Понаблюдав за этим я решил кое-что проверить. Немного откинувшись на неудобном сидении закрыл глаза и постарался сосредоточиться. Я уже научился (или восстановил навык?) подключаться к нейропространству людей не только ночью, но и днём когда они бодрствуют. Быстро сориентировавшись в облаке окружающих меня ментальных шумов, я подключился к пространству сидящей рядом со мной женщины и принялся просматривать поверхностные нейрообразы.
В них присутствовали сцены пьянства, насилия, хулиганства и вредительства. Причём не только со стороны её социального партнёра (местные их называют супругами), но и практически всех её знакомых, да и её самой. Увидев такую картину, я поначалу хотел побыстрее отключиться от этой мерзости и просто посидеть в восстанавливающей медитации. Но вдруг понял что если буду избегать контактов с такими людьми и более того если вокруг меня будут подобные люди, то не видать мне покоя и нормальной жизни. Подобные кадры, занятые деструктивной общественной деятельностью и собственным саморазрушением просто опасны. Поэтому я отключившись от нейропространства оператора машинного доения Прохоровой Марьи Сергеевны, принялся лепить из окружающего меня инфополя сгустки нейроэнергии. Откуда-то на меня снизошло озарение и я практически полностью отключившись от окружающей действительности творил сложную структуру.
Наконец спустя какой-то (думаю довольно продолжительный) промежуток времени, окинул мысленным взглядом получившееся творение — это был слепок искусственного сознания. Вернее даже не сознания, а некоторой программы поведенческих императивов. Сам слепок обладал всего тремя функциями — цепляться к ближайшему незащищённому (как показала практика некоторые люди сами не понимая этого, сооружали что-то вроде простенького входного фильтра, но подобные люди имели и так достаточно плотное нейропространство в которое мне самому было непросто проникнуть) нейропространству со средней плотностью, внедрять в нейропространство императивы, и создавать собственные копии, используя для этого энергию излишек психической энергии (я обнаружил что некоторые из людей накапливают в своём нейропространстве некую компоненту [я назвал её психической энергией или ПЭ] которая позволяет людям делать что-то с высокой эффективностью. Вот только бОльшая часть тех людей, чьи нейропространства я обследовал, тратили эту энергию на производство скандалов, выдумывание способов увильнуть от работы или методов хищения общественной собственности. При этом у тех кто употреблял спиртосодержащие жидкости, ПЭ уходило на поиск способов добыть эти самые жидкости). Правда структура отвечающая за создание собственных копий получилась какая-то ущербная, не думаю что она
Как следует осмотрев получившееся творение и хорошенько запомнив его структуру я прикрепил его к нейропространству сидящей рядом женщины, и неожиданно почувствовав что довольно сильно устал, перешёл в режим восстановительной медитации. В таком режиме я провёл до того самого момента пока не объявили станцию на которой мне надо было выходить.
На своей остановке я довольно долго слонялся по пустой платформе, пока к ней не подъехал ржавый и неухоженный грузовой автомобиль, местные называли их “зилками”. За рулём сидел такой же, как и автомобиль, неухоженный, но довольно молодой мужчина. Увидев меня он распахнул дверцу, и перекрикивая мотор крикнул мне: “Даня, залезай!”
Мне не оставалось ничего кроме как закинуть в кабину рюкзак и забраться туда же. Дорогу до пункта назначения сложно описать словами — помимо ужасного транспортного средства, ужасной дороги и ужасного водителя меня занимало только одно — как бы не выплюнуть на дорогу собственные кишки. Видя моё состояние дядя Слава, поинтересовался не укачивает ли меня. Я осторожно кивнул надеясь на толику сочувствия или какую-либо помощь, но он лишь беззлобно посмеялся и посоветовал учиться терпеть, ведь, по его словам: “В танковых войсках тебе хуже будет, хотя может тебя в танковые-то и не возьмут — вон какой уже вымахал! Небось дольше деда уже?”. В моей базе данных присутствовало несколько довольно мутных образов родственников у которых мне предстояло провести ближайший месяц, но провести требуемую оценку по ним не представлялось возможным.
Наконец ужасная поездка на трясущемся аппарате, управляемом дымящем курительной палочкой водителе, который постоянно перекрикивая рёв мотора и сражаясь с многочисленными рычагами аппарата задавал мне какие-то вопросы закончилась. Высадив меня на окраине населённого пункта машина укатила к стоящим поодаль, в поле, техническим зданиям. Посмотрев ему вслед я передёрнул плечами — сам аппарат был выкрашен грязно зелёной краской, а водитель одет красную рубаху, почему-то мне казалось что всё должно быть наоборот. Так что вообразив это словил странное чувство дежавю, и от такой картины у меня непроизвольно побежали мурашки по всему телу.
Я медленно побрёл по пыльной грунтовке между неказистыми домами и почерневшими от времени заборами, старательно роясь в памяти в попытках найти подсказку — куда мне идти дальше. Но положение спасла симпатичная девушка, примерно моего возраста сидящая на скамейке возле одного из дома.
— Здравствуй Даня, — при моём приближении она встала и подошла ко мне, — я знала что ты сегодня приедешь.
Но видя отсутствие реакции с моей стороны, она насторожилась и на полшага отступив и с тревогой спросила, — ты ведь не забыл меня?
Положение надо было как то спасать, похоже это знакома Дани и судя по тому что она его ждала — близкая знакомая. Так что я сделала единственное что можно было сделать в такой ситуации — сбросил рюкзак на дорогу и шагнув к не ожидавшей такого девушке, крепко её обнял и поцеловал.
— Конечно не забыл, милая, — прервав поцелуй шепнул ей на ушко.
Но видя её расширившиеся от удивления глаза, понял, что сделал всё-таки что-то не то. Да и тут как назло какие-то мелкие дети пробегая по улице начали кричать: “А Даня Городской Милку целует!”, “Целует! Целует!”.
Девушка, же отойдя от шока отвесила мне пощёчину и развернувшись бросилась по улице прочь. Странно — сколько не смотрел модельных ситуаций в нейропространствах разных людей, всё должно было пойти иначе. Но как бы то ни было я только что лишился проводника по деревне, а возможно приобрёл некоторое количество проблем.
Маришка идя из коровника, куда ходила помогать матери, домой, невольно задумалась — после того как они вернулись из города (куда ездили всей семьёй на торжественное собрание), обратно в деревню что-то изменилось. Во-первых, на второй день после возвращения, мать почему-то достала из запертого на замок шкафа её новое платье, купленное в прошлом году и отложенное на “всякий случай”. Платье было красивое, с миленькими цветочками, жаль только она немного выросла и платье было самую капельку маловато, глядя на то, как и сама мать стала носить новые вещи достанные из загашника, Маришке стало понятно что ей больше не придётся занашивать до дыр одни и те же вещи. Во-вторых, отец на следующую неделю перестал, вообще, пить самогон и стал курить только в обед вместе с остальными мужиками на МТС. В-третьих, Стёпка Иванов — первый деревенских хулиган, перестал всех задирать и ходить по деревне, после бани, с оглоблей урожая пришибить бабу Глашу. Теперь он работал на заготовке силоса и всем рассказывал что знает как силос ещё эффективней.
Да и вообще вся деревня как-то странно преобразилась — председатель колхоза выделил из запасов кучу фляг с краской, которые много лет стояли в одном из складов и уже практически полностью превратились в камень. Мужики собравшись в одну из суббот покрасили все заборы и фасады на улице Ленина в красивый красный цвет, а председатель пообещал что закажет ещё краски, чтобы покрасить все чёрные от старости заборы в красивые яркие цвета. Теперь хоть по улице стало гораздо приятнее, но покраской заборов дело не ограничилось. Опять же, с разрешения председателя, мужики собравшись на очередной субботник разрыли тракторами Яшкин лог и набрали там гравия, которым отсыпали все улицы в деревне — теперь после дождя не разводилась грязь и можно было ходить не только в сапогах, но и в ботиночках. У неё например тоже были красивенькие ботиночки которые мама достала из сундука. В них было не стыдно ходить в клуб, тем более там вместо скучных собраний теперь каждые выходные собирались все жители и обсуждали что бы улучшить в деревне. И высказывались не только взрослые, но и дети. Даже она когда председатель, в очередной раз, предложил высказываться всем желающим, рассказала что поросятки страдают. Раньше когда она носила мама обед в коровник, на обратном пути ей всегда давали ведро молока для поросяток, а сейчас мама почему-то перестала так делать.
