— А полиция же тоже этим наверно занимается? — вдруг спросил Лёха.
— Конечно занимается, куда ж она денется, но у меня не было таких инструкций сотрудничать с полицейскими, так что всё сами, всё сами…
— А что у нас за случай? — продолжил допытываться брат.
— А то ты сам не знаешь — убит сын одного из самых богатых людей нашего города. Да что там города, он и во всей России-то далеко не на последних ролях будет, Матвей-то Емельяныч. Дело, как говорят умные люди, резонансное, это тебе не пьяная драка в трактире Рукомойникова.
— А как там, кстати, с трактиром Спиридона? — спросил брат, — кто рулит-то после смерти хозяина?
— Я не интересовался, наверно наследники какие есть… а нет, так продадут кому-нибудь, желающие найдутся.
— Понятно… так и куда мы идём, ты так и не объяснил? Что там делать будем?
Я вздохнул и пояснил брату, куда я его веду и что там собираюсь сделать, он похлопал глазами, а потом сказал, что здорово это я придумал, но он может и получше — и выдал свой вариант развития событий. Тут уже пришла очередь хлопать глазами…
— Ну ты дал, брателло… — только и смог вымолвить я, — согласен на твои условия, прямо вот сейчас и приступим, как доберёмся до Китайских рядов.
Но ни к чему мы приступить не успели в этих самых рядах, потому что в одном тёмном переходе между двумя близко расположенными рядами нам обоим дали по голове неустановленные лица. Очнулся я, короче говоря, в большом и тёмном помещении со связанными за спиной руками. Тут было сыро и пахло мукой и плесенью, не иначе подвал какого-нибудь лабаза, подумал я. Рядом кто-то зашевелился, я перевернулся на спину, подтянул ноги к себе и попытался встать… не удалось, меня еще и за трубу какую-то привязали очень коротким поводком. Но кто лежит рядом, я разобрал — брательник это был, кто ж ещё-то.
— Ты как там, живой? — осторожно спросил я Лёху.
— Вроде живой, — отозвался он слабым голосом, — голова только гудит.
— Ну ещё б она не гудела после такого удара… ты не заметил, кто это такие были?
— Не видел я их никогда раньше, два мужика в армяках… бородатые оба.
— Руки у тебя тоже за спиной связаны? — спросил я.
— Да… встать не могу… а до ветру хочется, аж страсть — под себя что ли ходить?
— Терпи, чё, — только и смог посоветовать ему я, — или перекатись на бок, да вон в ту сторону помочись.
Но ни перекатиться, ни сделать чего-то ещё он не успел, потому что открылась дверь в дальнем углу подвала, помещение немного осветилось дневным светом, потом загорелась свеча и к нам подошёл некто во всём чёрном. И я его узнал… это был тот самый Шнырь.
— Ну что, пацанчики, — сказал он, поигрывая ножичком длиной с его локоть, — долго ж вы у меня под ногами путались, но щас перестанете. Сначала только расскажи, — ткнул он в меня пальцем, — всё, что знаешь, тогда умрёшь быстро и без мучений. А скроешь если чего, не обессудь, резать на куски я тя буду долго и мучительно.
— Чего рассказывать-то? — уточнил на всякий случай я.
— Сам знаешь — про Серафима, Сулейку, Башкирова. И про трактирщика с городовым не забудь. А я послушаю.
Я прикинул и решил слить ему часть информации, чисто чтоб время потянуть, а то ведь и правда начнёт на куски резать.
— Ты бы Лёху отпустил, он тут совсем не при делах, не знает ничего и не участвовал ни в чём, — попросил я без особой надежды.
— Чтоб он в полицию сразу побежал? — ухмыльнулся Шнырь. — Давай выкладывай всё по полной, а там посмотрим.
Я вздохнул и начал выкладывать… утаил только про убийство Спиридона и полицейского, ну его. Шнырь угрюмо смотрел куда-то в угол и не переставая поигрывал ножиком. Когда я закончил, он сказал:
— Наполовину ведь наврал ты, щенок, но ладно, прощаю… прирежу я вас без мучений, так и быть.
И он встал с чурбака, на котором сидел всё это время, и решительно шагнул ко мне, но в это время со скрипом открылась та самая дверь, в которую от заходил.
