В моей первой жизни в мае одна тысяча девятьсот семидесятого года началась перешивка колеи на стандарт 1520 мм (четыре фута одиннадцать и пять шестых дюйма).
Во второй жизни я предлагал Петру Аркадьевичу Столыпину, как премьер‑министру крупнейшей европейской державы собрать европейскую конференцию по железнодорожным стандартам и договориться о единой ширине колеи, а также создать консорциум, который и будет заниматься перешивкой старых колей. В Европе был стандарт 1435 мм (четыре фута и восемь с половиной дюймов). Там только у Испании и Португалии был размер колеи 1668 мм. Колею пришлось бы перешивать нам и нам бы это было выгодно, так как обеспечивалась бы большая занятость населения, а железных дорог в России первой четверти двадцатого века было не так много. Переговоры пошли полным ходом, купцы за эту идею ухватились крепко, выгодно свои товары одним махом да на курьерской скорости провезти от Владивостока до Лиссабона. Однако, сначала ушёл Пётр Аркадьевич, а затем и я. И вот результат – идёт перешивка на стандарт 1520, как и в первой моей жизни. Похоже, что они, жизни, где‑то соприкасаются, а, возможно, что во власти не тот рулила и он крутит баранку управления государством, как ему вздумается, или у него руль из рук вырывают. Столько проблем, а из‑за возраста мне нужно думать только о рогатках и бросании камней в воду, подсчитывая «блинчики» и хвастаясь результатами.
Взрослые восхищаются книгой Корнея Ивановича Чуковского «От двух до пяти», которую я читал в первой жизни, умиляясь глупостями маленьких детей. А если с ними разговаривать по‑взрослому, то и они бы быстрее становились взрослыми и помогали своим родителям дельными советами. И вообще, индустрию вундеркиндов нужно ставить на поток. Хотя, есть отдельные моменты, типа военной службы. Нельзя детей ставить командирами, потому что они ещё не понимают цену человеческой жизни и могут устроить такую бойню, что всякие кровавые маньяки будут казаться младенцами перед ними.
В наших вагонах было всё так, как было всегда. Все вагоны были Александровского завода (Санкт‑Петербург). Вагоны третьего класса были рассчитаны на девяносто человек. Скамьи были установлены по сторонам от центрального прохода и расположение окон не совпадало с шагом скамей. По сторонам вагона были открытые площадки, отделённые от пассажирского помещения одинарной дверью, куда зимой задувал ветер. Вагоны второго класса имели мягкие диваны большего размера в купе и были рассчитаны на 52 места. Вагоны первого класса были рассчитаны на 28 «дневных» мест или 14 мест для лежания. Мы ехали во втором классе, как же, новоявленные баронеты и с ними их благородие господин губернский секретарь, наделённый широкими полномочиями в обеспечении нашей поездки.
Наши вагоны полностью вытеснили вагоны западного образца, которые были неудобны и не приспособлены к нашим морозам, и вообще передвижение по вагонам было затруднено тем, или даже невозможно от того, что каждое купе имело свой выход на улицу, а туалеты были расположены в багажном вагоне и чтобы добраться до них, нужно было выходить на улицу на остановке, бежать к багажному вагону и таким же путём возвращаться на своё место, и представьте себе, что чувствовал пассажир, имевший потребность в отправлении естественных надобностей, а до остановки ещё два часа пути.
Дорога работала на тепловозной тяге, используя корабельные нефтяные двигатели. Экономисты подсчитали, что топливо для них (керосин, лигроин, дизельное топливо, сырая нефть, растительное масло) выходило дешевле, чем перевод железнодорожного транспорта на электрическую тягу, благо в шестидесятые годы были открыты нефтяные месторождения в Тюмени.
Нефтяные двигатели имели сравнительно невысокий коэффициент полезного действия и обязательной деталью был массивный маховик, создававший вибрацию всего двигателя, что чувствовалось нежными пассажирами. По нашим планам, к этому времени все нефтяные двигатели должны быть заменены судовыми дизелями, но что‑то пошло не так.
