- Сурков что ли? – усмехнулся Глеб.
- А кабы и так? Я-то тебя твоим Кормильцевым ни секунды не попрекал!
- Будь он жив… - отчаянно выдохнул Глеб и тут же замолчал.
- Вон отсюда, - тихо произнес Вадим, указывая на дверь.
Глеб поднял на брата побледневшее лицо и едва слышно пробормотал:
- А я хотел просить тебя подыграть мне на “Сером небе”…
Вадим повернулся к нему, не веря своим ушам.
- Ну раз ты его больше не поешь, а я один не могу, мне нужен клавишник…
- Бекрева позови, - сухо бросил Вадим. – Он на алтарь всегда готов.
Глеб покачал головой.
- Ты хочешь вторые ностальгические что ли? И новую порцию судов и грязного белья? Хоть память мамы пощади…
- Вадик, я тут написал кое-что… Оно совсем не годится в Матрицу, как ни суй. Не наш концепт. Так, может, тогда…
- Хочешь мне с барского плеча для сольника тексты что ль подарить? – усмехнулся Вадим.
- Нет, я хотел предложить… В общем, давай попробуем записать их вдвоем, а? Принеси гитару, я сыграю их тебе.
На ватных ногах Вадим прошагал в кабинет, взял с дивана гитару и вернулся на кухню. Его мозг отказывался верить в происходящее.
И тут Глеб запел. Слушая альбомы Матрицы все эти девять лет, Вадим все больше убеждался в верности принятого когда-то решения о роспуске Агаты – ни одна из выпущенных Глебом песен даже при самой тщательной обработке не годилась на агатовский альбом. И Саша Козлов с ним бы согласился, Вадим знал это, изучил вкусы друга за много лет совместного творчества. Тексты Глеба в Матрице – слишком черствые, злые, а временами и совершенно бездарные – ранили Вадима, лишний раз доказывая ему его правоту: Агата умерла в первую очередь в их головах и сердцах.
И вот сейчас они с братом сидели на кухне, Глеб перебирал струны гитары и напевал надтреснутым голосом что-то показавшееся Вадиму вторым “Ураганом”. Такое же надрывное, больное, искреннее и вместе с тем прекрасное и полное света и страсти. Вадим перехватил пальцами гриф гитары и отобрал ее у брата.
- Ты Агату хочешь возродить, я правильно понимаю?
Глеб опустил голову, вжал ее в плечи и потер рукавом кончик носа.
- Мы же опять будем собачиться, ты это понимаешь?
- Тебе же понравилось, - хитро ухмыльнулся Глеб. – А, значит, не будем. Аранжируй как посчитаешь нужным.
- Может, ты и Олимпийский снова собрался покорить? – улыбнулся Вадим.
- А тебе слабо как тогда в Лужниках?
- Что, и красную пижамку с антресолей достанешь? – Вадим уже не в силах был сдерживать рвавшийся наружу смех.
- Новую сошью! – ладонь Глеба с грохотом опустилась на стол.
- А спорим, что тебе слабо! – крикнул Вадим.
- На пять миллионов что ли?
- А хоть бы и так!
- Эх, разбить некому, - вздохнул Глеб, не отпуская теплую ладонь брата, сжимая ее чуть крепче положенного.
- Не вопрос, я сейчас Котову позвоню, - и Вадим с шумом отодвинул табуретку.
Первый концерт в Олимпийском, приуроченный к выходу одиннадцатого студийного альбома Агаты Кристи, состоялся уже через восемь месяцев. В зале было не протолкнуться, и обезумевшие от счастья фанаты не знали, чего им ждать от вечно удивлявших их братьев. Но еще больше счастья светилось в глазах самих вышедших на сцену Самойловых. Похорошевший и подтянутый Глеб бойко крутил микрофонную стойку, не выпускал из губ электронную сигарету и по старинке заламывал брата, а потный Вадим во весь голос выкрикивал свое коронное на «Убей меня, убей себя», тыкался головой Глебу в грудь и скакал по сцене, раздирая струны. И словно эти проклятые девять лет унес за собой неведомый красный петух, огонь летучий, поглотила сытая свинья, подмел с мостовой уставший дворник, слизал языком вервольф…
И публика орала и бесновалась, и братья веселились и переглядывались…
И только один человек в толпе наблюдал за происходящим с плохо скрываемым раздражением. Он прослушал не больше трех песен и тут же направился к выходу, закусывая губу, прижимая ладонь ко лбу и бормоча себе под нос:
- А ведь я предупреждал его! Предупреждал! Все-таки зациклился… Как же быть-то теперь…
Человек вышел из Олимпийского и растворился в ночи.
