Остальные согласились, оставив биолога с его сомнениями в меньшинстве.
— Кто-нибудь хочет что-то добавить? Если нет, через четверть часа я хочу видеть всех готовыми к выходу, — завершил дискуссию капитан.
Через четверть часа они были готовы. Все, кроме Сайто, у которого, как обычно, случилась небольшая проблема с амуницией.
— Ну что такое? — нервничал Мирский.
— Момент… — бормотал геолог, словно Лаокоон, сражаясь со спутанной сбруей гравистата.
— Кронкайт, помоги ему, — обратился капитан к навигатору.
Рассвет — краснее и глубже, чем на Земле, — зарумянил небеса. Снег вокруг загорелся, будто расплавленная сталь, ледяные иголки быстрее закружили в дыхании утреннего ветра.
— Планеры?
— Проверены.
— SAB?
— Барический градиент резковат, надо бы откалибровать, как приземлимся, — ответил Карлссон.
— Резервный синтезатор у кого-нибудь есть?
— У меня, — Кронкайт поднял руку.
Мирский скользнул взглядом по лицам, сглаженным желемасками. Даже ван Хофф, из-за крупного носа прозванный Сирано, сделался чуть симпатичнее.
— Ну хорошо. Еще раз напоминаю: мы идем вместе и возвращаемся вместе. Не разделяемся, никаких индивидуальных выходов. И это не пожелание или просьба, господа. Понятно?
Они кивнули. Капитан вздохнул, понимая, как немного это значит. Но на случай чего у него были средства заставить их выполнять приказы.
Жест был излишним, однако он щелкнул пальцами, и мини-эскадра автоботов — их дополнительных глаз, ушей и, появись в том необходимость, смертельно результативных преторианцев — исчезла. После следующей немой команды в невидимое состояние перешел челнок.
— Наша очередь.
Семь фигур в разноцветных комбинезонах — одна за другой — растворились словно призраки в морозном горном воздухе и следом за осыпающимся за скальную грань снегом полетели вниз, к облакам.
— Дорога? — неуверенно спросил Рамани.
— А что оно, по-твоему, еще такое? — удивился Бринцев, поскольку перед ними явно была дорога. Превосходно нивелированная и, несомненно, искусственная. С той единственной маленькой странностью, что кончалась она, либо — если кому так удобнее думать — начиналась прямо в стене горного массива.
— И как ты это объяснишь?
— Чувством юмора туземцев? — пожал плечами инженер. — Впрочем, кто сказал, что дорога тупиковая? Мы тоже могли бы замаскировать челнок под груду камней.
— Для голограммы, — индус ударил кулаком в скалу, — это не по-земному солидно.
— Знаешь, так сложилось, что мы не на Земле, — Бринцев присел на корточки и провел рукой по опалесцирующей поверхности.
На первый взгляд, та напоминала бетонные шестиугольники, но под пальцами он не почувствовал ни разрывов, ни стыков. А еще ни один из них не был ни правильным, ни похожим на соседние.
— Листок под микроскопом, — сказал Карлссон.
Россиянин встал и вопросительно взглянул на ксенобиолога.
— Такие у меня ассоциации, — пояснил швед и добавил: — Если это кого-то интересует, уровень кислорода вырос до тридцати двух процентов.
— Аж столько? Ты шутишь! Наверху рецепторы показывали всего шестнадцать.
— Я знаю.
— Тогда как?..
— А вот этого не знаю, — Карлссон развел руками.
— Получается, что… пожалуй, мы могли бы обойтись без масок, — несмело сказал ван Хофф.
— А мы могли бы? — подхватил Мирский.
— После акклиматизации, полагаю, — откашлялся Карлссон. — Однако пока я не советовал бы их снимать.
— А наши шапки-невидимки? — спросил геолог Сайто.
Капитан взглянул на буйство фосфоресцирующих призраков, какими они видели друг друга на нулевом уровне, на ржавый горизонт с танцующими стайками пыльных демонов и на дорогу, пропадавшую в туманной перспективе. Потом — снова на людей.
— Голосуем.
— Я за то, чтобы выключить, — Бринцев поднял руку. — Раз уж мы решили пойти со, скажем так, открытым забралом и не в удаленном варианте, какой смысл прятаться?
