Я шагнул обратно к штаб-офицерам, постаравшись скрыться среди них. Но те расступились, образовав вокруг меня круг, будто я зачумленный какой-то.
- Генерал-полковник, - обратился фельдмаршал к Волостову, - советую вам обратить внимание на этого офицера.
- Так точно, - махнул рукой скорее для проформы тот и одним глазом подмигнул мне, так чтобы не видел Литтенхайм. - Уже обратил.
Обратно мы с Волостовым ехали в моей машине. Военный совет достаточно быстро закончился. Стратегию нового этапа войны в общих чертах выработали, командующие направлениями назначены, - воплощать принятые решения теперь нам, штаб-офицерам. Штурмовать Серую гору в составе отдельной дивизии, в которую вошли все драгунские полки армии Литтенхайма и две трети гренадерских полков, предстояло Волостову. Он вышел чуть позже меня из штаба, но нагнал, пока я искал Хельга и мое авто. Когда генерал-полковник спешил, то выглядел на удивление комично. Он бежал, переваливаясь с ноги на ногу, раскачиваясь всем телом, как будто сидел в седле. Мне стоило некоторых усилий сдержать улыбку.
- Полковник, - сказал он мне, - у меня никакого желания трястись в бронеавтомобиле по такой жаре. Нам обоим катить в Килкенни, так что я решил проехаться на вашем замечательном авто-кабриолете. Не возражаете?
- Никак нет, - уставной фразой ответил я.
- Оставьте, полковник, - махнул рукой Волостов. - Без чинов, мы же не в штабе фон Литтенхайма.
Хоть я и штаб-офицер, но общаться "без чинов" с генерал-полковником мне как-то не приходилось еще.
Вместе мы отыскали Хельга, сумевшего пристроить мою машину достаточно близко к проходу в минном поле и проволочных заграждениях. Прыгнули на заднее сидение. Волостов махнул рукой несколько опешившему от такой компании Филимону - езжай, мол. Мой денщик нервно сглотнул и завел авто. Через проходы в минных полях мы катили все также медленно, впереди и позади нас едва ползли бронеавтомобили. Причем первый был еще и на полугусеничном ходу, так что скорость у него была даже не черепашья. Тут я эпитета не смог подобрать. А вот остроумному Хельгу это удалось.
- Вот ведь больная улитка, - хлопнул он пол рулевому колесу, - опившаяся тормозной жидкости.
Мне пришлось кусать щеки и губы до боли, что не рассмеяться в присутствии генерал-полковника. Пусть и "без чинов", но сдерживаться надо. Однако сам генерал-полковник сдерживаться не собирался. Он расхохотался в голос. А уж голос у него был настоящий громкий, командный. Такой хохот, наверное, стоило бы назвать гомерическим, никакой другой эпитет к нему не подходил. Тут уж не удержался и я. Вместе мы хохотали, наверное, несколько минут. И только злой, как черт, Филимон продолжал поливать бронеавтомобилистов, едущих перед нами. Но как бы цветисто он не выражался, ничего лучше улитки выдать ему не удалось.
- Да уж, - утерев глаза, произнес Волостов. - Хорошую штуку мы все-таки провернули в Килкенни. Альбионцы рискнули - и проиграли. Когда мы атаковали их с двух сторон, сняли слишком много солдат с фронта, думали, сумеют отразить наш натиск, а тебя сметут одним махом. Но ты держался крепко, вцепился в землю зубами, а я подтянул один, имеющийся в нашем оперативном резерве "Бобер" и проломил альбионскую оборону.
- С нашей стороны риск тоже был весьма велик, - пожал плечами я. - Если бы демоны сразу после гибели своего командира бросили позиции, а с них станется, кто знает, что у них под рогатыми лбами творится, боюсь, удержать позиции нам бы не удалось.
- Мы рискнули - и выиграли, - усмехнулся генерал-полковник, - альбионцы рискнули - и проиграли. А все потому, что мы с тобой, Нефедоров, рисковали осознанно и обдумано, враг же - действовал практически наобум. Мы заставили альбионцев реагировать на наши действия, значит, ситуацию контролировали мы. - Он подмигнул мне.