========== Глава 1. Беглец ==========
Купи мою правду, море-океан,
Она мне уже не нужна.
Может быть, может быть, за твоей волной
Меня не найдут никогда.
Я убегаю.
Юля сладко потянулась и медленно открыла глаза: наступил долгожданный выходной, выезд на студию у Вадима не планировался – впервые за очень долгое время – и она лежала в полумраке и предвкушала, как они, наконец-то, позавтракают вместе – может, ей все-таки удастся уговорить его на оладьи, она сама уже устала от бесконечных диет и хотела хоть немного расслабиться. А потом… Андрей приглашал к себе на дачу на шашлыки, и хоть Вадим старался соблюдать субординацию… Юля рывком села. Ну конечно же, он давно встал. Он всегда, даже по выходным, вставал не позднее семи утра. Миновали те времена, когда именно Юле приходилось его расталкивать, таскать на пробежку и в холодный душ. Самодисциплина давно стала его вторым я. Юля встала, поднялась на цыпочки и снова сладко потянулась. Солнечные лучи проникали в спальню даже сквозь плотный гобелен, и она радостно подбежала к окну и раздвинула шторы. День обещал быть отменным.
На часах было уже около одиннадцати, значит, Вадим давно вернулся с пробежки и попивал кофе в кабинете, и Юля на цыпочках прокралась по коридору. Она толкнула ногой дверь и заглянула внутрь, однако, кабинет пустовал. Юля удивленно пожала плечами и потопала в гостиную: Вадим любил позаседать там в кресле и с гитарой или с очередным творением Мичио Каку. Но в гостиной его тоже не оказалось. Кухня! Она тут же ринулась туда, готовясь увидеть мужа, тайно уминающего бутерброд с докторской, пока она спит и не контролирует ситуацию. И Юля уже набрала воздуха в грудь, чтобы разразиться гневной тирадой, а затем все равно весело расхохотаться, но на кухне Вадима тоже не было. Стол сиял идеальной чистотой, на нем не наблюдалось ни крошки. Да и чайник был пустым и холодным – словно никто с прошлого вечера его и не кипятил… Юля задумчиво потерла лоб и для верности заглянула еще на балкон, но и там не обнаружила мужа.
Все еще бегает? Она вернулась в спальню, взяла с тумбочки мобильный и набрала его номер, и в следующую секунду в комнате заиграла: «Спрячь меня, лес, помоги, а я тебе вечную душу продам. Лучше тебе я отдам ее, чем тем, кто идет по моим по следам». Юля пожала плечами и недоуменно уставилась на звеневший мобильник мужа. Он никогда его не забывал. Даже уходя на пробежку. Ну что ж, все когда-то случается в первый раз.
Она поплелась на кухню жарить оладьи, чтобы встретить Вадима уже в полной кулинарной готовности. И через час на тарелке дымилась горка обаятельных оладий, а рядом красовались банка сгущенки и розетка с апельсиновым джемом. Он тратил на пробежку всегда не больше часа, однако на дворе был полдень, а Вадим все еще не вернулся. Юля задумалась, вспоминая вчерашний вечер: может быть, она что-то упустила? Может, он предупреждал ее о чем-то, а она забыла или прослушала? Да нет, вечер как вечер: Вадим вернулся из студии около десяти, поужинал в одиночестве, потом они посмотрели какую-то очередную мелодраму и завалились спать. Никаких планов на выходные не строили, а про визит к Каплеву Юля решила поговорить с ним уже на следующее утро. Точно! Каплев же!
Юля набрала номер Андрея.
- Привет, Юль. Ну что, ждать вас?
- Андрей, он тебе вчера не говорил, что отлучится куда-нибудь? Его с утра дома нет, и мобильный оставил в спальне. Ни записки, ничего. Я уже переживать начала…
- Да нет, - задумался Андрей. – Сказал только, что подумает насчет шашлыков, да и все. Ну ты не паникуй раньше времени, мало ли куда его срочно вызвали, а про телефон он мог вспомнить только по дороге. Ты звони, если что. Давай до вечера подождем.
И она ждала: приготовила обед, пыталась читать и смотреть нелепые шоу по телевизору. Каплев звонил ей два раза, но ей нечем было его порадовать.