Проводник принёс хорошо заваренный чай в мельхиоровых массивных подстаканниках с царским гербом и с мельхиоровой ложечкой в стакане, которая позвякивала на стыках рельс. Сварных рельсов пока не было.
Питались мы в ресторане, который находился между первым и вторым классом. Русская кухня, пожалуй, самая богатая, вкусная и полезная и легко поспорит с любой другой кухней в мире. Поездка была великолепной, не считая запаха дизеля, но зато на зубах не было угольной пыли от паровоза.
Глава 17
Пересадка в Москве и поездка до Петербурга прошли так же буднично, как и дорога от Вятки до древней столицы. Толпы спешащих людей оттуда и сюда. Крики носильщиков с татарским акцентом: «Пааабэрэгись!». Карманные жулики. Станционные городовые. Ремесленники с пилами и топорами, обмотанными холщовыми тряпками. Сбитенщики: «А вот сбитень! С ног не сбивает, а здоровья прибавляет!».
В Петербурге на вокзале нас ждал автомобиль графа Китченера, который привёз в его имение, где мы и расположились в гостевом флигеле. Мои родители и брат восхищались всем увиденным, а мне это было не в новинку, но я положительно оценил планировку флигеля и всего, что там находилось.
На следующий день к вечеру нас принял граф и объявил, что на следующий день мы идём представляться Его Императорскому Величеству в одном из залов Зимнего дворца.
Мне граф Китченер наедине сказал:
– Будьте готовы к приватной встрече с ЕИВ. Мне доложили, что в списке представляющихся его заинтересовали только ваши данные.
Вечером после ужина я устроил экскурсию по окрестностям для своих родственников, удивляя их тем, что знаю, где и что находится, как будто я бывал здесь неоднократно. До определённого значения возраст играет отрицательную роль, в затем положительную, затем снова отрицательную, а потом снова положительную. Как это? А вот так. Сами подумайте.
В Петербург мы выехали с утра и приехали за час до намеченного мероприятия. Анастаса Ивановича с нами не было, и я руководил действиями своих родственников, ещё раз повторив, как вести себя во время представления.
Представление прошло как по нотам. ЕИВ прошёл вдоль строя приехавших в столицу дворян, кивнул знакомым и удостоив пары фраз двух генералов. Около нас он остановился, что‑то сказал церемониймейстеру и тот сделал пометку в своей книжке.
На выходе нас остановил скороход и сообщил, что баронета Туманова Олега Васильевича ожидает на личную аудиенцию ЕИВ. Это было сказано негромко, но услышали все. Какого‑то мальчика ожидает ЕИВ. Что может связывать шестидесятилетнего мужчину, семейного в течение почти сорока лет и имевшего кучу ребятишек и вот этого реалиста, который даже не является учеником императорской гимназии. Неужели детям ЕИВ потребовалась живая игрушка?
Я повернулся и пошёл вслед за скороходом.
ЕИВ был у себя в кабинете и сидел на резной оттоманке, обитой гобеленом, около которой стоял резной чайный столик и за столиком стояла вторая оттоманка для посетителя, приглашённого к чаю. Европейская оттоманка отличалась от турецкой наличием спинки.
– Баронет Туманов, – громко доложил камердинер и пропустил меня в дверь.
Я подошёл ближе к ЕИВ и поклонился, как и положено подданному.
ЕИВ жестом указал мне вторую оттоманку.
Я сел.
– Что можете сказать по поводу этого предмета? – спросил ЕИВ и подал мне потрёпанную книгу коричневого цвета.
Я посмотрел на книгу и сразу понял, что это как пароль и от меня требуют отзыв, чтобы убедиться в том, что я это я.
– Это ежедневник, – сказал я, – его подарил Вам я тридцатого июля одна тысяча девятьсот двадцать четвёртого года в день Вашего двадцатилетия. На первой странице стихотворение‑посвящение:
Я хочу описать свою жизнь
На листочке из детской тетрадки,
Нарисую я все виражи,
Что проехал на детской лошадке.