Тут Хельг вырвался на оперативный простор. Ловко обошел полугусеничный бронеавтомобиль и вжал педаль газа в пол. Наша машина рванула с такой скоростью, что в лицо полетела всякая мелочь из-под колес и вездесущая пыль. Я хлопнул денщика по плечу.
- Очки давай, - крикнул я ему, - две пары. - И для уверенности пальцами показал, сколько окуляров надо.
Тот не оборачиваясь, кивнул, и через минуту протянул мне очки. Я отдал одни генерал-полковнику.
- Я никогда не ездил быстрее на своем авто, - сказал мне Волостов. - Я не слишком хороший шофер, редко практикуюсь. Не привык к такой скорости.
- Я тоже, - пожал плечами я. - Дома я все больше на трамвае катаюсь или пешком хожу, автомобиля у меня своего нет. Как-то нужды покупать не было, - объяснил я в ответ на вопросительный взгляд генерала. - Да и тут меня Хельг еще ни разу такой скоростью не баловал.
- Достало тащиться! - прокомментировал через плечо Хельг. - Оторваться хочется! Но по первому же приказу...
- Не надо, не надо, - похлопал его по плечу генерал-полковник. - Я так быстро не ездил с тех пор, как кавалеристом был.
До Килкенни мы добрались уже в ночной темноте. Хельг вынужден был сбросить скорость, чтобы не угробить нас. У ставки генерал-полковника мой денщик лихо затормозил. Волостов выбрался из машины, вернул очки Хельгу и отдал честь. Я подскочил на сидении, козырнул в ответ.
- Ну ты дал, Хельг, - усмехнулся я, когда мы отправились дальше, уже к дому, где квартировал я с офицерами. - Улитка сразила нашего командующего наповал. Сманит он тебя теперь. Как пить дать, сманит к себе.
Филимон в ответ только философически пожал плечам. Мол, сманит - и сманит. Он-то человек подневольный, генерал-полковнику достаточно приказать - и Хельг станет уже его денщиком.
Глава 11.
На перемещение войск ушла почти неделя. Это время мы потратили с толком. Я отрядил зампотылу выбивать нам дополнительные доспехи, побольше для рядового состава. Они ведь и качеством несколько хуже офицерских, что вполне понятно, и потому, что так же естественно, выходят из строя куда быстрее. Батареи для лучевых карабинов. У строчки этого запроса я даже числа ставить не стал. Сколько сумеет выбить, столько и будет. Такого расходного материала много быть не может. Как и лент к пулеметам. Там я тоже ставить числа не стал. С этим и моим благословением я отправил Дрезнера, получившего недавно по выслуге полковничий чин, что придало ему некоторой солидности, в тыл, дав роту Подъяблонского в качестве сопровождения и несколько грузовиков, реквизированных в Килкенни. Драгун отправлял так же сугубо для солидности - маршруты были давно уже очищены нашими егерями, и ездить по ним можно было вполне свободно, не опасаясь партизан.
Вернулся Дрезнер не только с боеприпасами и доспехами, но и с пополнением. Прибыли полки, которые должны будут укрепить нашу дивизию, а значит, со дня на день стоит ждать приказа о выступлении на фронт.
Вот ведь странно. Не прошло и недели с тех пор, как мы брали Килкенни, а он мне кажется тылом. До линии фронта, которая отодвинулась к Серым горам, было, собственно, рукой подать, ощущение от жизни, все равно, какое-то тыловое. Даже пушек не слышно. Всю нашу крупнокалиберную артиллерию перебросили к укрепрайону на горе Пепельной, где собирают кулак для фальшивой осады. И налетов вражеской авиации совсем нет.
Когда Литтенхайм устроил разнос генералу от авиации, я снова вспомнил о странном поведении вражеских военно-воздушных сил Эрины. При обычном раскладе у нас дня бы не прошло без бомбардировки, оглохли бы от сирен и залпов зенитной артиллерии. Даже на Пангее с ее медлительной войной и сидением в траншеях, альбионцы налетали на нас дважды в неделю, и столько же было ответных рейдов нашей авиации. Что ни день где-нибудь в небе разыгрывалась воздушная дуэль между истребителями. Казалось, они исключительно от скуки носятся над нашими головами, поливая друг друга из пулеметов. Хотя может, на Пангее так оно и было. Сбивали друг друга редко, как только самолет получал несколько пробоин, тут же уходил за линию фронта. А вот при налетах бомбардировщиков драка шла всерьез.
