Ломлюсь за угол, мгновенно падаю на землю, не обращая внимания, как сечет мое обнаженное тело разнообразный мусор и мелкие камешки; перекатываюсь и без малейшего колебания стреляю по темной фигуре, стоящей возле входной двери. Идиот, думал поймать Элиту на примитивной засаде. Фигура переламывается. Контрольный в голову. Минус два. В темноте у меня зрение становится резче, только бы светошумовую гранату не использовали. Тогда сетчатке и зрительному нерву придется восстанавливаться несколько секунд, которых мне может не хватить.
Пламя пожара поднялось выше соседних крыш. С улицы доносятся вопли, кто-то требует вызвать городскую стражу и полицию. Лучше бы огнеборцев позвали, болваны! Сгорят же соседи!
Сигаю через забор, отбрасывая мысли о Сане, так и не выбравшейся наружу. Сама решили свою судьбу. Извини. Так, где еще двое? Ага, калитка распахнута — значит, парни сдрейфили, решили свалить, не попрощавшись. Послышался звук взревевшего автомобиля. Я вылетаю наружу и вижу черный седан с тонированными стеклами, от которых отражаются феерические языки пламени. Стекло задней двери бесшумно заскользило вниз. Выстрел, выстрел! Я «включил» маятник и бросился к наемникам, ощущая горячую смерть, пронесшуюся мимо виска. Мне кровь из носу нужен был «язык», которого я бы расколол тут же, возле горящего дома! И налетел, будь оно неладно! Враг знал о моих слабостях. Под ногами с противным лопающим звуком взорвалась граната, и моя сетчатка перестала реагировать на происходящее. Я оглох, но сделал единственно правильный шаг. Упал на землю и перекатился в сторону, уходя с линии огня. Наверное, это было забавное зрелище. Но не для меня. Все-таки подловили, твари!
Тяжелый удар ноги в грудную клетку припечатал меня к земле. Второй удар вышиб пистолет. Модификаторы сработали на все сто процентов, не давая костям разлететься на кусочки. Это кто же такой? Неужто Черный Палладин? Высокоранговый боец, вроде Элиты. Как говорится, один черт, только с другого ракурса. Он меня уделал. Где же прятался, скотина? Послали для поддержки основной группы, но не светили до определенного момента? Я не успеваю восстановиться. Все, амба.
— Сдохни, собака, — гортанный голос перекрыл звонкий выстрел, и для меня наступила вечная темнота. Никакой модификатор, вживленный в тело, не выдержит пули девятого калибра, выпущенной в башку с расстояния вытянутой руки. С этого момента и началась та история, о которой шла речь вначале. Вернее, началась она чуть раньше…
****
Я проснулся в холодном поту, лежа на чем-то мягком, теплом и влажном. Это что, обоссался, что ли? Немудрено, когда в тебя целятся из пистолета, а потом стреляют, вышибая мозги. Но, судя по функционированию тела, по возможности смотреть по сторонам, отмечая несуразности в окружающей обстановке, какой-то плетеный короб, в котором лежу (гроб, что ли? Оригинально!), понял, что жив. Жив, черт побери! Захотелось закричать от радости, чтобы ощутить всеми клетками своего тела, что не почудилось, что на самом деле дышу и ссусь!
И закричал. Да так, что сам не понял, почему у меня такой писклявый голос. Как у младенца. Твою дивизию! Я же реально младенец, хотя мыслю, как взрослый. И не в гробу лежу, а в колыбели! Это просто я соизмерял свое взрослое тело с окружающей обстановкой, вот и показалось, что вместо постели меня в какой-то ящик затолкали!
— Эй! Кто-нибудь! — заорал я. — Слышите меня?
Из горла вырвался непонятный визг, перешедший в тонкий щенячий скулеж. Раздался топот ног, меня подхватили чьи-то руки, теплые и мягкие, а нежный женский голос проворковал:
— Сейчас, сейчас, милый мой! Кушать захотел? Котеночек мой маленький!
— Не хочу я есть! Кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? Эй, любезная! — я пытался достучаться до этой женщины, но вместо внятной речи я выплевывал взвизги и скулеж.
— Ой, да ты же мокрый!
Меня положили на твердую поверхность (вероятно, на стол или пеленальный комод), и я внезапно замолчал, рассмотрев, кто меня так обихаживает. Красивая молодая женщина, которой еще и двадцати лет, наверное, не было, с ясной улыбкой развернула пеленки, уверенно подтерла меня краем ткани и что-то крикнула. На ее зов явилась какая-то дородная тетка.
— Приготовь ванну, Зоя, — властно сказала женщина. — Я сейчас покормлю Колояра и помою его.
— Госпожа, мы сами можем искупать мальчика, — ответила Зоя. — Вы слишком много времени уделяете ребенку. Вам надо отдыхать.
— Он мой сын, — молодая мать склонилась надо мной и снова улыбнулась. — Ступай, Зоя, и приготовь чистые пеленки с подгузниками.
Госпожа? Колояр? Это что выходит, я каким-то образом попал в тело новорожденного принца? Или княжича? Или какого-то знатного дворянина? Имечко больно странное, что-то из древнерусских времен. Е-мое, вот так дела! Как? Кто объяснит мне, каким образом с выбитыми мозгами я снова живу? Модификаторы сработали? Если так — хвала нашим легендарным ученым! Пусть в теле ребенка, но я могу заново прожить жизнь, и понять, как такое могло произойти. И не попадаясь в такие примитивные «сладкие» ловушки. Я сейчас не заморачивался странностями происходящего. Буду думать, если больше делать нечего, кроме как есть и спать. Авось умные мысли придут в голову.
Мама — а это была именно она, и как бы я не относился к сему факту, нужно признать, что мне придется называть эту женщину мамой — взяла меня вымытого и завернутого в сухую пеленку на руки и села на кровать, потом обнажила правую грудь. Вы представляете реакцию мужика, пусть и в теле новорожденного ребенка? Вот и я замер, перестав хныкать, оглядывая полную тугую грудь с темно-коричневым соском, который мне насильно вложили в рот. Пришлось пересилить себя и начать глотать теплое молоко. Инстинкты победили. Чтобы жить, я должен питаться только таким образом, и не иначе. Разговаривать все равно не могу, да и не нужно пока. Лучше поразмыслю над своими ошибками и выработаю стратегию своего поведения.
С этого момента я стал подавать голос только в самых необходимых случаях: чтобы пеленку поменяли, покормили, поносили на руках по большому красивому дому, на улицу вынесли подышать свежим воздухом. Все остальное время я молчал, обдумывая, чем буду заниматься, когда вырасту. Такое поведение изумляло взрослых, привыкших, что мелкие постоянно плачут или спят. Я же не спал, а глазел в потолок, выучив все изгибы лепнины, каждую трещинку на ней.
Судя по разговорам отца, которого я увидел только на десятый день своего нового рождения, мне предстояло стать наследником свободного рода Волоцких, одного из Первых, как с пафосом говорил этот высокий красивый мужчина с густыми черными усами, широким волевым лицом и глазами, в которых вспыхивала нежность, когда он разговаривал с матерью. Кто такие Первые, я не мог толком понять. Что-то вроде древнейшего рода, вставшего на сторону Великих князей, собиравших разрозненные славянские племена в единый племенной союз. За это предки Волоцких получили право называться Первыми со многими привилегиями, одно из которых твердо соблюдалось: никаких вассальных договоров с клановыми князьями, ни даже с Императорским кланом. Вот так, ни больше, ни меньше. Род Волоцких должен быть свободным и владеть теми землями, которые в древности взял себе один из именитых предков.
Отца звали Ставер, а деда, которого я в глаза не видел — Тримир. То есть, как я понял, имена эти имели древнее происхождение, и нарекались ими только потомки Первых. Но здесь были в ходу и христианские имена. Получалось, что батя носил два имени: Ставер для своих родных и близких, а также для союзных родов, и Василий — в миру. Так что я стал обладателем имени, по которому меня могут определить в широких дворянских кругах как представителя рода Первых. Хорошо это или плохо, я не знал. Но догадывался по отцовским обмолвкам, что не всем аристократам нравятся привилегии Первых. Времена нынче суровые. Приходится бодаться с мощными кланами, отстаивая свои интересы. Какие, я узнал перед самыми событиями, изменившими мою жизнь снова, в который раз!
