— Можно я пойду? — спросили сзади.
Тощая девчонка прикрывала несуществующую грудь.
— Подожди, — я пошарил в памяти донора, — денег дам.
Достал из орехового бюро пачку деревянных, сунул пацанке. Буквально поразил её. Попыткой совести смягчить стыд за время, во время которого пенсионеры шли на кладбище, пацаны — в бандиты, а малолетки — в проститутки. Все это было мной пройдено и прожито, но мое сознание к старости обрело здоровый цинизм, да и деньги жалеть было неприлично.
Вышел на балкон и ощутил очередное дежа вю — вид на улицу Марата был знакомым, все же тут я прожил около двадцати лет. Тот, кто затеял эти перемещения сознания, наверняка обладал своеобразным чувством юмора — это была моя квартира № 16 на улице Марата города Иркутска. Именно тут прожил я до 20 лет, пока брат не разменял её на две. Третий этаж, только нет двух тополей, что высились до пятого этажа, голо внизу, голо вдоль улицы. Это в мое время тут был центр, нынче — пригород.
Личность Даши Бадмаева уже не сопротивлялась, и я был готов вершить реформы. Тем более, что на примере раннего самоубийства Василия Сталина уже осознал — менять историю в этом мире можно. А зеркальный этот мир или тот же самый меня мало волновало. В конце концов никто не опроверг теорию, что все материальное — по существу всего лишь иллюзия, порождение спящего мозга, разместившегося в крошечном чипе гигантского компьютера Вселенной. Или — БИОС в умных часах на запястье Бога.
Небольшой опыт выживания в лихие девяностые у меня был. Я тоже тогда открыл свою небольшую типографию, нанял шофера и телохранителя. И промотал в частном бизнесе сотни две тысяч зелени, пока не понял — не мое. Да и доллары были не мои, а от государственных издательств, понадеявшихся закупить через меня офсетные типографские машины в Германии…
Я помнил все: августовский путч, распад СССР, экономические реформы, включавшие приватизацию государственной собственности в частные руки, либерализацию цен и свободу торговли, а также обесцененные сбережения граждан, невыплаты заработной платы, пенсий и социальных пособий, конституционный кризис, завершившийся силовым разгоном Съезда народных депутатов и Верховного Совета, осетино-ингушский вооружённый конфликт 1992 года, денежную реформу 1993 года, становление терроризма и организованной преступности, две чеченские войны, экономический кризис 1998 года, вестернизация, сексуальная революция, моральный релятивизм — все это я уже пережил. Да и сам-то не шибко пострадал, разве что бизнеса лишился и банк с моими деньгами лопнул. Зато стал фрилансером и вольным журналистом, а потом и писателем стабильным.
Но небольшой опыт в то время я получил, создав частную типографию путем аренды у городской этажа и мощностей офсетной печати. Им деньги — мне тоже, но побольше. Калининградцы получили:
Бесплатный журнал «Аферист», где печатались предостережения против мошенников.
Фантастику в свободной продаже в невзрачных томиках (городская типография лучше не могла, а областную перехватили более серьезные воротилы — бывшие партийцы, прокуроры, гбешники и комсомольские вожаки. Тем ни менее зарубежную фантастику расхватывали…
Столовую для бедных семей и стариков. Суп можно было брать домой, второе — нет. Хлеб еще давали и яблоки. Еда была вкусной, я лично периодически там питался и всех вороваек увольнял мгновенно. А с работой в те времена было плохо.
Одно время торговал пирожками с капустой, самыми дешевыми в производстве. Ребята из кулинарного училища приходили в четыре утра в кафе и лепили пирожки. К открытию у кафе был бидон горячих пирожков, а кулинарные школьники распродавались по городу и половину прибыли отдавали мне.
Вообщем крутился, как мог. Поддерживал местную секцию боксеров, за что получил взаимность и пару наездов отбил с блеском. Подарил райотделу полицейскую «шкоду» и наезды вообще прекратились.