Тут же, как будто мы и не по их родной земле идем. Давно пора бы уж ударить по нам с воздуха. Но нет. В небе только наши истребители. Бомбардировщиков Литтенхайм везти не стал. Оборона, как он, наверное, посчитал, важнее.
Смотров или парадов, какие любят некоторые генералы - и вопреки расхожему мнению не только те, что пороха ни разу не нюхали - не было. Дивизия в штатном порядке погрузилась на поезда и отправилась на новую линию фронта. Один за другим длинные поезда, влекомые несколькими локомотивами, уходили в даль, скрываясь за горизонтом. Позиции нам были заранее подготовлены саперами и там до поры дежурили несколько строевых полков. Они поддержат атаку, вместе с гренадерами, когда мы прорвем линии обороны.
Между вагонами с личным составом были прицеплены орудийные платформы, ощетинившиеся зенитными орудиями и счетверенными пулеметами. Конечно, наше передвижение будет прикрывать и наша истребительная авиация, но и от зениток отказываться никто не собирался. Надежней с ними как-то.
Мой полк грузился одним из последних, среди драгунских, конечно. Наверное, из-за серьезных потерь в сражении за Килкенни. Ведь сначала отправлялись на передовую полки из резерва, а за ними те, кто штурмовали город с фронта, а потом уже и мой, 5-й, и 8-й Башинского. На следующий поезд грузились уже гренадеры, собственно, половину вагонов нашего занимали они же.
Катили весело. Пусть и бросали взгляды на небо, когда слышали гул двигателей, ожидая увидеть там аэропланы с альбионскими эмблемами. Но все равно, ощущения были будто не фронт, а с фронта домой едем. К транспортам, которые увезут нас прочь отсюда.
Я трясся в штабном вагоне, большую часть которого занимал стол с картой укрепрайона Серой горы. Напротив сидели Башинский и повышенный до полковника Фермор, как раз его 18-й Померанский. За два дня мы успели изучить карту до последней точки, обозначающей бугорок, про который мы не знали, есть он на самом деле, или это у чертежника сломался грифель. Вот мы и бессмысленно глядели в окно, открытое, ибо в вагоне царила жара и духота. Жили мы в том же вагоне, где для проживания офицеров были выделены практически полноценные небольшие купе, имелся даже умывальник, хоть и один на два купе.
- Твою ж в гробину мать! - неожиданно выругался Фермор, подскочивший в окну, едва не сшибив меня наплечником брони. С доспехом и повязкой он не расставался. - Альбионцы!
Я тоже вскочил, оттолкнув его. Ведь уже на гул моторов аэропланов уже перестал реагировать. Оказывается зря.
Матей Беднарж капитан альбионского королевского воздушного флота был далеким потомком эмигрантов из мира, который теперь называется Саар. Уже мало кто помнил, что в те времена их родина носила совсем другое имя. Когда-то в детстве и Беднарж знал его, а сейчас как-то подзабыл. А вот историю родного мира капитан помнил отлично. Мир заселяли этнические поляки, чехи, словаки и прочие уроженцы так называемой Восточной Европы. Они вырвались из-под навязчивой опеки Панъевропейской империи, вассалами которой считались, воспользовавшись войной с демонами и частью космической программы, разрабатывающейся на их территории. Планета, которой они достигли, стала для всех них новой родиной. Они расселились по разным уголкам ее, постепенно развивая промышленность и сельское хозяйство. Но все закончилось, когда их нашла молодая империя Доппельштерн.
Это было в период активного расширения территорий всех нынешних могучих государств. И планета стала лакомым кусочком для Доппельштерна. Однако возвращаться под руку наследницы Панъевропейской империи жители будущего Саара не пожелали. В первое время они выступили единым фронтом против захватчиков - и штернам пришлось туго. Воевать за родную землю здесь было очень много желающих. И дрались они насмерть. Но надолго их решимости не хватило. Самые решительные погибли в первые месяцы, сгинув под смертоносными лучами, бомбами и снарядами. Остались упорные, но таких было немного. К тому моменту, когда помощь Светлании - капитан Беднарж вспомнил-таки название родины - предложил Альбион, было уже поздно. Сыграли свою роль обострившиеся разногласия между этническими группами. Появилось слишком много коллаброционистов. Войска Доппельштерна уже стояли на подступах в столице планеты. И все, что смогло сделать альбионцы - это эвакуировать с планеты тех, кто пожелал этого. Из них и были сформированы несколько полков, в том числе и авиационных. Один из них дислоцировался на Эрине.
