– Товарищ Скворцов, а что же случилось с вашим стажером, Болховитиновым?
Матрос кивнул головой и глубоко вздохнул.
– Мы его в шайку «монастырских» решили внедрить. Как раз после того, как заговорили о смерти Гвидона. Ну, думаем, время подходящее, пока в банде разлад, можно и рискнуть. Для вида обвинили Андрея в пособничестве бандитам, провели дома обыск, бросили за решетку. Он с нашей помощью сбежал и в тот же день пристал к «монастырским». Мы уж было решили, что все хорошо, удалась операция по внедрению агента! А на следующий день рыбаки на берегу реки труп обнаружили. На лбу Андрея, сволочи, звезду вырезали и записку сунули за ухо: «Пламенный привет уголовному розыску!»
– А правда, что сегодня здесь заваруха была, чуть власть не пала?
– Правда, еле отскочили…
Рундук умолк, приложив палец к губам. Со стороны углового дома, в котором до революции располагалась чайная купца Степанова, послышались цоконье копыт и погромыхивание повозки. Спустя некоторое время во тьме показалась серая тощая лошадь. Прядая головой и фыркая, она остановилась на противоположной от мануфактурного склада обочине. С подводы спрыгнул тщедушный, не высокого роста возница, прошел мимо нашего кустарника и крадущейся походкой направился к складу. У двери с тяжелым амбарным замком он огляделся, повернул кудлатую голову налево, затем направо, зачем-то посмотрел вверх, на месяц. Через секунду послышалось мерное – вжик-вжик!
– Пилочку в ход пустил, – шепнул мне Рундук. – Пошли! Пока пилит, не услышит наших шагов.
Юный грабитель вовсю занимался своим делом, когда тяжелая рука матроса легла на его костлявое плечо. Пилка упала на землю, пацан было дернулся, но тут же понял, что от железной хватки ему никуда не деться.
– Пустите, больно!
– Складик надумал обчистить, шельмец? – ухмыльнулся матрос. – А где ж твои дружки?
Малец, облаченный в темный пиджачишко и брюки, поглядел на моряка, узнал его и захныкал:
– Какие дружки? Отпустите меня, дяденька Скворцов! Я больше не буду.
– Знаем, как ты не будешь! А ну пошли!
– Куда?
– К товарищу Светловскому. Известно тебе, кто он такой?
– Начальник уголовки, – захныкал еще пуще пацан. – Я, правда, больше не буду, дяденька Скворцов. Вот крест святой!
– Хватит сопли пускать! – дернул я его за рукав. – Что за повозку бросил на той стороне дороги?
– Я это… крестьянина одного самогоном угостил, он и поснул в подводе.
– Мал пострел, да удал, – улыбнулся Скворцов, дав Шкету легкого леща. – Вишь ты, как подготовился. Ну, сельчанин пусть себе дрыхнет, а мы пройдемся немного по ночному Петродару.
Cветловский жил на улице Усманской, невдалеке от ее пересечения с Базарной. Как и было условлено, мы пару раз негромко стукнули в окно одноэтажного каменного флигеля. Почти в тот же миг занавеска отдернулась, и наш начальник жестом показал нам проследовать к крыльцу.
– Прошу, – сказал он, открывая входную дверь со свечкой в руке. Задвинув засов, провел нас всех троих через сени и прихожую в небольшую кухню и усадил за стол. Воткнув свечку в подсвечник, разогрел чайник на примусе, налил себе и нам чаю.
Я с удовольствием наблюдал, как хозяин ставит на середину стола тарелочки с морковной заваркой и колотым сахаром. Хоть чаю глотнуть! Почти целый день маковой росинки во рту не было!
– Так, так, – проговорил Светловский, поглядывая на задержанного подростка. – Это, значит, и есть наш Васька Шкет. Вот он, оказывается, какой! Ну, ты брат, даешь! Лихо начинаешь! У Кузьминых квартиру обнес, к мануфактурному сунулся. Что потом? Бандитское перо в бок или милицейская пуля в башку?.. Ты вроде бы должен пойти на дело с дружками.
– В одиночку к складу пожаловал, – пояснил матрос.
Шкет cо своим тонким носом и острым подбородком походил на маленького взъерошенного воробья. Он хлебал подкрашенный кипяток, грыз кусочек сахара и исподлобья посматривал на сурового розыскника.
– Я работаю один, ни под кем не хожу!.. Любка сдала меня, да?.. Ей я задвинул, что с дружками склад чистить буду. Cучка драная!.. А вы прикинули, что я с «монастырскими»?
– Не скрою, были такие предположения, – сказал Светловский. – Что же нам с тобой делать?
– Определим его в детскую трудовую колонию, да и дело с концом! – резко cказал Рундук.
– Не хочу в колонию! – заныл пацан, скорчив плаксивую мину. – Там воли нет.
Светловский подвинул к юному грабителю тарелку с сахаром.
– Бери, не стесняйся!
– Не надо в колонию, товарищ Светловский! – продолжал ныть Шкет. – Лучше я вам помогать стану. Все выведаю! Хотите про «синих» или «монастырских» знать больше? Я на «монастырских» жуть, какой злой, отлупили меня недавно, скоты! Все ребра пересчитали!
– За что же?
Подросток отхлебнул чая, шмыгнул носом.
– Не туда, по ихнему, полез… Вырасту, всех перешмаляю! А первого – Белого!
– Что за Белый?
– Ихний главарь. Длинный такой, худой, горбоносый, и глаза, как это… глубоко посаженные. Это он агенту вашему звезду на лбу вырезал.
У Светловского при свете свечи отчетливо заходили желваки на скулах. Он знаком показал нам со Скворцовым подниматься. Проводив нас до двери, проговорил:
– Я тут еще малость побеседую с мальцом. А вы ступайте по домам. Поспите немного. Ну, до завтра!.. Да, Данила, ты не думай, о разговоре тех двух дворянчиков в закусочной я не забыл. Завтра и начнем вплотную заниматься этой темой.
– Хорошо, – произнес я с легкой улыбкой. – Только куда ж мне идти?
– Вот, черт! Совсем не подумали об этом… У меня, конечно, можно расположиться на полу, но какой же это будет сон?
– Да и у меня только на полу можно поспать, – развел руками Рундук.
– Слушай, Данила, а не пойти ли тебе в Угро? В шифоньере найдешь матрасец и подушку с одеялом. Я сам там раза три ночевал, когда с писаниной засиживался допоздна. Ничего, выспаться можно… Спиридон, проводи Данилу, а то вдруг часовые заартачатся.
Мы со Сворцовым оставили дом и пошли вверх по Базарной. На полдороге мимо нас с оружием в руках пробежала группа людей в кожанках.
– Чекисты, – объяснил мне матрос. – Весь день сегодня бандитов отстреливают!
Спустя минуту где-то неподалеку послышались громкие крики, и разразилась пальба.
Глава 5
После ухода Скворцова из кабинета я постелил на венские стулья матрасик, бросил на него подушку и лег, укрывшись тонким одеялом. Часы на стене, показывавшие половину первого, размеренно тикали, с нижнего этажа доносился едва различимый бубнеж двух дежурных милиционеров. Моя попытка быстро уйти в отключку ни к чему не привела. Голова полнилась мыслями, они кружились в каком-то нескончаемом хороводе и никак не давали уснуть.
Ну, попал! Из сытого XXI века – в голодный 1919-й! Революции еще нет и двух лет, гремит братоубийственная Гражданская, расцветает пышным цветом бандитизм, кругом уголовщина. Одно дело читать архивные документы, лениво писать статьи по теме, совсем другое оказаться в этом сложном, поистине суровом времени. И впереди не легче! НЭП, индустриализация, коллективизация, троцкизм, культ личности Сталина!..
Один день, а сколько событий! Башку сносит! И это, судя по всему, только начало. Что меня ждет? Вернусь назад в будущее, пропаду в горниле грозных событий, которые переживает город, вся страна, или добьюсь чего-то такого, чем можно будет гордиться?.. Не дано тебе этого знать, Данила Нечаев, стажер Петродарского уголовного розыска. Ну, не дано!.. Не ломай голову, постарайся для начала просто заснуть и увидеть какой-нибудь клевый сон…
Я открыл глаза, когда рассвет только-только начинал брезжить. Снилось, что я долго бегу от кого-то по безлюдным городским улицам и все спрашиваю себя: «Когда же это все кончится?.. Должен же быть всему предел!»