- Может, в розыск уже подавать? – в отчаянии вскричала она в одиннадцать вечера, когда Андрей позвонил ей уже в пятый, наверное, раз. – Или в морги с больницами звонить… У него же телефона с собой нет, как они мой номер узнают?
- А паспорт его где? Все больницы и морги Москвы обзванивать и недели не хватит. Лучше для начала участкового набери. Хочешь, я приеду?
И Юля, испугавшись, что эту ночь ей придется провести в полном одиночестве и неизвестности, тихо пролепетала в трубку:
- Хочу.
- Хорошо. Звони участковому, я выезжаю.
Первым делом она прошла к шкафу с документами и с ужасом обнаружила там паспорт мужа – паспорт, который тот всегда таскал с собой.
Тогда она принялась рыться в сумке в поисках визитки участкового, но тщетно. Потом вспомнила, что в ноуте Вадима хранилось что-то вроде импровизированного телефонного справочника, и она пошла в его кабинет и подняла крышку, судорожно пытаясь вспомнить пароль. Однако компьютер оказался включенным и не запароленным, что привело Юлю в легкое недоумение – еще несколько дней назад она лично наблюдала, как Вадим вводил пароль, да и он всегда отключал свой ноут на ночь…
Рабочий стол был девственно чист – ни одного ярлыка даже из стандартного набора, только три видеофайла прямо по центру абсолютно черного экрана. Один из них назывался «ЮЛЕ», второй – «ЯНЕ», третий – «МАМЕ». Юля ощутила, как сердце ее заколотилось где-то в горле, и торопливо кликнула по видео со своим именем.
На экране появился Вадим. Он сидел здесь же в своем кабинете, и съемка была сделана не раньше, чем пару дней назад – эту темно-синюю футболку Юля кинула в стирку буквально вчера. Она нажала на паузу, врубила звук на полную громкость, открыла видео на весь экран и приготовилась слушать, с трудом осознавая происходящее.
- Юлечка, надеюсь, ты догадаешься порыться в моем ноуте чуть раньше, чем окончательно запаникуешь. Не переживай, любимая, со мной все хорошо, я жив и здоров – знаю, это главное, что тебя сейчас волнует. А теперь я должен объяснить, что все-таки произошло. Прости меня, девочка моя, но я должен уйти. Уйти не от тебя, ты моя главная опора и радость в этом мире. Уйти из моей нынешней жизни, из привычного окружения. Это сознательный шаг, к которому я долго готовился, и этот уход очень важен для меня. Боюсь, я не могу сказать тебе, куда именно я ухожу, и прошу не искать меня – не потому что не хочу, чтобы меня нашли, хотя и это, безусловно, тоже. Найти меня у тебя вряд ли получится, а ты потратишь уйму времени и сил на поиски. Не надо, родная, я уже обо всем позаботился. Ты же знаешь, как упорно я старался полюбить весь этот жестокий мир с его странными законами, принять его таким, какой он есть, подладиться под него или подладить его под себя, но это слишком нетривиальная задача, и мне еще многое предстоит понять, чтобы научиться воспринимать все происходящее в этом мире спокойно и безмятежно. Ты как никто другой знаешь все мои маски и все мои бездны. И мне надоело носить одни и заглядывать в другие. Мне хочется жить открыто и честно, а сейчас это не выходит – публичность – мерзкая штука, уж ты-то знаешь, как она меня выводит. Поэтому я и выбрал в конечном итоге одиночество и побег из этого мира. Я был очень счастлив с тобой и никогда не забуду наши годы вместе, но, девочка моя, по моей вине ты так и не смогла обзавестись ребенком – годы под кокаином сделали меня бесплодным, и я благодарен тебе за терпение, которым ты одаривала меня все это время, не пытаясь найти мне замену. Настал и мой час поблагодарить тебя за все. Я хочу, чтобы ты смогла стать матерью, наконец, тебе так пойдет эта прекрасная роль. Я не хотел бы давить на тебя, советовать, кормить рекомендациями, я знаю, ты этого не любишь. Просто позволь обратить твое внимание на Андрея – он давно влюблен в тебя, и если вдруг он интересен тебе чуть более, чем как мой клавишник, просто знай это. И не показывай ему этого видео, не смущай парня, если решишь, что тебе это не нужно. Развод я оформил в одностороннем порядке, документы найдешь в шкафу, где мы их обычно храним. Там же лежат и бумаги на квартиру – месяц назад я выкупил ее, теперь она в твоем полном распоряжении. Собственником записана тоже ты. Все мои банковские счета также переведены на твое имя. Там не бог весть какие деньги, но на первое время тебе должно хватить. Машина тоже твоя. Со всеми долгами я расплатился, считаю, что ты должна это знать и не переживать об этом в дальнейшем. Все права на СДК и студию также отныне на тебе. Вам с Каплевым и остальными ребятами решать, как вы всем этим распорядитесь. Можете попробовать взять Глебыча на роль фронтмена – он давно мечтает вырваться из Екатеринбурга сюда. Все права на Агату Кристи я переписал на Глеба, однако, он должен будет платить тебе, маме и Яне определенный процент от каждого гонорара, если решится выступать под этим именем в одиночку. Я постарался позаботиться обо всем и если вдруг забыл что-то упомянуть в этом видео, покопошись в документах, там должно быть все важное.