Они долго сидели в тылу. Им не разрешали даже подниматься в воздух, чтобы сбить наглеющих день ото дня разведчиков Доппельштерна. И это раздражало всех пилотов, вне зависимости от того, были ли потомками уроженцев Светлании или же коренными эринцами, гордящимися своими фамилиями.
Но сегодня изменилось!
Полк подняли, конечно, не по тревоге, однако сигнал трубы "весьма спешно" говорил о многом. Капитан Беднарж выбежал из дома, на ходу застегивая гимнастерку. Стояла жара, и воевать в комбинезонах было бы просто невыносимо. Застегнутый шлем был переброшен через руку.
Пилоты собирались у самолетов техники в пока еще чистых комбинезонах стояли тут же. Проверять машины нужды не было - аэропланы, как и летчики как будто сами рвались в небо.
- Ну что, ястребки мои, - усмехнулся полковник Гражина, как всегда подходя к самолетам последним, "со значением", как любил приговаривать сам командир, - засиделись мы на земле. Пора в небо. Приказ есть. Атакуем поезда штернов, которые идут к Серым горам. По машинам!
В небо подняли весь полк, что поначалу несколько удивило опытного капитана Беднаржа. Однако стоило, спустя несколько минут увидеть длинную вереницу поездов, вагоны которых перемежались зенитными платформами, он понял, меньшим количеством тут не справиться. Тем более, что зенитные платформы поездов уже начали огрызаться пушечными залпами. Небо расцвело некрасивыми серовато-черными бутонами первых взрывов.
- Тут, конечно, работа для штурмовиков, - прогудел лейтенант Марцин Гловацкий, ведомый Беднаржа, - но не все ж им одним развлекаться, верно, Матей?
- Вернее некуда, Марцин, - ответил тот, нервно тиская пальцами штурвал, как всегда перед первым виражом боя. - Держись за мой хвост, Марцин!
И он резко на форсаже бросил машину вперед и вниз. Ему не надо было глядеть через плечо, чтобы знать, Гловацкий не отстает. Он вел машину на бреющем полете, в опасной близости к земле, казалось, его аэроплан вот-вот пройдется брюхом по высокой траве. Тут его не могли достать вражеские зенитки и пулеметы, но и ему самому придется очень сильно рискнуть, во время атаки пройдясь прямо перед их носом.
Беднарж дернул рычаг на себя - машина задрала нос и выскочила из-за края платформы. Все еще слишком низко для зениток. Он надавил на гашетку. Пули прошлись по платформе, но особенно никому не повредили - с такого угла много урона не нанесешь. А вот вагонам досталось хорошо. Беднаржа порадовал длинный ряд черных дырок в их деревянных стенках. Вслед за ним прошелся Гловацкий, превратив стенки в настоящее решето.
А теперь предстояло самое опасное. Пройтись по-над зенитной платформой, в смертельной близости от ее пулеметов. Беднарж врубил форсаж. Ускорение вжало его в удобное кресло. В глазах заплясали багровые мухи. Он почти не слышал зловещего перестука счетверенных пулеметов. Оставалось надеяться только на удачу и скорость его машины. Ни та, ни другая не подвели! Он ушел в небо, сбросив скорость, как только перестук пулеметов отделился и стал совсем не слышен из-за звона в ушах.
- Как ты там, Марцин? - спросил Беднарж у ведомого. Тот ответил неразборчивым бурчанием. Видимо, еще не совсем отошел от перегрузок форсажа. - Второй заход!
На этот раз они обрушились на поезд сверху. Пули изрешетили крыши нескольких вагонов. А перед самой зенитной платформой пилоты вновь ушли вверх на форсаже.
- А все-таки штурмовики бы лучше нас не управились, - сказал после второго захода Гловацкий. - Посшибали бы их зенитки!