— Верно, — поддержал его Кронкайт.
— Кто думает так же? — Капитан насчитал шесть поднятых рук. — Редкое единогласие. Стало быть, деактивируем.
— Лишь бы нас не приняли за радугу, — рассмеялся ван Хофф, глядя на их комбинезоны. — Я в голубом, капитан в оранжевом, Бринцев в красном… Кстати, Саша, ты цвет выбирал из-за исторических сантиментов?
— Смотри мне, Сирано! — Инженер шутливо погрозил ему пальцем.
— Смотрю. Знаете, что эта дорога имеет почти такой же азимут, какой мы выбрали бы и без нее?
— Ну и что? — спросил Кронкайт.
— Может, и ничего, — пожал плечами физик. — Но так-то… лучше я себя чувствую. Пойдем?
— Вот тебе и дорога! — с чувством произнес Рамани.
Бринцев не ответил: его, как и остальных, застали врасплох. Опаловый путь ни с того ни с сего не столько обрывался, сколько преломлялся. Стекал будто замерзший водопад по отвесной стене и расщеплялся в нескольких десятках метров ниже на веер отдельных тропок.
На их глазах тропки росли, расползались и спутывались, пока наконец вся равнина, от клифа до стены туч, заслонявших горизонт, не покрылась сложной арабеской зигзагов, меандров и спиралей.
— Красотища какая! — вздохнул Карлссон. — Однако это не облегчит нам путь к городу.
— В конце концов, мы всегда можем перелететь, — сказал капитан. — Меня больше интересует, что оно вообще такое. Есть у кого-нибудь идеи?
— Религиозная мистерия? — предположил ван Хофф. — Произведение искусства?
— Или сеть питания, — добавил Кронкайт. — Включают как раз в это время.
Слушая создаваемые ad hoc гипотезы, Мирский внезапно засомневался, сумеют ли они вообще понять этот мир. Маловероятно, если не перестанут смотреть на него сквозь фильтр земных аналогий и не сорвутся с поводка архетипов. Только как это сделать? Другой системы отсчета у них не было. А Карлссон еще и взвел пружину этой ловушки замечаниями насчет цивилизационной схожести. Не желая того, отравил их. Сбил объективизм и разблокировал подсознательную склонность к поиску ответов — простых, удобных и шаблонных. Уж в чем-чем, а в одном Мирский был уверен: немногое на этой планете, если вообще что-нибудь, окажется близким к шаблону.
— А может, это сообщение? — Голос Сайто вывел капитана из задумчивости. — Может, они уже знают о нас, и это — форма приветствия? Тест? И только когда мы его решим, нас сочтут достойными беседы. Если вообще пустят на порог.
— Так, может, ты нам еще милостиво сообщишь, как мы его передадим? — спросил индус.
— Что?
— Ну решение.
— Не знаю, — Сайто развел руками. — Просто мне в голову пришла такая идея.
По Мирскому, идея была недурственна, по крайней мере давала зацепку. Капитан щелкнул пальцами.
Два невидимых бота — хотя насчет невидимости Мирский уже не был стопроцентно уверен — поднялись на предельный уровень и, как пара ястребов, принялись кружить, прочесывая равнину электронными глазами. С этой перспективы, при раскрывшемся горизонте, ажурный узор выглядел еще прекраснее, потеряв, однако, первоначальную геометрическую правильность в пользу другой, более знакомой.
— Мандельброт… — решился на сравнение Карлссон.
С его стороны это было, скорее, утверждение символическое, поскольку узор представлял собой соединение трех отдельных фрактальных конструкций. С одной стартовой точкой — городом, который словно миниатюрная спиральная галактика сидел в центре многоцветной паутины с отростками, тянувшимися далеко за границы камер автоботов. Чтобы охватить целое, им пришлось бы вызвать на связь инструментарий орбитального «Корифея».
— Это серьезный удар по твоей теории, — Рамани взглянул на Сайто. — Эта структура, а вы ведь заметили, что у нее есть и третье измерение, слишком велика, растягивается на очень большой площади, не локально, вокруг места, где мы стоим. Значит, дело не в нас.
— Я не называл бы это теорией. Это лишь мои размышления… — защищался геолог.