Род Волоцких обладал землями, в недрах которых хранились несметные сокровища древних степных народов, и из-за которых шла долгая грызня с кланом Щербатовых. Мой дед — Тримир — будучи молодым, стал зарабатывать на этом, пуская имперских археологов на наши земли, которые осуществляли раскопки древних курганов и городищ. За найденные сокровища Волоцкие получали тридцать процентов от суммы найденных драгоценностей и артефактов, и это была неплохая прибыль. А ведь были лесопилки, мельницы, речные перевозки…. В общем, моя будущая жизнь виделась в розовом цвете.
Да, я забыл самое главное. В мире, куда меня занесла нелегкая, или, как хотите — выстрел наемника в мою глупую башку — была магия! Настоящая магия, которую получали в дар почему-то только представители аристократии. Если сравнивать с моим прежним миром, аналогом магических умений там являлось использование модификаторов — таинственных усилителей физических возможностей человека. Почему таинственных? А кто из шароголовых готов был сказать нам, что они делают с нашими телами, генами, скелетом? Полная физиологическая перестройка организма, внедренные в ДНК какие-то чужеродные, но не отторгаемые гены — весь этот комплекс услуг делал нас теми самыми магами и чародеями. Конечно, огненными шарами я кидаться не умел, и превращать людей в лягушек не мог, но предел моих возможностей до конца так и не был изучен. Короче, без излишнего пафоса: я был крут. А здесь…
Здесь у меня был Дар, настоящий, магический. Доставшийся в наследство по крови, и возможно, еще и улучшенный. Но пока не инициированный. Нужно было подождать несколько лет.
Которых, как оказалось, у меня не было. Вернее, не оказалось у моих родителей, чтобы провести эту самую инициацию и понять, кем будет их сын.
А все лучшее закончилось в тот день, когда в имении Волоцких собралась близкая родня, представители союзных родов и прочие преданные люди, чтобы отметить мою годовщину рождения. Странно как получается, раздумывал я, лежа в колыбели, пока меня не понесли показывать гостям: Колояр родился за несколько дней до моего переноса в него, и был здоровым карапузом. Что же случилось такого, что мое сознание заместило душу новорожденного? Чем больше я думал, тем меньше мне нравился ответ. Скорее всего, маленький Колояр умер. Синдром внезапной смерти младенца еще никто не отменял на земном шарике. Дети мерли всегда. Задыхались от неправильного положения во время сна, нерадивые мамки придавливали…. Колояр умер в тот момент, когда пристрелили меня. Но что именно послужило причиной переноса? Хотелось думать, что модификаторы каким-то образом поспособствовали счастливой возможности обрести тело, пусть и младенца. И родители Колояра счастливы, и я. Что же в этом плохого? Не буду заморачиваться, а просто расти и жить. Мама молода и красива, может, подарит мне сестер и братьев. Думаю, дело не за горами.
Внезапный грохот в нижней части особняка насторожил меня. Лежа в корзинке уже готовый для показа, я понял, что там произошел взрыв. Настоящий взрыв. Гранату кинули, что ли? Нет, похоже, что сработало взрывное устройство, заложенное в зале. Стены качнулись, с потолка посыпалась известка. Я заругался, что выразилось в тихом писке. Потом внизу дико закричали. Кричали долго, вперемешку с выстрелами из автоматического оружия. Ребята, это была бойня, а не какая-то пиротехническая шутка дебилов. А вскоре я почувствовал запах дыма. Он шел отовсюду, валил из щелей, поднимался от пола, проникал через двери. Я запаниковал и заорал.
Дверь с силой ударилась о косяк. Кто-то от души пнул по ней, и я увидел маму и отца, которых толкали в спину какие-то мужики в черной униформе и в балаклавках, закрывавших лица, вооруженные короткоствольными автоматами, а кто-то и пистолетами с глушителями. Их было человек шесть. Отца грубо пихнули и ударили по ногам, чтобы он упал на колени. Так же поступили с матерью. Она была в разорванном по боку платье, из носа текла кровь.
— Откажись, Ставер, от Курганных земель, — раздался голос одного из мужчин в маске. — Ты же сам видишь, к чему привело упрямство тебя и твоего отца. Мало тебе смертей? А сегодня ты потерял всех союзников, родственников и друзей. Или еще сына забрать?