Пока был в Германии по поводу поддержанных авто, в России сотки и полсотки превратились в некрасивые бумажки. А у меня их было два мешка. После этого зарекся держать сбережения только в валюте и камушках, но особых сбережений не случилось, как и камушков. А пару золотых царских червонцев с трудом продал на Кипре, чтоб наскрести денег на обратный билет — очередная реформа на родине лишила меня доступа к валюте на кредитной карточке.
Обнищав, продал машины, оборудование и уехал в Питер, где полностью переключился на писательскую деятельность. Художественные книги писал для души, а прикладные — для заработка. В те времена раннего интернета еще не проверяли компиляции на уровень плагиата. А сканеры уже появились в продаже, как и проги для распознавания текста[5]. Поэтому на книгу о готовке в духовке у меня ушла неделя, а совершенно дурацкий опус про корейские салаты (только входившие в моду) составил из обычных салатов с добавлением в них уксуса, перца, корейской острой моркови и корейской острой капусты кимчи (отвратительный вкус) — три дня.
Большую часть таких рукописей я продавал в Москве, соблюдая принцип не пакостить, где живешь.
Потом меня пробило на учебники. Первыми оказались рабочие тетради для школьников. Действительно первыми в России. Очень хорошо за них заплатило ростовское-на-Дону издательство.
Вообщем, если мне удастся в повторной жизни проявить себя на писательском поприще, я еще вернусь к этой теме. А пока перейду к первым ощущениям и явлениям своего попаданчества.
Мир двулик и частично иллюзорен. Загадка про «тётю Грушу» одинаково может привести к лампочке или к самой «тёте Груши» — суциднице. (Как я радовался в детстве, услышав что «тётя Груша» повесилась!) Любой попаданец должен отчаянно бояться прекращения попадания, скоротечности забавы.
Именно этого я и боялся, распоряжаясь телом и богатством непорядочного Бадмаева. ДашИ (ударение на последний слог, на тибетском означает «счастье, процветание, благоденствие»).
В первую очередь, естественно, я собирался озаботиться благополучием себя — родимого. В 1990 году я только освободился из тюрьмы и работал в передвижном цирке — мотался вместе с труппой и животными по югам. Выяснить, где сейчас нахожусь, было не так легко, как во время развитого интернета а я сам банально не помнил. Следовало сделать запрос в Госцирк. А брат с мамой сейчас в Смоленске, брат работает в каком-то НИИ. Им тоже следует перевести деньжат.
Так что, выйдя на улицу и открыв знакомый, гараж, где вместо папиной «победы» стоял японский джип, я сперва поехал в сберкассу….
Но тут наступила чернота.
До сих пор не знаю, что там произошло и моя ли это была реальность. Множественную Землю никто не отменял.
Глава 3
Мой третий донор — ребенок с парализованными ногами в больнице. Я не стал подавлять его личность, а он даже обрадовался собеседнику в своей голове. Оказывается мальчик книгочей и старинную фантастику с попаданцами любит.
— Почему старинную? — забеспокоился я.
Выяснилось, что меня зашвырнуло в 2070 год.
Мальчик ждал операцию, в его время сшить нервные окончания позвоночника было просто, и плавал над матрасом за счет общего магнитного резонанса в палатах для спинозников между полом и поясным корсетом.
Конечно, мальчик не смог детально ознакомить меня с будущим, но компьютер в форме часов спроецировал в воздух около кровати четкую цветную голограмму, а будущий интернет ответил на главные вопросы.
Рак легко излечим. Средняя продолжительность жизни 120 лет, на пенсию выходят в 86. Все жители развитых государств бесплатно обеспечены автоматизированным «умным» жильем и предметами первой необходимости, включая еду.
Преступности почти нет. В бесплатном жилье обязательно работают круглосуточные регистраторы. За порядком на улицах следят дроны, имеющие право обездвиживать а по команде с пульта и убивать нарушителей.
Африка безлюдна, там запрещено жить людям и она является «легкими» Земного шара за счет буйной растительности и болот.
Потепление сократило плоскость суши и солидно поуменьшило некоторые государства.
Израиль и окружающие его арабские государства исчезли, вместо них — зараженные радиацией территории международного владения, нефть там добывают рабочие в глухих защитных скафандрах. Дело в том, что в Израиле одно из правительств стало почти полностью религиозным и активно начало воевать с соседями. Трудовое и светское население почти полностью покинуло государство, ставшее им откровенно враждебным; раввины вынуждены были опираться на гостарбайтеров и наемников для армии: китайцев и таиландцев. В конце концов на Израиль одновременно напали иранцы, ливанцы и сирийцы, а седобородые «мудрецы» не придумали ничего лучше, чем сбросить на Иран ядерную бомбу. В ответ им тотчас прилетели ядерные гостинцы из России. Которая к тому времени вновь стала социалистической, но по изуверскому китайскому образцу диктатуры партийной элиты и уравниловки для народа.
В США к этому времени внутренние противоречия разорвали государство на несколько штатов, юг отделился от севера. А тут еще постоянная угроза вулкана Йеллоустоун на территории Вайоминга, Монтаны и Айдахо. Так что россияне не опасались ответки и стерев с лица планеты несколько миллионов евреев и арабов, заполучили международный пай в качественной арабской нефти.
Вообщем то миром правили Китай, Россия и Объединенная Корея. Япония ютилась на остатках суши и молилась, чтоб про них забыли. Дряхлеющая Европа омолодилась иммигрантами и стала прогрессивно-мусульманской индийско-пакистанской с толстой прослойкой африканцев. Забавно было наблюдать на бывших высокомерных джентльменов-британцев, прислуживающих толстым индусов…
Техника, конечно, сделала серьезный скачок — мечты фантастов воплотились реально. Вплоть до самодвижущихся тротуаров и сверхскоростного транспорта. В то же время особой необходимости в постоянном человеческом перемещении и не было. Большинство работало на дому, откуда можно было не только управлять автоматическими станками, производствами, сервизом… но и что-то брать, двигать тактильно хоть на другом конце планеты.
Грустные прогнозы о вытеснении людей автоматами свершились, правительство находило выход только в космических программах. Треть земного населения неслась осваивать планеты, терроформировать их. И это были не только убежденные пионеры, но и всякое отрепье, уголовники. Смертная казнь вернулась повсеместно…
В этот момент ребенок отключил коммутатор и, откинув одеяло, поплыл по воздуху на выход из палаты. Я растерялся и не сумел ничего предпринять — наше тело вплыло в какую-то комнатку вроде бокса и меня вышвырнуло из мальчика.
И стремительно вперло в меня самого шестнадцатилетнего, в 1960 год.
Глава 4
Я вовсе не подавлял личность мальчика, в которого вселилось мое сознание. Просто я молодой обрел знания себя самого, прожившего жизнь. Но эти знания потеряли эмоциональность, они стали черно-белым текстом опыта. Конечно, старческая проекция лишила юность многих открытий, но молодое тело небрежно перемололо этот опыт.
И потеряло молодость!
Эмоциональная вялость окутала меня, как проказа. И еще я боялся шокировать маму и братьев своим, резко изменившемся поведением. Могли и в психушку отправить. Благо, весь дом населен врачами, так и называется — Дом специалистов, первый пятиэтажный жилой дом Иркутска.
Я чувствовал себя, как герой Уэллса, добравшийся на Машине Времени до Конца Земли.
Я не только помнил эту книгу Уэллса, я часто вспоминал её в минуты грусти. На обложке старого, «советского» издания над бордовой пустыней Земли висело огромное, гаснущее солнце и по берегу свинцового океана ползали гигантские крабопауки.