Мы готовились к бурям и схваткам,
Нас всегда окружали враги,
Нам винтовка была вечной свахой
И тачанка подружка в пути.
Мы всегда воевали с всем миром,
Каждый день мы воюем с собой,
Каждый бой завершается пиром,
А наутро с больной головой
Снова думаем, с кем бы сразиться,
Где остался трёхглавый дракон,
Исчезают берёзки из ситца
И закон никому не закон.
– Достаточно, – сказал ЕИВ, – дайте я на вас посмотрю. Когда я первый раз вас увидел, мне было столько же лет, сколько сейчас вам. Вы знаете, как это получилось?
– Даже не представляю, Ваше величество, – сказал я. – В волшебство я не верю, в наличие высших сил – тоже. Мне кажется, что человек из будущего создал какую‑то машину, которая штампует реальность как отдельную страницу в документе. Совсем как компьютеры, которые распространились по всему миру. Мы можем создать виртуальную страницу и написать на ней всё, что мы думаем. А потом сохранить её, поставив любую понравившуюся нам дату. Это не означает, что страница переместится во время этой даты, но создаст иллюзию отправки послания в прошлое или в будущее. В прошлое – это маловероятно, потому что предки наши не имели техники для прочтения этих страниц, следовательно, речь идёт о будущем. Для меня это третья жизнь.
– Как третья жизнь? – не понял ЕИВ.
– Да, Ваше величество, – сказал я, – третья жизнь. Но это информация особой важности и её знали только ваши покойные родители, духовник вашей августейшей семьи достопочтенный Григорий Ефимович Распутин и многолетний премьер‑министр Пётр Аркадьевич Столыпин.
– А как же я? – с обидой спросил ЕИВ.
– Вы тогда были года на четыре моложе меня сегодняшнего, – сказал я, – и вряд ли бы поняли, о чём идёт речь. А уж после 1918 года мы вовсе не поминали об этом, чтобы не расстраивать вас и не озлоблять раньше времени. Кое‑что знал один бывший депутат государственной Думы, ныне покойный, но и он был связан моим обещанием засадить его в психиатрическую лечебницу до скончания веков, если что‑то ляпнет о том времени, откуда я и он прибыли к вам.
Алексей Второй встал со своего кресла и нервно заходил по кабинету.
– Получается, что кроме вас никто не знает реальную историю нашего государства? – спросил он. Затем взял со стола колокольчик и позвонил в него. Вошедшему секретарю отдал краткие указания:
– Первое. Отменить все запланированные встречи на сегодня. Второе. Баронета Туманова с семьёй разместить в гостевых покоях. Граф Китченер составит им компанию. И проследите, чтобы их хорошо накормили и предоставили возможность познакомиться с Зимним дворцом. Третье. Нас не беспокоить.
Глава 18
Снова сев кресло, Алексей Второй закурил и сказал:
– Я хотя и конституционный монарх, но имею право знать историю страны, главой которой я номинально являюсь. Я помню те времена, когда мой папенька на переписи населения написал, что он хозяин земли русской. Я уже не имею права написать этого. Так что же должно было произойти?
– Я ещё хочу напомнить Вашему величеству, – сказал я, – что всё рассказанное мною ничем не подтверждено в вашей истории, упоминание о прошлых событиях может быть воспринято как горячечный бред со всеми вытекающими отсюда последствиями как для вас, так и для ваших наследников, которым нельзя ничего рассказывать о том, что я расскажу, чтобы не навлечь на них подозрения в психических расстройства.
– Мне всё понятно, – сказал хозяин, – я в нетерпении выслушать вас.
