарства и уйду.
Мужик подошёл к ящику. Достал из него сушёные коричневые травы и пробирку с цветным порошком. Подошёл к ванне заполненной смолой и высыпал в неё порошок. Затем перетёр ладошами траву и ссыпал туда же. После он взял толстую палку и начал мешать густую чёрную массу.
— Ай… Ых… — я вздрагивал всякий раз, когда он меня задевал. Надеюсь, что всё же случайно.
— Терпи, пацан, мужиком станешь. Как звать-то тебя?
— Не помню.
— Уверен, что не помнишь? — он посмотрел на меня с укором и недоверием.
— Кирилл, да меня зовут Кирилл, — для правдоподобия надо вспомнить хоть что-то. А моё настоящее имя вроде как вписывается в их мир.
— Кирилл, значит. А я Тихомир, про детей жена уже рассказала, да?
— Угу, — кивнул я.
— Больше пока тебе знать и не надо. Если выздоровеешь, то узнаешь.
— Если? — это слово, как нож в бок.
— Ну, а ты думал, что всё так просто? — Тихомир нахмурился, — ладно, не боись Зоя хорошая лекарка, ещё до моего рождения всех здесь лечила.
— Это обнадёживает.
— Не переобнадёшься смотри. Всё, бывай, мне на охоту пора.
— Удачи.
— Чтоб больше такого не слышал! — гаркнул он и хлопнул дверью.
А что такого в обычном проявление вежливости? Разве плохо, что я пожелал ему удачи? Наверное, в этом мире культура всё же отличается от той, что сформировалась в нашем. Придётся более осторожно подбирать слова и следить за тем, как бы чего лишнего не ляпнуть.
Например, словосочетание «шведский стол» наверняка они не поймут. К фразе: «Делать из мухи слона», тоже вопросы будут. Разве существуют здесь слоны? Но в существовании мух я не сомневался. Одна назойливая зараза долго лазила по моему лицу, а я не мог её прогнать.
Когда Тихомир ушёл, камень на деревянном потолке погас. Комнату наполнила темнота, мне сразу стало не по себе. Но я понимал, что нахожусь в безопасности. Пусть мозг уже и рисовал картинки того, как из тёмных углов на меня бегут всякие мохнатые и шипастые твари. Успокоиться мне удалось не сразу, но я смог перестать нервничать. Заняться было нечем, я закрыл глаза и попытался заснуть.
* * *
— Так-с как самочувствие? — послышался старческий женский голос.
Я открыл глаза и увидел седоволосую редкозубую бабку. Она стояла совсем рядом, а камень на потолке снова светился. Интересно, он тоже защищает от уродов из жерла? Что же, хорошо если так, правда мне всё равно не нравилось, что он отключался, как только я оставался один.
— Молодой, говорить могёшь?
— Да.
— Так чаво мышей в рот набрал?! Спрашиваю: как себя чувствуешь?
— Нормально. Болит всё, но терпимо.
— Так и должно быть. Грязь прогоняет боль, не даёт тебе отбросить копыта, — объяснила бабка.
— Я думал она, наоборот, вредит.
— Такой лоб здоровый, а несмышлёныш. Ох… Сраные демоны людей мраком поливают, чтоб они от мук не сдохли раньше положенного. Ты в школе не учился? Безграмотный?
— Ещё как учился, — пусть и в другом мире, но ей об этом знать ни к чему, — ничего не помню.
— Правду Тихомир сказал, что головой ты долбанулся. Ну ладно, я как раз тебя лечить и пришла.
— А что монстры из людей высасывают?
— Как что?! Жизнь, энергию. Мясо людское для них закуска, приправа. Ты чё никогда на пустошах оболочки не собирал?
— Так я из городских, как-то не доводилось
— Оболочки появляются на пустошах, как лужи после дождя. Ими мы иногда кормим скотину, а иногда в печи жгём.
— И много людских?
— Мало, лучше опустошённых зверей собирать.
— Да, конечно.
— Всё, хватить языком трепать. Дам тебе лекарства, чтоб всё сожрал, а ни то помрёшь.
— Съем с удовольствием.
— Ах-аха-ха… — засмеялась бабка, — я смотрю тебе ещё не приходилось в деревнях лечиться, да?
— Нет, я же из города…
— Ясен-красен. Глаза тогда зажмурь, тебе лучше мои лекарства не видеть. И не нюхать.
Она протянула руку и зажала мой нос между пальцев. Я закрыл глаза, послушавшись её совета. После услышал шорох, и бабка снова заговорила:
— Открывай рот. Чтоб пережевал до кашицы.
Я широко открыл рот. В этот же момент любопытство перевесило и глаза предательски распахнулись. Не знаю точно, что она положила мне между зубов. Но это напоминало маленького зверька и растение одновременно, только в какой-то сушёной-замоченной форме.
Словно чей-то засохший трупик оплетали водоросли. Я принялся жевать. Хруст и звук, как от рвавшихся корней, послышался сразу. Только потом я ощутил вкус этой дряни. Глаза начали слезиться, а горло и полость рта першить, чесаться и вообще меня затошнило.
— Жри, жри, а то не поправишься! — подгоняла меня бабка-лекарка, а сама уже перемешивала мутные жидкости с порошками и мазями.
— Кха… кха! Что я съел?
— Поверь, молодой, ты не хочешь знать. Просто не хо-че-шь.
— Убедили.
— Ты ко всем на "вы"? Больно культурной, — буркнула она и начала мешать в ступе непонятно цвета субстанцию.
— Я же…
— Помню-помню: из города. Но сомневаюсь… городские с низшими говорить не будут. А ты вон, на "вы«.
— Какой есть, так воспитали. А почему вас так не любят?
— Да всё тебя надо рассказывать, тьфу-ты! Давай уже голову напрягай, пусть память-то вернётся.
— Я стараюсь, не получается, — снова пришлось лгать, неприятно.
— Ладно, слухай. Города окружены огромными каменными стенами, увешанными подсолнухами. — Она же про солнечные камни, а не растения? — Ещё подсолнухи замурованы в сами стены. Городские спокойно могут шататься ночью по улицам. У них есть свет, никакие монстры к ним не проберутся. Если только в сильный прорыв. А мы… ну мы неудачники, у которых нет ни магических сил, не приличной работы, ни денег, чтобы жить в безопасности… Отбросы этого мира!
— Жёсткое у ва… нас неравенство. А что такое прорыв?
— Ну это, как явления только много сильнее.
— Явление?
— Да как ты мне надоел, хоть что-нибудь помнишь?.. Ты толи с неба свалился?
— Нет, я же…
— Не перебивай, — она продолжала мешать лекарство, — явления происходят каждую ночь. Как только солнца прячутся за горизонтом, монстры лезут из жерл. Ясно?
— Да.
— Тогда открой рот и приготовься не выпустить из него свой завтрак, — она снова закрыла мне нос пальцами и начала наклонять ступку.
Жевать её содержимое не требовалось. Но глотать от этого легче не становилось, я едва сдерживал рвотные позывы. Если бы не та мясорубка с тварями, я бы точно побрезговал. Но сейчас я не мог позволить себе такую роскошь. Пришлось есть мерзкую жижу.