— Я ж те сказал, чтоб не лез, — с досадой сказал Шнырь, повернувшись на свет, — сам во всём разберусь.
Но в этот момент ему в голову прилетел какой-то круглый предмет, Шнырь хекнул и рухнул на землю, как подкошенный.
— Всё за вас, оболтусов, делать приходится, — сказала тень от двери, оказавшаяся старцем Серафимом.
Он разрезал нам с Лёхой верёвки на руках тем же самым ножичком, которым только что поигрывал Шнырь, и велел скрутить его покрепче.
— А чёж сразу не прирезать-то его? — уныло поинтересовался я, не ожидая ничего хорошего от последующих объяснений.
— А потому что он нам ещё живым пригодится, — объяснил Серафим, — а щас быстро смываемся отседова, сюда щас народ подтянется.
Ну нас с Лёхой сильно уговаривать не надо было, быстренько очистили подвальное помещение — снаружи оказалось, что под землю запихнули нас практически в том же самом месте, где и по голове дали, под одну из китайских лавочек. Останавливаться мы тут, конечно, не стали, проследовали насквозь мимо Староярмарочного собора на окраину.
— Ну что, голубь ты мой сизокрылый, — сказал тут, остановившись наконец, Серафим, — что далее делать с вами будем?
— Не надо с нами ничего делать, дядя Серафим, — жалобно ответил ему я, — убивца, который Виктора жизни лишил, я практически вычислил, макаронная машина вот-вот в строю будет, ярмарочные беспризорники к нам в коммуну просятся, расширяться будем, Шнырь вот только остаётся, ну так ты сам не дал с ним вопрос до конца разрешить, так что теперь это не моя, а твоя проблема. Просто мешать нам не надо и всех делов…
Старец с сомнением окинул взором меня с братом, потом продолжил:
— Про дохлых кошек ещё забыл упомянуть и про Спиридона…
— А вот про это хотелось бы забыть побыстрее, — ответил я.
— А не выйдет, раз уж начал, надо до конца дело доводить, — хмуро высказался старец, — слушай меня сюда, что тебе ещё надо будет сделать… сегодня до вечера, край завтра с утра…
И с этими словами он взял Лёху за шкирку и отодвинул его от места нашего разговора на пару метров, на что Лёха естественно сильно обиделся, а затем на ухо продиктовал мне дальнейшие инструкции. Я покивал головой, а вслух всё-таки сформулировал такой вопросик:
— А чего, если не секрет, ты, дядя Серафим на пару с Сулейкой до меня докопались? Не понимаю — я ж обычный малец, каких тут тыщи бегают, зачем я вам сдался-то?
— Дурака-то не включай, — отвечал мне он, — сам всё знаешь, зачем и почему…
И с этими словами Серафим скрылся за углом ближайшей лавки, оставив меня с Лёхой в одиночестве.
— Чё он тебе сказал-то? — спросил брат, продолжая обиженно сопеть. — Мог бы и рассказать родному брательнику.
— Меньше знаешь, крепче спишь, — выдал я ему старую изжёванную истину, — потом как-нибудь расскажу, а пока пойдём-ка мы ещё раз навестим девицу Розу, у меня к ней пара вопросов неотвеченных осталась.
— Это та самая, из борделя которая? — с загоревшимися глазами спросил Лёха.
— Ага, она — только ты рот-то на неё не разевай, рановато тебе пока, года два-три пройдёт, тогда уж…
— А тебе не рано? — с вызовом спросил он.
— Мне уже можно, но она не в моём вкусе, — ответил я, погрузив брата в тяжелые раздумья.
Розу пришлось будить, спала она после ночной работы тяжёлым сном. Пока барабанил в ворота, собачка чуть не сорвалась с цепи, так хотела меня покусать. Наконец из двери выглянула девица.
— Опять ты? — с отвращением сказала она, — я ж тебе всё вчера сказала. Или ты меня знакомить с твоими мастерами собрался?
— Нет, знакомство маленько откладывается, — ответил я, сдвинув картуз назад, — а пока вопрос один остался незакрытым… кстати познакомься, это мой брательник Лёха…
— Ну привет тебе, Лёха, — раздвинула она в улыбке губы, — тебе лет-то сколь?
— Сколь есть, все мои, — буркнул тот.
— Ну так чё, ответишь на вопросик? — взял я быка за рога.