На её реплику председатель почему-то засмеялся и шутливо погрозил потупившей взгляд матери пальцем, и спросил у кого из людей ещё такая же проблема. Руки подняли многие — ведь почти вся деревня держали в подворьях поросят, гусей, коров и кур. И если раньше скотину кормили колхозным молоком, сеном, зерном и остатками со столовой, то теперь никто из работников ничего не брал домой. От этого колхозные коровы стали давать в два раза больше молока, а поросята на ферме гораздо быстрее прибавлять в весе. Посовещавшись люди решили что все ответственные за заготовку и производство кормов люди будут работать на полчаса дольше, и сверхнормативную продукцию раздавать всем кому надо кормить скотину. А чтобы на эту работу хватило ГСМ все работники пообещали, что мало того что, будут бережно и экономно ездить на технике, так ещё и возьмут на вооружение новые правила при поездках, которые предложил школьный учитель математики Семён Петрович — он рассчитал что больше всего топлива тратиться при левых поворотах, поэтому он расчертил карту деревни и окружающих полей маршрутами для всей колхозной техники, которые позволят экономить до 40 % топлива.
Но на таких собраниях не все выступали с конструктивными предложениями. Некоторые постоянно всё критиковали не предлагая, впрочем, иных вариантов. Среди таких людей была баба Глаша (про неё говорили что она гонит самогон, вернее гнала, так как во всей деревне осталось только человек пять кто продолжал пить), колхозный бухгалтер Лев Янович Хейман и Борька тракторист. Только Борька трактористом быстро перестал им быть, так как он не стал работать по-новому и продолжил как раньше оставлять трактор мокнуть под дождём, не глушить на перекурах, и не чистить после работы. Поэтому, по решению народного собрания, его перевели из трактористов в животноводы. Конечно он устроил страшный скандал, кричал что не будет грести навоз и крутить хвосты быкам, но других вариантов у него не было. Хоть и первую неделю он не являлся в коровник, а всё крутился возле МТС, но никто из мужиков не пускали его к тракторам. Так что, хочешь не хочешь, но пришлось ему ухаживать за коровами, правда, мама рассказывала, что не любит он животных. Обижает их и кричит на них, а это плохо сказывается на надоях молока.
Лев Янович тоже постоянно устраивал скандалы, по поводу распоряжения председателя колхозным имуществом, но после того как из города приехала дочка председателя и стала подолгу задерживаться в управлении проверяя все бухгалтерские гроссбухи, он за один день собравшись куда-то уехал. Председатель потом несколько дней ходил печальный, но после того как агроном Алексей Викторович закончил с каким-то “агротехническим анализом земель” сразу повеселел и на следующем собрании заявил что на следующий год их колхоз будет в передовиках не только по району, а может даже по всей области!
Но самые интересные события в их деревне стали происходить только осенью, когда настала пора уборки урожая. Началось всё когда из района к ним приехали несколько странных людей. Назвались они почему-то спец группой.
Глава 13
Как бы то ни было, цыкнув на расшумевшихся детей, от чего они прыснули в разные стороны, просто пошёл по улице надеясь что какой-нибудь из домов вызовет активацию воспоминания из нейропространства Дани, куда я сейчас транслировал видимую мной картинку.
Но долго бродить мне не пришлось, из одного из дворов навстречу мне вышла дородная женщина в затасканном халате и всплеснув руками принялась довольно громко тараторить
— Да неужели это Даня?! А как вырос-то за год! А как похудел! Ну ничего, у нас на парном-то молоке, да на сметанке — быстро округлишься.