За окном светлело, ранние пичуги в ветвях деревьев уже заводили свои пробные трели. Вдали, в пригородной слободе, лениво, словно бы нехотя, тявкали собаки, азартно перекликались петухи, утробно мычали коровы.
Я зевнул, полежал немного. Поняв, что забыться сном больше не удастся, встал, убрал на место спальные принадлежности и расставил стулья. Подошел со свечкой к картотеке, заведенной еще при царизме, и выдвинул ящик с надписью «гоп-стопники». Именно в уличных грабителях я надеялся отыскать карточку Меченого. И точно, она была там: Гаврилов Степан Иванович, прочитал я, кличка Меченый, 31 года (карту составили в 1916 году), уроженец с-ца Алексеевка Петродарского уезда. Проживает: Монастырка, дом пять. Православный, холост, грамотный, нападение на улице с целью грабежа. Приметы: рост – 1 метр 70 сант., телосложение – крупное, волосы – темные, густые, усы – темные, цвет лица – землисто-серый, выражение – суровое, глаза – карие, нос – большой, подбородок – твердый, руки – ддинные, привычка держать их в карманах. Сутуловат, походка – в развалку. Особенности в жестикуляции, мимике и т. п. – лицо неподвижное, каменное… Рубль за сто, сыщик, ознакомившись с содержанием карточки, легко мог вычислить Меченого в толпе! Умели сыскари до революции составлять картотеки!
Другие надписи на ящиках гласили: «взломщики», «карманники-щипачи», «медвежатники», «фармазонщики», «форточники», «скупщики краденного» и так далее.
На столе Светловского лежал ворох бумаг. Я присел, включил настольную лампу и прежде чем углубиться в их изучение, ознакомился с листками, лежавшими на столешнице под стеклом.
«Ноября 2-го дня, 1918 года. Комиссия по устройству великого Октябрьского Революционного Праздника постановила: переименовать улицы и площади г. Петродара:
1/ Cоборную площадь – в Интернациональную,
2/ Троицкую – в Коммунальную,
3/ Вознесенскую – в Красную,
4/ Старо-базарную – в Революционную,
5/ Тюремную – в Площадь Свободы,
6/ Церковную улицу – в Толстова,
7/ Солдатскую – в Красноармейскую.
Кинематограф:
1/ Модерн – в Луч Свободы
2/ Унион – в Красную Звезду
Сообщая об этом постановлении, Исполком Совдепа предложил Отделу Городского Хозяйства в срочном порядке «заменить угловые вывески новыми надписями».
На отдельном листке синими чернилами отмечалось, что в середине августа 1919 года был создан разведывательный батальон, которому поставлена задача держать оборону в районе сел Сошки, Двуречки и Боринское. Под руководством укома партии и Петродарского ревкома формировались партизанские отряды, части самообороны, народное ополчение, а также части Красной Армии для обороны города и Южного фронта.
Хранящийся рядом мандат давал право членам Совдепа «производства обысков в гор. Петродаре и его окрестностях», причем оружие, интендантское имущество, спиртные напитки, золотые и серебряные монеты и вещи подлежали конфискации.
В удостоверении, выданном тов. Светловскому, указывалось, что с разрешения Петродарского Совдепа он мог произвести реквизицию «у братьев Сидоровых автомобилей и мотоциклеток».
Из «Cписка изъятия» я узнал, что венские стулья, на которых я провел ночь, когда-то стояли в домах «Шамонова, Перелыгина и Коликова».
Отдела Революционного налога уведомлял, что реквизиция идет полным ходом. Братья Сидоровы лишились 75000 рублей, Замятин – 50000 рублей, Егуповы – 35000 рублей…
Мое внимание затем привлекли текущие сводки: «22 августа в бывшей кофейне Корчицкого на Советской (быв. Дворянской) в пьяной драке убит гражданин Чирков. Покойный отличался буйным, беспокойным нравом».
И в мое время хватало пьяных разборок, в коих больше всех перепадало быковатым и неадекватным!
В тот же день «около 10 часов вечера в глухой части ул. Кузнецкой ограблена супружеская пара Ветвицких». В начале одиннадцатого неподалеку «на бывшем Соборном спуске подвергся нападению зубной врач И.С. Шульман». Что это? Случайность или системный подход?
«В районе вокзала задержан переодетый офицер царской армии, но из-за ротозейства патруля враждебный элемент сумел скрыться».
«У западной заставы два буржуйских сынка, оба кадеты, застрелив часового красноармейца, скрылись в ближайших оврагах, чтобы пробраться к Мамантову».
О, а вот что-то вроде коротенького дневника. Не узнаю ли я из записей Светловского подробностей беспорядков в конце августа?.. Ну надо же! Ровно то, что надо:
«26 августа. Неделю отсутствует связь с губернским Тамбовом и соседним Козловом. Елецкий УИК сообщает по телеграфу устаревшие сведения. Есть мнение, что мамантовцы продвигаются по линиям Грязи-Козлов, Грязи-Царицын, Грязи-Воронеж и в сторону Раненбурга и Лебедяни. Назначены уполномоченные по волостям уезда, принято решение об организации обороны на линии сахарного завода Гарденина. В ревкоме и Совдепе еще не паника, но до нее, судя по всему, недалеко.
27 августа. Из Кузьминок и Алексеевки поступают тревожные вести. В Алексеевку прибыл батальон 1-го Симбирского полка красных коммунаров, отступив от Козлова. На его основе создано несколько отрядов для отправки в Задонск.
28 августа. 150 белоказаков двигаются к Трубетчино со стороны Доброго. Повешен член сельсовета. В Петродар прибыли козловские чекисты, им удалось бежать из захваченного соседнего города.
29 августа. Трубетчино занято отрядом белоказаков в тысячу сабель. Петродар лихорадит. Многие служащие Совдепа отказались выйти на работу. Чекисты заставили их придти на службу. По городу ползут зловещие слухи. Под утро местные бандиты, воспользовавшись этим, начали грабить склады. Ревком ответил приказом № 4, по которому мародеры должны расстреливаться на месте. Около 500 белоказаков вторглись в Шехманскую волость.
Здесь же сводка о рейде знаменитого генерала: «Утром 10 августа 4-й Донской конный корпус Мамантова (6 тысяч сабель, 3 тысячи штыков, 12 орудий, 7 бронепоездов, 3 броневика), прорвав фронт, углубился в тыл Красной Армии. 18 августа белоказаки захватили Тамбов, 22 августа – Козлов, 27 августа – Раненбург, 28 августа – Лебедянь».
Нашелся приказ ревкома о вводе военного положения: «В связи с продвижением казацких банд город Петродар и уезд с 26 августа объявляются на осадном положении. Всякое движение по городу совершенно прекращается с 10-ти часов вечера до 6 часов утра. Все увеселительные места и зрелища закрываются на все время осадного положения».
Я откинулся на спинку стула и закинул руки за голову. Что мне известно вообще о послереволюционном периоде? В результате Октябрьской революции 1917 года в России к власти пришили большевики и поддержавшие их левые эсеры. Советская власть установилась на большей части страны, но в казачьих районах ее не признали. Вспыхнули кровавые мятежи. В конце 1917 года на юг, в Донскую область, проникли ярые противники новой власти – генералы Корнилов, Деникин, Лукомский. Атаман Краснов возглавил белое казачество, генерал Деникин – добровольческую армию, насчитывавшую не менее 150 тысяч бойцов. Летом 1919 года Деникин издал «Московскую директиву», согласно которой целью широкого наступления являлся захват Первопрестольной. Белогвардейский фронт огромной дугой протянулся от моря Черного до Каспийского. В истории Гражданской войны не было более критического момента. Борьба в самом разгаре. Красные, белые, зеленые, самостийные в упоении колотят друг друга. В противоборство вовлечены все слои населения, мать горестно вздыхает, льет слезы, отец проклинает сына, брат идет на брата. Каждый отстаивает свою правду. На ум приходят строчки поэта Александра Прокофьева:
Когда мы в огнеметной лаве
Решили все отдать борьбе –
Мы мало думали о славе,
О нашей собственной судьбе
По совести – другая думка
У нас была, светла, как мед:
Чтоб пули были в наших сумках
И чтоб работал пулемет!..
Англия, Франция и иные державы азартно включились в игру, поставляя белым винтовки, танки, самолеты. Но не настолько, чтобы белогвардейцы и казаки в одночасье разгромили красных. Нет, лидерам стран Антанты затянувшееся кровопролитие было выгодно, они надеялись, что, в конечном счете, оно доведет-таки ослабевшую Россию до краха…