— Задавай… подожди только, Жучку успокою, — и она взяла с земли здоровенный дрын и с размаху саданула им по жучкиной будке.
Собачка мигом замолчала и отбежала в другую сторону, насколько позволяла цепь. В дом она меня приглашать на этот раз не собиралась, так что я её прямо тут у крыльца и спросил в лоб:
— Не всю ты правду мне вчера выдала, подруга ты моя, половину укрыла…
— И что же я укрыла? — спросила она с вызовом.
— А не было там в вашем заведении никакого Приживальщика, это я точно знаю. Следил за Виктором кто-то другой, и ты этого другого прекрасно знаешь.
Глава 8
Роза аж красными пятнами пошла, смотреть на неё было больно — по всему было видно, что она сейчас расколется, но тут зачем-то вылез со своей инициативой Лёха.
— Слышь ты, давалка подстилочная, колись в натуре быстро, а не то хужее будет! — гордо заявил он, на что услышал:
— Ты кто такой ваще, шкет подзаборный? Всякая мелюзга бесштанная меня тут ещё попрекать будет!
И с этими словами она скрылась в своём доме, хлопнув дверью так, что посыпался какой-то мусор с потолка. Собачка, кстати, восприняла этот хлопок как сигнал к наступлению и зашлась в утробном уже совершенно вое.
— Ну кто тебя просил лезть не в своё дело? — с досадой сказал я брату, — она ж готова была всё выложить, а ты её спугнул… пошли отсюда, а то эта псина сейчас цепочку из стены выдернет, мало тогда не покажется.
Брат тоже покраснел, но возражать ничего не стал, что тут возразишь-то, и мы скорым шагом вернулись в район китайских рядов и Бетанкуровского канала.
— И чё щас делать будем? — спросил Лёха, шмыгнув носом.
— Ты в нашу мастерскую пойдёшь, хватит мне твоей помощи, а я ещё пару дел на этой стороне проверну, вечером у нас с тобой опять большое дело будет.
— Что, снова клад пойдём искать?
— Почти, — не стал раскрывать все карты я, — лопату наточи, чтоб острая была. Да, и арбалет хотя бы один скрути, чертежи на него в моём углу лежат, станки работают, так что вперёд — что к обеду готово было.
Лёха спорить не стал и припустился по мосту к башкировским мельницам, а я зашёл ещё в одно заведение неподалёку от Главного дома с завлекательным названием «Тиръ братьев Морковиных». Оно уже открыто было — внутри, как это и полагается в любом тире, сидел билетёр, продававший всем желающим патроны для воздушных ружей, а сами эти ружья лежали на прилавке. Метрах в 7–8 от прилавка был целый иконостас из мишеней, изображающих разных зверюшек и предметы первой необходимости. С левой стороны имелось и устройство для транспортирования бумажных мишеней, это для тех, кого зверюшки не устраивали.
— Хозяева далеко? — спросил я билетёра.
— А тебе зачем? — с удивлением воззрился на меня тот.
— Дело есть, — хмуро ответил я, глядя в сторону мишеней. — На сто рублей, не меньше.
— Ты гля, какие у нас тут мальцы подрастают, — вымолвил билетёр, — сразу сторублёвыми делами ворочать начинают. Ну подожди здесь, шас позову. Может пострелять заодно хочешь?
— А что, не откажусь, — ответил я, — почём у вас пулька-то?
— Одна полушку стоит, пять штук — две копейки, десяток — три.
— Давай сразу уж десяток, — вытащил я мелочь из кармана, — и бумажную мишень тоже.
Он выдал мне и то, и это, а затем скрылся в боковой двери. Ну зарядил ружьишко, оттранспортировал мишень к стенке и встал в стойку… решил половину расстрелять с упором на прилавок, а другую половину без упора. Выпустил пять пуль, кручу мишень назад — тут из боковой двери появляется маленький кругленький мужичонка хорошо так за сорок и задаёт сразу три вопроса:
— Ты что ли меня спрашивал? Чё надо? Ты кто такой ваще?
— Предложение есть для вашего тира, — отвечаю, — а зовут меня Саня Потапов, работаю у Башкирова, у Матвей-Емельяныча.
Мужичонка сразу спустил пар и заговорил на полтона пониже.