— Во-вторых, что тут решать? — проигнорировал его индус. — Несколько банальных алгоритмов. И это проверка нашего интеллекта?
— А что ты видишь, глядя, например, на диаграмму Вюрца? — спросил ван Хофф.
— Что ты имеешь в виду? — парировал Рамани вызывающим тоном.
— В двух измерениях это лишь набор точек и красивых правильных фигур. Но в трех или в семи — нечто совершенно другое, так? Возможно, эти фракталы — лишь указание на загадку, а лежит она куда глубже.
— Ну, если здесь есть какие-то глубинные зависимости, мы их и до вечера не найдем, — тяжело вздохнул ксенобиолог.
— Мы — нет, а вот челнок — да, — вмешался Мирский.
— А если даже он ничего не отыщет?
— Я готов поспорить, что так и будет, потому что здесь, — Рамани широким жестом обвел окрестности, — ничего нет. Никаких скрытых значений или закодированных сообщений. Мы зря потеряем день.
Однако капитан прекратил дискуссию, заявив, что, во-первых, они никуда не спешат, а во-вторых, пока не исчерпают все аналитические методы, не станут считать гипотезу Сайто ложной или бессмысленной, поскольку это могло бы слишком дорого обойтись. Час ничего не решит, пусть займут себя чем-то другим. Работы хватает.
Кронкайт понял это по-своему и устроился у синтезатора, однако Карлссон отвлек его вопросом, невинным лишь на первый взгляд:
— Никто не подумывает о бутербродах?
— Не шути, — скривился Бринцев.
— С чего бы? Я что, садист? — улыбнулся швед.
Они полагали, что над ними и вправду посмеиваются, но когда он вынул из рюкзака сверток и распаковал его, наполнив воздух ароматом свежего хлеба, копченостей и помидоров, бросились к нему стайкой проголодавшихся зверьков.
— Погодите-погодите, если уж решили устроить пикник, мне сначала надо бы поставить заслон, — запротестовал Кронкайт.
— Не надо, — обронил Карлссон, занятый распределением провианта. — Атмосфера совершенно стерильна.
— Но устав… — Навигатор неуверенно взглянул на Мирского, а тот перевел вопросительный взгляд на ксенобиолога.
— К черту устав! — неожиданно рассердился Карлссон. — Я сказал: не надо — значит, не надо, не в идеально стерильной атмосфере! Впрочем, хочешь — ставь. Мне все равно…
— Должно быть, это те тридцать два процента… — вздохнул Бринцев, надкусывая бутерброд с сыром.
Кронкайт после минутного колебания снова упаковал оборудование, но за своей порцией не потянулся — аппетит пропал. Сайто ел молча, в отличие от Рамани и ван Хоффа, которые устроились на краю обрыва и, свесив ноги в пропасть, затеяли живую беседу на тему многомерности, мембран и всяко-разной прочей физико-математической эзотерики.
Мирский пытался слушать, но оставил эту затею, когда дискуссия вышла на слишком абстрактный для него уровень.
Панорама открывалась куда интереснее, пусть даже и настолько же непонятная. Рейеф-К700205 уже выглядывал из-за низких облаков, заливая равнину теплым медовым светом. Фрактальный барельеф сделался матовым, словно покорно уступая большему богу. Но то здесь, то там, то в ином месте, в ослепительных вспышках и пламенных гейзерах он все еще пытался конкурировать с солнечными лучами.
Капитан перевел взгляд дальше — туда, где недавно на фоне утреннего неба отчетливо проступали контуры удаленных на пару десятков километров зданий. Но и эта картинка утратила контрастность, размытая вуалью встающих туманов. От внимания Мирского не ускользнуло, что, по сравнению со вчерашним представлением, на закате солнца эта картинка была почти мертвой и настолько же лишена субстанции, насколько была наполнена ею вчерашняя.
Он вспомнил о гоглах и уже собирался их включить, когда отозвался челнок.
— Эй, господа! — крикнул он остальным. — АХАВ уже закончил.
— Ну и? — спросил нетерпеливо геолог. — Нашел что-нибудь?
— Да, — кивнул капитан.
— Что?
— Проход через лабиринт.
Они использовали гравистаты. На спуск в ущелье пешим ходом было жалко тратить время. Капитан удостоверился, что все включили монокли, и каждый видит начертанный челноком оранжевый серпантин трассы.