«…Представьте себе краба величиною с этот стол, с множеством медленно и нерешительно движущихся ног, с огромными волочащимися клешнями, длинными шевелящимися щупальцами и стебельчатыми глазами, сверкающими с обеих сторон его отсвечивающего металлом лба! Спина его была вся в складках и выступах, местами покрытых зеленоватым налетом. Я видел, как шевелились и дрожали многочисленные щупальца его сложного рта…
Не могу передать вам ощущения того страшного запустения, какое царило над миром. На востоке — багровое небо, на севере — темнота, мертвое соленое море, каменистый берег, на котором ползали эти мерзкие, медленно передвигавшиеся чудовища. Однообразная, как бы ядовитая зелень лишайников, разреженный воздух, вызывающий боль в легких, — все это производило подавляющее впечатление! Я перенесся на столетие вперед и увидел то же самое багровое солнце — только немного больше и тусклее, — тот же умирающий океан, тот же холодный воздух и то же множество земноводных ракообразных, ползающих посреди красных и зеленых лишайников».
Я поскорей ушел из дома и пошел в исчезнувшую в будущем беседку, которая в шестидесятых была сооружена из настоящего резного дерева в тени тополей и радовала детей и подростков. Она примыкала к детской площадке, в центре которой были деревянные качели, умеющие вертеться на все 360 градусов. Высшей доблестью среди пацанов моего времени было вертеться на этой качели, соответственно раскачав до центробежного экстаза. Для это следовало стать на сидушку немного боком и, пружиня ногами, наращивать шаг раскачки.
Площадка примыкала одной своей стороной к клинике папы на улице Марата, а с другой — к домику дворника.
Было же время! Дом сразу заселялся обслугой: был дворник-сторож с персональным жильем, был слесарь-плотник Мотя, он жил в первом подъезде, были кирпичные гаражи и были сараи на улице и кладовки в каждом подвале. В квартирах, кстати, тоже были кладовки и целых два коридора от входа — в кухню и от входа — в комнаты.
Был я тут в двухтысячном, на место зелени и детской площадке втиснулась стандартная и безликая девятиэтажка. И двор с зеленью фактически исчез — зачем дворы нынешнем детям, не знающих пристеночка, запятнашек, войнушек и пряток!
Но теперь были всего лишь шестидесятые, беседка стояла на месте, была по причины раннего времени пуста, и я уселся медитировать. Вернее, просто поразмыслить, ибо медитировать никогда не любил. Я допускал, что никакого возвращения в детство нет, а моя старенькая тушка лежит в больнице, подключенная к приборам жизнедеятельности. Но даже если так, то все равно бредить, как и галлюцинировать, надо весело, со вкусом, от всей души.
Я заново осознал себя в теле себя самого утром. Когда встал и автоматически попытался идти в сторону туалета, который в Доме пенсионеров находился в пяти шагах направо по гипотенузе. Вместо движения уткнулся в ширму, открыл глаза, выбрался и осознал себя в столовой отеческой квартиры в Иркутске. Улица Марата — 25, телефон 41–41, чулан во втором подвале, гараж тоже второй, там должна стоять Победа, если братья еще не продали её.
Благодаря предыдущем попаданиями я не впал в истерику и не потерял сознание. Я быстренько оделся (ситцевые шаровары, футболка со шнурками вместо пуговиц, модные кеды «Два мяча») и свалил на улицу, в беседку — размышлять.
Мне срочно надо было решить две проблемы.
Как не «спалиться» перед родственниками и как построить жизнь заново, не проворонить второй шанс.
Не «спалиться» просто — надо уехать на полгода-год. Где нужны шестнадцатилетние неумехи? В геологии. Благо у нас крупная сибирская контора с филиалами, а область вместила б в себя всю Европу вместе со Средней Азией. И везде тайга и потенциальные залежи ценностей в земле. Конечно, мама будет «возникать», что я в этом году не поступаю… в шестидесятые высшее или среднее специальное еще были приоритетным среди населения. Хотя инженер с дипломом получал в два раза меньше, чем квалифицированный токарь или фрезеровщик. Но у меня до возраста призыва есть еще два года, так что Армия не грозит. Слиняю к геологам, а маме записку оставлю. Жалко её, погасшей после смерти отца выглядит, постаревшей. Хотя моложе меня до вселения в это юное тело.