— Я Степан Морковин, владелец этого тира… совладелец, есть еще Игнат, брат мой, но он сейчас не при делах, так что можешь говорить со мной… так, а это что такое, ты настрелял? — и он забрал у меня расстрелянную мишень.
Я и сам на неё толком пока не глянул, но тут уж рассмотрел — четыре девятки и десятка, всё очень близко друг к другу.
— Стреляешь метко, — похвалил меня Степан, — ну а теперь давай выкладывай, что у тебя там за дело.
— Дело называется «арбалет», — ответил я ему, забрав мишень и снова транспортируя её взад, — слышал про такое?
— Это лук что ли такой?
— Ну да, почти что лук, только с приспособлением для удержания тетивы — не надо напрягаться, чтобы держать её, значит точность прицеливания и дальность стрельбы будут выше.
— Ну и что дальше?
— А дальше то, что можно как-то разнообразить услуги твоего заведения — ружья-то наверно народу приелись, а тут на что-то новенькое могут и раскрутиться. Одну-две штуки этого оружия я завтра могу принести, сами посмотрите и постреляете, а потом уж будем предметно разговаривать, годится такая схема?
Степан как-то странно посмотрел на меня, а потом ответил:
— Если выбьешь столько же очков при стрельбе без упора, тогда продолжим разговор.
На слабо, значит, решил меня взять, родной — да зарадибога, подумал я, заряжая ружьишко. Сделал поправку — предыдущая серия-то у меня влево-вниз съехала, так я выцеливал чуть повыше. В итоге получилось даже лучше, три десятки и две девятки. Степан был впечатлён.
— Лады, приходи завтра со своими арбалетами, после обеда где-нибудь, поговорим…
Я кивнул и подался по второму своему делу — к павильону с простым, как гвоздь, названием «Товарищество Тринклер и партнёры», он тут совсем неподалёку располагался, на углу Пожарской и Нижегородской. Зашёл внутрь, поздоровался с молодым приказчиком, который сидел у углу и читал местную газетку, остальное пространство тут занимали несколько двигателей в разной степени сборки-разборки, а на стенках висели красочные плакаты с теми же двигателями в различных разрезах и проекциях.
— Здравствуйте, — с порога сказал я, — меня зовут Александр, работаю на башкировской мельнице над усовершенствованием некоторых технологий, и нас очень заинтересовала ваша продукция, не расскажете вкратце, что тут у вас и как работает?
Молодой человек мигом оживился, отложил свою газетку в сторону, взял в руки длинную указку и подвёл меня за руку к первому макету.
— Меня зовут Людвиг Карлович (вот так раз — немец!), а это бескомпрессорный нефтяной двигатель высокого давления, также называемый «Тринклер-мотор». Это как паровой двигатель, но работает не на дровах, а на нефти.
— На сырой нефти? — уточнил я, — или на её фракциях?
— Да, на сырой, — с некоторым удивлением подтвердил Людвиг, — сейчас проектируются варианты с бензином и мазутом, но они пока не доведены до рабочего состояния. Так что пока только сырая нефть. Четыре цилиндра крепятся на коленчатом валу, впрыск топлива осуществляется, когда поршень идет из верхней мертвой точки в нижнюю, зажигание осуществляется при обратном проходе, далее следует рабочий ход, удаление сгоревших газов и возврат в верхнюю точку. Очень экономичная конструкция по сравнению с аналогичными аппаратами Дизеля и Стюарта, коэффициент полезного действия достигает 25–28 %, чуть не вдвое выше.
— А там что? — спросил я, махнув рукой в сторону остальных макетов.
— Это двухтактный образец, — ответил приказчик, показав на ближайший механизм, — а там шестицилиндровый вариант.
— И какую же мощность развивает например этот вот четырёхцилиндровик? — продолжил свои расспросы я.
— Этот на двадцать лошадиных сил, — ответил тот, — а позвольте узнать, для каких именно целей вам понадобился такой мотор?
— Охотно, — согласился я, — охотно — дело в том, разлюбезнейший Людвиг Карлович, что сейчас мы разрабатываем агрегат по выпуску одной новинки из муки, вырабатываемой башкировской мельницей. И для этого агрегата абсолютно необходим мотор приличной мощности, такой вот как у вас например. Существующий паровой двигатель нас несколько не устраивает…