— Это кратчайшая или легчайшая? — спросил ван Хофф.
— Согласно АХАВу — единственная, — ответил Мирский. — До следующей нам пришлось бы идти еще километров восемьдесят.
— Значит, в некотором смысле это — послание! — обрадовался Сайто.
— Вот упертый! — Рамани взглянул на геолога и покачал головой. — Увеличь масштаб и заметишь, что челнок выделил из хаоса, как минимум, двенадцать таких спусков. Крутые, почти все время осциллирующие вокруг базовых линий, что отходят от города с явной лучевой симметрией. Этот проход уже был здесь, специально для нас его никто не готовил.
— И что с того, что был?
— Ладно, господа, выдвигаемся, — подгонял капитан. — Спорить можем и по дороге.
То, что сверху выглядело плоским барельефом, внизу, как оказалось, имело вполне солидное третье измерение. Полагаясь исключительно на свои естественные чувства, они никогда не открыли бы этот путь — узкую, идеально утопленную во фрактальный калейдоскоп как-бы-улочку, которую неравномерными отступами заслоняли полупрозрачные козырьки и гребенчатые выступы. Идти, по сути, можно было только гуськом, и после первых трех резких поворотов ситуация перестала капитану нравиться.
— Меняем строй, — скомандовал он. — Кронкайт, ты ведешь, я в арьергарде.
— А может, пару ботов в воронье гнездо? — предложил навигатор.
— Хорошая идея, — согласился Мирский.
— Вы же не думаете, что на нас кто-то нападет? — Мика ван Хофф удивленно поднял брови.
— Понятия не имею, — развел руками капитан. — Знаю только, что, захоти они, лучших условий, чем здесь, не будет.
— Такой «кто-то» для начала должен существовать, — с иронией заметил Бринцев. — Вас это еще не заинтересовало?
— Ты о чем?
— Ну эта пустота. Эта тишина. Эта абсолютная неподвижность.
— Не такая уж абсолютная, — откашлялся ван Хофф. — Стены движутся. И почва словно подрагивает.
— Верно… — Геолог дотронулся до одной из вертикальных поверхностей.
— Светлый винт, человече, не делай вид, что не знаешь, о чем я говорю! — возмутился Бринцев. — Куда они все подевались? Где хотя бы след нормальной жизни?
— А то, что мы видели вчера на закате? — напомнил ван Хофф.
— Именно, вчера. А сегодня — ничего, — россиянин развел руками. — Мы ничего не видим, дьявол нас раздери. Но и автоботы во время рекогносцировки не заметили никакой активности.
— Может, днем они скрываются под землю, — предположил Сайто.
— А небоскребы строят ночью, — фыркнул инженер.
— Тебе это трудно представить? — спросил капитан, хотя и в нем росло странное беспокойство.
Планета была чуждой и с каждым шагом становилась все более необычной, вроде мира Льюиса Кэрролла. Казалось, здесь наверняка следует ждать трех вещей — во-первых, неожиданностей, во-вторых, неожиданностей и, в-третьих, неожиданностей же. Тем не менее существовали какие-то рамки логики, тождественности, универсализм простых правил вроде «если A равняется B, а B равняется C, то A равняется C». Но здесь члены уравнения тождественны не были, хотя вначале все указывало на то, что они являются таковыми. Или были, однако они всё еще не понимали, какие данные нужно подставлять на место неизвестных.
Капитан посмотрел на коллег. Ему казалось, что они мешкают и уже не торопятся, как в начале, добраться до цели. Бринцев, ван Хофф и присоединившийся к ним Рамани разговорились. Сайто бродил от стены к стене, карябая маркером крестики и по очереди таращась на каждый из них. Кронкайт просто стоял в ожидании приказаний, а Карлссон…
— Эй, ты хорошо себя чувствуешь? — забеспокоился капитан.
Ксенобиолог мрачно взглянул на него, расслабляя стиснутые кулаки.
— Не знаю. Идем?
— Конечно, — ответил Мирский, подав знак навигатору. Остальных членов экипажа пришлось подгонять.
Карлссон шел предпоследним, молча и с опущенной головой, как в похоронной процессии. За очередным поворотом капитан не выдержал: