Удерживать равновесие Паламаренко умел неплохо. Черты его лица смягчились, и он развел руками, словно хотел обнять ими всю площадь.
— Тише, люди, тише! Спокойно. Все под контролем. На нефтеперерабатывающем заводе произошла авария. По предварительным данным человеческих жертв нет. О том, что там на самом деле случилось, я вам еще точно сказать не могу. Знаю только, что горят резервуары с нефтью. Сейчас я срочно выезжаю на химию. Будем разбираться. Но главное в том, — он повысил голос, — что люди не пострадали. Об этом я узнал в первую очередь. А сейчас извините, но мне надо ехать…
Он бросил обеспокоенный взгляд на заметно разросшиеся черные клубы дыма, сошел со ступенек и двинул сквозь размякшую толпу к своей «Таврии».
— Олег Сидорович, это не связано с вчерашним отключением света? — спрашивали его.
— Снова на бензин цены будут повышать?..
— А на автобусные билеты?..
— Сколько нефти в тех резервуарах?
Паламаренко на ходу коротко отвечал на вопросы. В основном в отрицательном смысле. А я дернулся в толпе, преодолевая ее упругое сопротивление, и попытался приблизиться к мэру. В конце концов это мне удалось.
— Олег Сидорович, а мне что делать?
Паламаренко бросил на меня рассеянный взгляд, на мгновение остановился и подергал себя за нос:
— Ты же видишь, Роман, что творится. Давай в другое время. Оставь в приемной свои координаты, я тебя потом сам разыщу.
Он уже схватился было за блестящую ручку дверцы «Таврии», отворяя их, когда я не удержался:
— Олег Сидорович, а как бы с вами поехать? Материал же можно сделать первейшей свежести и высочайшего сорта!
— И я, и я, — заголосил позади Алексиевский, который все время тащился за мной, словно пойманная рыба за леской.
Я ткнул его локтем в живот. Паламаренко бросил на нас задумчивый взгляд и махнул рукой:
— Садитесь сзади. Только быстро, быстро!..
Втискиваясь в красную «Таврию», я направил взгляд чуть выше человеческих голов к другому краю стоянки горисполкомовских автомобилей и успел заметить, как Лялька с Дмитрием садятся в белый микроавтобус-«форд» Мирошника. Черный «опель» Мельниченка уже выруливал на дорогу. Как я понял, у Паламаренка на всем протяжении пути к нефтеперерабатывающему заводу будет почетный — ну, очень почетный! — эскорт.
А черные облака жирного дыма понемногу пожирали небесную голубизну, всасывая в себя мутными полупрозрачными щупальцами яркое, но уже какое-то сжавшееся солнце.
6
Паламаренковская «Таврия» летела, не останавливаясь на светофорах. Мэр вытащил из кармана телефон, что-то вспомнил, выругался и бросил его в бардачок.
— Черт его знает, что творится, — повернулся он к нам с Алексиевским, — связь пропала полностью.
— Ага, Олег Сидорович, — поддержал его и водитель, — и радиостанций не слышно. Ни «Радио-Рекса», ни «Славуты Плюс».
В подтверждение своих слов он правой рукой включил радиоприемник и крутанул ручку настройки. На всех волнах слышался лишь хриплый шорох, который смешивался с какими-то отдаленными хаотичными вскриками. Словно кто-то тонул, погружался в волны на самом горизонте, кричал из последних сил и никак не мог докричаться до берега.
Паламаренко уперся взглядом в водителя:
— Подожди, подожди, Андрей! Это что же, и милицейские рации не работают?
Тот пожал плечами. Мэр откинулся на сиденье и крепко потер рукой лоб.
— Что творится! — по-бабьи жалобно повторил он и снова повернулся к нам. — А у вас ничего не слышно? Ведь журналистский телефон, хоть и от рождения испорченный, в диапазоне сплетен работает бесперебойно.
Мы с Алексиевским переглянулись.
— Нет, Олег Сидорович, — немного оскорбленно ответил Иегудиил Шнеерзон, — ничего не слышно. Впрочем, я занимался спешными делами, а Роман… э-э-э… Роман…
— Беловода я искал везде, где только можно, — вырвалось у меня.
— Беловода? — рассеянно переспросил мэр, думая о чем-то своем. И вдруг вздрогнул: — Беловода?!.. А зачем его искать? Если Мельниченко до полигона добрался, то, наверное, Вячеслав Архипович дома сидит.
— Нет его дома, — тихо произнес я.
— Как это нет?!
— Нет. Отсутствующий. Исчезнувший. Еще со вчерашнего дня.
— Что, и ночью домой не приходил?
— Нет. Лишь созвонился в три часа ночи с племянницей, с которой мы у него дома ночевали. — Алексиевский на эти слова ехидно ухмыльнулся. — Сообщил ей, что задерживается у какого-то сотрудника. Что-то они там просчитывают.
— Фамилию сотрудника не называл?
— М-м-м… Лохов, кажется.
Мэр задумчиво забарабанил пальцами по боковому стеклу, за которым скорость впрессовывала в непрерывность пространства деревья, фонарные столбы, киоски и замерших прохожих на тротуарах. А потом протянул, будто вздохнул:
— Та-а-ак… Этого нам еще только недоставало.
Он прекратил свои барабанные упражнения и смешно согнулся, смотря через лобовое стекло на тучу, которая угрожающе разрасталась. То ли сама по себе, то ли от нашего перемещения.
— Та-а-ак… — повторил он и, обернувшись, серьезно посмотрел мне в глаза. — Точно — Лохов?
Я на мгновенье задумался:
— Точно.
— А племянница, которая с тобой у Беловода ночевала и разговаривала с ним, это — Лариса Яременко с «Рандеву»?
— Точно, — меня словно заклинило на одном слове.
— И сегодня Вячеслав Архипович еще домой не приходил?
— По крайней мере за пятнадцать минут перед вашей пресс-конференцией его телефон не отвечал.
— А-а-а, телефон, — махнул рукой Паламаренко. — Они что-то сейчас вообще не работают. Даже «атээсные» на ладан дышат. Надо будет кое с кем крупно поговорить. Распустились все во время выборов этих идиотских. Хозяина забыли, лахудры!
И он, вытащив из бардачка большой блокнот, начал что-то быстро писать. На ходу это делать было весьма неудобно, но Паламаренко старался. Даже капли пота выступили на его складчатом, каком-то носорожьем, затылке.
Алексиевский, до этого времени тихо подремывавший рядом со мной (то ли делая вид, что дремлет), вдруг проснулся и попробовал через плечо мэра заглянуть в блокнот: а что это там пишет Олег Сидорович? Но я толкнул его локтем в бок, и он успокоился, недовольно покосившись на меня.
Паламаренко вырвал исписанный лист, сложил его вчетверо и сунул в карман джинсовой рубашки водителя.
— Значит так, Андрей, — обратился он к нему, — выкинешь нас на нефтеперерабатывающем и гони к Беловоду. Адрес я написал. Если дома его нет, езжай в институт и узнай, не появлялся ли он там. Если нет, поднимай милицию. Начальник, наверное, будет на химии. Значит, найдешь его зама, передашь ему мою записку и еще на словах: «Мэр приказал срочно отыскать Беловода!» О некоторых обстоятельствах его исчезновения я написал. А потом — быстро назад, к заводу. Понял?
Водитель энергично кивнул головой. Теплая волна признательности щекотливо всплеснулась в моей груди: все-таки есть еще люди на этом свете! Даже неудобно стало перед Паламаренком.
— Спасибо, Олег Сидорович, — смущенно произнес я. — Честно говоря, все мы немного волнуемся: и я, и Лариса Леонидовна. Хотя, может, и рановато шум поднимать, но…
— Не рановато, — мрачно перебил меня Паламаренко, не поворачивая головы. И вздохнул: — Дело в том, Роман Ефимович, что недаром сегодня на пресс-конференции Гречаник вопрос о родственных связях подняла. Не напрасно… Но не могу же я запретить взрослому человеку работать там, где ему нравится. И только из-за того, что он является моим зятем. Это же не демократично, а, Роман Ефимович?
— Н-не демократично, — неуверенно согласился я, не понимая, при чем тут зять мэра.
Паламаренко повернулся ко мне и констатировал этот факт:
— Не понял… — и немного помолчал. — Но все равно теперь узнаете. Мой зять работает в «Луче».
Смутная догадка мелькнула у меня.
— Фамилия его Лохов, — подтвердил ее мэр, снова поворачиваясь лицом к дороге. — И вчера вечером я Николая вместе с дочерью и внучкой проводил на море. Они в отпуске…
— Значит… — ахнул я.
— Значит, значит, — вспыхнул Паламаренко и набросился на водителя. — Чего плетешься, как улитка под градусом? Гони быстрее! Все сгорит, пока доедем. Концов потом не отыщем.
В машине воцарилось тяжелое молчание. Несмотря на закрытые окна «Таврии», в ней начал ощущаться запах гари, мазута и почему-то каких-то пряностей. Сзади послышался вой сирены, который все усиливался, усиливался, вползая скользкими и длинными червяками в уши, и тогда, когда это стало просто невыносимо, мимо нас промелькнули четыре красные с белыми полосами пожарные машины. За ними пристроился белый «форд»-микроавтобус. Вой сирен стих почти мгновенно.
— Во, проснулись, — закашлялся Алексиевский, провожая машины взглядом.
Его никто не поддержал. Паламаренко, окаменев, уперся взглядом в лобовое стекло, а я размышлял о том, нужно ли говорить ему про чертежи, принесенные Беловодом с работы и переданные Ляльке с Дмитрием. Мне очень хотелось рассказать мэру об этом. И если бы рядом не было Алексиевского, я бы, наверное, так и сделал. Но присутствие Эдуарда Пивонова и других субъектов иже с ним в одной шкуре меня останавливало.
Кроме того, меня останавливало еще одно обстоятельство. Почему Вячеслав Архипович сообщил Ляльке, что заночевал именно у Лохова? У человека, которого легко можно было высчитать? Не было ли в этом еще какого-нибудь намека, на манер фотографий, которые он приказал Ляльке передать мне?..
— Олег Сидорович, — спросил я у спины мэра, — я, конечно, извиняюсь, но, ваш зять… Он где живет? С вами?
Паламаренко пожал плечами.
— А где же ему жить? Конечно, с нами. Квартира большая — места всем хватает.
Вот в чем дело! Фамилия Лохова в телефонном справочнике не значилась. И для того, чтобы переговорить с ним, мне или Ляльке нужно было звонить прямо на дом к мэру. Я внезапно ощутил все неудобство и неуютность тесного салона «Таврии».
С жалобным подвыванием нас обогнала машина «скорой помощи». На переднем сидении черного «опеля», который ехал следом, я успел заметить сухой профиль Тамары Гречаник.
Паламаренко тоже заметил ее.
— Воронье! — сердито крякнул он. — Спешат все, словно мертвечину отыскали. — Он помолчал и вдруг выругался. Длинно и тяжело. — Хрен вам все! Не дождетесь. Но что творится, что творится, ребята! Будто специально все одно к одному складывается: электричество, пожар, связь, выборы… Беловод еще!.. Хреновина какая-то!
Алексиевский толкнул меня и многозначительно приподнял бороду. Я заметил в ней кусочек яичного желтка. Наверное, с дедом-пулеметчиком закусывали. Мне стало противно и почему-то страшно.
А «Таврия», завизжав тормозами, уже останавливалась возле заводоуправления нефтеперерабатывающего. В душном, сером, каком-то жирном воздухе двигались люди с деформированными тревогой фигурами. Они перебегали от автомобиля к автомобилю, сгрудившихся здесь видимо-невидимо, обменивались короткими репликами, исчезали в двери зданий, чтобы почти одновременно в их проемах материализовались другие мужчины и женщины. К проходной, находящейся метрах в пятидесяти от заводоуправления, пробежал отряд солдат. Покрытый грязью «УАЗик» неожиданно сорвался с места и, развернувшись по кратчайшей дуге, быстро полетел в направлении города, едва не сбив с ног измученного мужчину в рваном комбинезоне и с покрытым сажей лицом. Тот дернулся и в свою очередь чуть не свалил на землю Григория Мельниченка, который вместе с Гречанихой быстрой походкой приближался к нам.
— Олег Сидорович, — сердито закричал депутат еще издали, — такого бардака, как на вашем заводе, я еще нигде не видел.
— Завод не мой, Григорий Артемович, — устало ответил Паламаренко, проводя ладонью по лицу и провожая взглядом свой автомобиль, который тоже рванул с места вслед за «УАЗиком». — Бардак, как известно, происходит во всей стране. И не последняя заслуга в этом принадлежит Верховной Раде, которую, кстати, вы и представляете.
Мельниченко скривил рот в улыбке:
— Слава богу, хоть вы согласны с тем, что я представляю один из высших органов власти. Но как же тогда объяснить поведение работников предприятия, находящегося на территории Украины? Ведь они не пропускают на свою территорию народного депутата этого самого государства!
— И чем они это объясняют?
— Приказом руководства.
— Как известно, в нашем городе все руководство отдает свои приказы только после согласования с мэрией, — влезла в разговор Тамара.
Паламаренко не обратил на нее внимания:
— Что ж, Григорий Артемович, пошли к директору. Разберемся. Но вы же сами понимаете: ситуация чрезвычайная…
Впрочем, идти к директору нефтеперерабатывающего завода не пришлось. В это время он сам вместе с группой возбужденных людей вышел на улицу. Почти одновременно вблизи припарковался, еле втиснувшись между машин, уже знакомый мне блестящий «шестисотый» «Мерседес».
«А этого какой бес сюда принес?» — подумал я, ожидая, когда Мороз выйдет из автомобиля. Но дверцы оставались закрытыми, а за черным тонированным стеклом ничего не было видно. Создавалось впечатление, что машина сама приехала к заводу и чего-то ждет, зловеще притаившись среди своих механических родственников. Призрак какой-то!..
— Ситуация такая, — докладывал между тем директор завода, — горят четыре резервуара с нефтью, есть несколько порывов трубопроводов. Один порыв тоже загорелся, но на нем огонь мы уже локализовали. На других ведутся восстановительные работы. В двух местах из-за выхода из строя аппаратуры был остановлен процесс. Там тоже все налаживается. Но один цех придется запускать по новой. Это — суток трое-четверо. Самое плохое состоит в том, что в последние полчаса полностью исчезла связь. Чем это вызвано — неизвестно. Поэтому пожарники и военные приехали с опозданием. До этого держались своими силами. Сейчас послал машину в Градижск с сообщением в министерство: там, говорят, связь с Киевом есть. Еще вертолет поднимаю.
— Петр Васильевич, — спросил мэр, — а чем вызвана авария?
Директор на минуту сник:
— Чертовщина какая-то, Олег Сидорович! Сначала произошел непонятный толчок, резервуары просели, наклонились, в некоторых, наверное, обшивка не выдержала, и пошло-поехало… Да вы сейчас сами увидите.
— А никакого взрыва перед этим не было? — вдруг, словно черт из табакерки, выскочил вперед Алексиевский.
Директор немного ошалело уставился у него:
— А это что за явление?
Паламаренко пренебрежительно махнул рукой:
— Пресса.
— Этого еще только не хватало, — даже застонал директор.
— Ничего, ничего, Петр Васильевич, это наши ребята. Хуже, что вот Григорий Артемович к нам претензии имеет. Мол, его ваши рабочие на завод не пускают.
— И правильно делают! Это я приказ отдал. На заводе — аварийная ситуация. Нам сейчас не до экскурсий.
Мельниченко даже побледнел:
— Извините, уважаемый Петр Васильевич, но я уже и забыл, когда на экскурсиях последний раз был. И сейчас я нахожусь на работе: это является моей прямой обязанностью — знать и контролировать то, что происходит на моем округе.
— Может, вы считаете, что, когда Григорий Артемович находился в Афганистане, он тоже был там на экскурсии? Или тогда, когда по всей Европе искал деньги, похищенные высокими государственными чиновниками? Или когда… — задохнулась от гнева и Гречаник.
— Подождите, Тамара Митрофановна! Не нужно, — перебил ее Мельниченко. — Господин директор сам понимает, что не может не пропустить депутата на завод. Не так ли?
Директор бросил короткий взгляд на Паламаренка.
— Петр Васильевич, — произнес тот, — я приказывать не могу, но, наверное, Григорий Артемович прав: они должны присутствовать…
Мне показалось, что мэр сейчас закончит: «…на зрелище». Но он смолчал.
— Да мне что, — пожал плечами директор. — Пожалуйста, поехали с нами к резервуарам. — И добавил иронично: — Работайте.
— Но я не один, — поднял руку Мельниченко.
— Как это — не один? — мгновенно снова ощетинился Петр Васильевич.