– В той, первой, жизни я родился в тот же день и в тот же год, в котором я родился в этой, третьей жизни, – начал я рассказ. – Через сорок два года после событий 1918 года. Я сын рабочего, то есть пролетарского происхождения, окончил среднюю школу и поступил в высшее пограничное училище Комитета государственной безопасности Союза Советских Социалистических Республик. И был членом Коммунистической партии, потому что без партийности о каком‑то продвижении по службе и вообще о карьере можно было и не мечтать. Я чувствую, что наговорил много непонятного и поэтому начну последовательно объяснять, что было в истории нашей страны в той, моей первой жизни.
В 1914 году, когда вам исполнилось десять лет, ваш папенька неосмотрительно вступил в мировую войну, преследуя цели отвоевать черноморские проливы у Турции, которая поработила центр православия – древнюю Византию и освободить гроб Господень.
В войне участвовали Российская империя, Британская империя, Франция и Сербия. С противоположной стороны Австро‑Венгрия, Германская империя, Оттоманская империя и Болгарское царство. А также многочисленные союзники и сателлиты противоборствующих сторон.
Война продолжалась почти четыре года и общие потери двух сторон составили почти восемнадцать миллионов человек.
Российская армия была распропагандирована большевиками‑ленинцами и отказалась воевать, а командующие фронтами высказались за отречение вашего папеньки от престола, что он и сделал на станции Дно, отрёкшись от престола в пользу брата своего Михаила Александровича.
– Предатели! – сказал Алексей Второй и стукнул кулаком по столу.
– В России произошла революция и вся власть перешла Временному правительству во главе с Керенским Александром Фёдоровичем, – продолжил я. – Все фамилии для вас незнакомы, поэтому я и не буду останавливаться на них. Народ побил всех городовых и жандармов и образовал милицию. Распоясались большевики, которые в октябре месяце совершили государственный переворот и захватили власть. Горстка интеллигентов и бандитов расстреливала офицеров и дворян, и никто не вступился за них. На защиту империи встала горстка офицеров в казачьих областях и в Сибири. Старая Россия проиграла, и российская империя развалилась.
Мировая война закончилась без России. Зато развалились Российская империя, Австро‑Венгрия, Германская и Оттоманская империи. Большевики не глядя отдавали побеждённым в войне странам российские территории, политые русской кровью. А гражданская война свела на нет всю экономику России.
– Предатели! – снова воскликнул Алексей Второй и стукнул кулаком по столу.
– В 1918 году всю царскую семью из‑за возможного захвата Петрограда войсками генерала Юденича, героя кавказско‑турецкой кампании, перевезли в Екатеринбург, разместили в особняке купца Ипатьева и затем расстреляли всех, включая прислугу и лейб‑врача Боткина.
– В том числе и меня? – удивлённо поднял брови ЕИВ.
– В том числе и Вас, – подтвердил я. – Не пожалели никого из вашей семьи.
– А дальше что? – спросил Алексей.
– Победившие в гражданской стране большевики ввели войска в отделившиеся от империи территории, за исключением Прибалтийских территорий и Финляндии с Польшей, которым вынужденно признали независимость, и образовали новую империю – Союз Советских Социалистических Республик, где губернии были переименованы в области и автономные республики, а крупные образования – в союзные Республики.
– Какие же крупные образования были у нас? – не понял ЕИВ.
– Получилось двенадцать республик. Белоруссия, Украина, Молдавия, Грузия, Армения, Азербайджан, Туркмения, Киргизия, Казахстан, Таджикистан, Узбекистан, Российская Федерация. В 1940 году присоединили бывшие Эстляндию, Курляндию и Лифляндию, которые переименовали в Эстонию, Латвию и Литву. И над всеми стояла Всесоюзная Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией, которую потом переименовали в Комитет Государственной безопасности, которому одновременно с борьбой с несогласными поручили охранять государственную границу. И начали пограничники стрелять по всем, кто хотел сменить место жительства. Был у нас знаменитый пограничник Никита Карацупа, который со своей собакой по кличке Ингус поймал 437 нарушителей границы, причём 436 нарушителей шли от нас и только один к нам.