Мужик подошел ко мне и приставил глушитель к виску. Да что же это такое? Я чуть не взвыл. Опять мозги вышибать будут? Со злости я прекратил орать и уставился на этого урода. Да что там увидишь? Губы, нос, глаза, наполненные ледяной жутью. Кто ты такой, гад? Открыл рот и выругался. Беззвучно.
— Однако, — ухмыльнулся мужик. — Смелый пацан…Даже орать перестал.
— Не надо-оо! — простонала мать, падая на колени и вытягивая руки по направлению к колыбельке. — Прошу вас, оставьте сына жить! Убейте меня, если так жаждете нашей крови!
— Оставим щенка — потом пожалеем, — откликнулся один из черных, стоя возле самых дверей. От него ощутимо несло странной энергией, наполненной силой и мощью. Маг, что ли? — Стреляй, Мисяй.
Мисяй? Я же тебя запомнил, урод!
— Мне князь не давал такого приказа. Кончить Волоцких всех, кроме пацана. А нарушать слово хозяина я не буду.
— Помяните мое слово, хлебнете потом горя с ним! — повысил голос черный маг. — Он уже умирал, но воскрес! Как будто провидение ведет его за руку….
У меня мороз по коже прошлепал босыми ногами. Как эта тварь почуяла, что ребенок разменял свою душу на мою? Кажется, никто не понял, что он вообще сказал. Отец молчит, наклонив голову. Блин, да что происходит? Неужели Ставер так накосячил, что всю родню только что вырезали без жалости, да еще союзников покрошили?! Но что именно сделал отец?
— Да заткнись ты, Невзор! Умалишенный! — поморщился Мисяй. — Так что, Ставер, подпишешь договор? Ради своей семьи, жены, сына… Ну?
— Передай своему князю, пес, — поднял голову отец, — что Волоцкие никогда не прогнутся перед Щербатовыми. Он еще ответит перед Советом Кланов.
Дым уже видимыми космами плавал в комнате, и черные фигуры стали нервно дергаться. Всем хотелось свалить отсюда.
— Дурак ты, Ставер, — вздохнул Мисяй и дважды нажал на курок. На груди матери появились красные цветы, и она молча рухнула вниз лицом на пол. Отец тихо завыл.
— Не хотел красоту портить, — пояснил палач. — Красивая у тебя жена была. Зря, ты перешел дорогу моему хозяину. Глава рода Лихачевых дал согласие на свадьбу своей дочери с князем Щербатовым, а ты все испортил своей дурацкой любовью!
Нахрена, спрашивается? За такие вещи отвечают кровью! А так бы жила сейчас третьей женой князя, а не валялась мертвой перед твоими глазами.
Так вот что случилось! Н-да, папка действительно накосячил. В этом мире, как я понял, за слова надо отвечать. И за поступки тоже. Аристократия не любит, когда ее макают в дерьмо мордой. Странно, что я не ощущаю от происходящего каких-то эмоций. Мать лежит в крови, отец содрогается в рыданиях, а я отстраненно рассуждаю о принципах «лишнего не болтай, чужого не бери».
— Тварь! — ринулся на него отец и был сбит с ног прикладом автомата. Ему уже не дали подняться, молотя ногами в башмаках со стальными вкладками. Я поморщился. Действительно, зачем было упорствовать? Подписал бы отречение от земель. Не прожили бы на доходы от своего производства? Да ну, рассказывайте! Подозреваю, что доходы были приличные, жаловаться грех. Зато теперь гордо примет смерть. Угробил жену, легко и сам умрет. Не понимаю.
Сдвоенный кашель пистолета подтвердил мои мысли.
— Берите пацана и сматываемся отсюда, — сказал Мисяй.
Мы оказались на улице. Мою колыбель нес черный маг, но даже со своего ложа я видел, как полыхает особняк. Первый этаж с погибшими гостями уже пожрало пламя, а второй еще держался в клубах едкого белесо-жирного дыма.
— Мальчишку оставь где-нибудь на огороде, вон там, где теплицы. В капусту закинь, подальше от огня, — приказал Мисяй. — Княжеское слово… не перечь, Невзор.
— Лихо оставили в живых, — буркнул Невзор, но потопал куда-то. Поставил корзинку на землю и наклонился надо мной. Я с ненавистью посмотрел в его глаза. Жаль, лица не вижу. Но имя глубоко врезалось в мою память. Невзор, я уничтожу тебя, когда вырасту!