Я записал еще два обращения – к Яне и маме. Прошу, по возможности передай им эти видео. Глебу записывать не стал ничего, не думаю, что он в этом нуждается.
Прости меня, девочка моя, но мне это очень нужно. Не держи на меня обиду, я действительно был по-настоящему счастлив с тобой, но сейчас пришло время уйти. Ни музыка, ни саморазвитие в том виде, в каком я мог им заниматься, уже не дают мне того, чего мне так страстно хочется, не помогают забыться. Надеюсь, ты стойко перенесешь мой уход и обретешь новое счастье, которого ты бесспорно заслуживаешь.
Я люблю тебя. Прощай.
Юля с ужасом взирала на экран, не в силах поверить увиденному и услышанному. Она пересмотрела видео еще раза три, потом с грохотом захлопнула крышку ноутбука и разрыдалась. В этот момент послышался звонок в дверь. Она соскочила и, вытирая слезы, побежала в прихожую встречать Андрея. Еще никогда она не была так рада видеть Каплева. Уже не стесняясь слишком личного характера сообщения, она тут же включила его Андрею.
- Бумаги проверяла? – спросил он, как только видео закончилось.
Юля охнула, приложила ладони к щекам и бросилась к шкафу с документами. На пол полетело буквально все, и Андрей присел на корточки, разбирая упавшие листки: свидетельство о разводе, паспорта обоих, право собственности на квартиру, справки из банка…
- Ты хоть что-нибудь понимаешь? – пробормотала Юля, сжимая в пальцах документальное доказательство того, что Вадим ей больше не муж.
Каплев покачал головой, а затем протянул:
- Но вообще я ждал чего-то подобного. С ним в последнее время и вправду неладное творилось. Разве ты не замечала?
Юля помотала головой.
- Не хуже прежнего. Вот в 2010 все реально было паршиво: после Нашествия он на несколько месяцев заперся дома – не брился, почти не ел, пил только беспрестанно и чушь разную по телеку смотрел. Я его не трогала. Следила только, чтобы дальше алкоголя дело не зашло. Ну и суды когда нагрянули, тоже замотанным был, но и неудивительно. А в последнее время он как раз стал похож на прежнего Вадима…
- В том-то и дело, - покачал головой Каплев. – Я-то все это ваше просветление винил. Думал, обрел человек покой и веру в себя, ну да и ладно, чего я буду со своим ценным-то к нему лезть, лишь бы ему хорошо было. А подспудно все же свербила неприятная мысль, что что-то с ним не так, как будто он не с нами уже, не здесь. Как будто завершает дела – так обычно последнюю сессию перед выпуском из института сдают – со всей тщательностью, без тени пофигизма. Чтобы корочки получить и забыть обо всем раз и навсегда…
- Надо в розыск объявлять, - тряхнула Юля головой.
- Зачем? Он ведь просил этого не делать. Ведь он сам ушел. Давай будем уважать его решение…
- Господи, Андрей, как же мне теперь быть? Как мне жить без него? – и Юля вдруг совсем по-детски разрыдалась, уткнувшись головой в плечо Каплева, а тот неуклюже гладил ее по волосам и дул в макушку, как когда-то ему самому в детстве делала бабушка, желая успокоить. – Почему? Почему он это сделал? Все ведь было так хорошо! – бормотала она, молотя кулаками по коленям стойкого Каплева, а тот прижал ее к себе еще крепче и робко пытался убаюкивать.