Пока она это проговаривала ходя вокруг меня, её образ наконец-то прогрузился и информационная система выдала информацию, что это знакомая бабушки Дани — тётя Глаша, известная деревенская сплетница. Но, самым важным было то что также мен стало известно что живёт она на параллельной улице с домом моих (теперь моих) родственников, чей дом располагается на углу параллельной текущей улицы и пересечения с проездом между ними.
Сопровождаемый, продолжающей что-то болтать Глафирой, я наконец сориентировавшись, отправился в нужную сторону.
По приходу на место ничего интересного не происходило, кроме того что меня сразу усадили обедать и приступили к бесконечным расспросам. Родственников интересовало абсолютно всё — и как я питался в городе, и какие у меня вышли готовые оценки, и как дела у родителей. Помимо бабушки и дедушки в расспросах участвовали постоянно заходящие дом соседи и знакомые. В это суете как-то неожиданно стало известно об инциденте произошедшем со мной сразу по приезду, тут же помимо охов и вздохов от многочисленных представителей женского пола и шуточных подтруниваний от деда, и его приятелей, прозвучало несколько недвусмысленных угроз физической расправы надо мной в случае некой ситуации которую они характеризовали как “обидишь девочку — …”. Я не совсем понял что они имеют в виду, но думаю смогу разобраться с этим по ходу действия.
Пока происходило это действие — паломничество совмещённое с обедом плавно перетёкшим в ужин, на улице стемнело и гости понемногу принялись расходиться. А бабушка сообщила мне что, приготовила постель в амбаре — где я, якобы любил спать.
Не знаю что там любил Даня, но он явно был каким-то ненормальным. Амбар представлял собой мрачное здание из почерневших от времени досок заставленный каким-то барахлом. Под самой крышей в этом строении имелся деревянный полог на который вела убогая лестница — именно там мне и приготовили “постель”. Постель эта представляла собой несколько холщовых мешков набитых сухой травой, брошенных прямо на доски. Правда сверху они были застелены чистой простынёй. Также в комплект прилагалось пара подушек и тёплое ватное одеяло. В общем мрак какой-то. Ну да ничего дайте мне немного времени и я расшевелю это царство убогости и отсталости. С этими мыслями я прешёл в спящий режим.
Оказавшись в собственном нейропространстве, потратил немного времени на восстановление собственного психического равновесия после устроенной мне “тёплой” встречи. Нет, я конечно ничего не имею против гостеприимства, радушия, и добрых соседских посиделок, но глядя на ток как мужчины постоянно смолили сигареты одна за одной и пили спиртосодержащую жидкость достанную бабушкой из серванта, за “приезд Даньки” (впрочем женщины от них сильно не отставали) понял, что затуманивание собственного рассудка, является среди местных, нормой.
Вот только зачем они это делают — остаётся для меня загадкой. Ведь сколько бы я не рассматривал модельные ситуации в нейропространствах и реальные сцены — подобное поведение, хоть и слабо, но всё-таки было общественно порицаемым. А тот недолгий период эйфории вызванной употреблённым препаратом вскоре сменяется более долгим периодом депрессии которая к тому же протекает гораздо тяжелее. Мало того с этим состоянием депрессии местные борются употреблением следующей дозы препарата.
Но думаю тут не стоит рубить с плеча и менять моральные и поведенческие императивы у всех встречных — поперечных, как я поступил со случайными попутчиками в электричке (кстати интересно что из этого получится, и в какую сторону изменит обстановку на месте их жительства), а применить более тонкий подход. А для этого мне следует немного вникнуть в местную обстановку.
Ко конца ночи я подключался к ближайшим нейропространствам (всё-таки без специального оборудования мои возможности сильно ограничены) и считывал поверхностную информацию. Благодаря этому моя база данных немного расширилась и теперь помимо данных на большую часть населения деревни, также получил описания и разъяснения на местные объекты и термины.
С наступлением утра, о котором меня известил громкий ор какого-то домашнего животного (и зачем только подобных тварей держат рядом с жильём), началось то что изредка проскакивало в воспоминаниях Дани. Сначала меня, достаточно плотно, покормили, а затем отправили на производство сельскохозяйственных работ — требовалось пропалывать посадки каких-то растений, затем таскать экскременты животных и выполнять другие поручения родственников.