– Не думаю, что в этом деле может быть слишком дорого. Дьявол! Да я им Эйфелеву башню отдал бы если б они попросили.
– Черт с ней с башней. Проблема в том, что нам действительно нечего предложить.
– Списание царских долгов? – военный министр пожал плечами.
– Слишком мелко. А уж учитывая, что красные их и не признают, вернее увязывают с компенсацией за интервенцию – тем более.
– Поставки ресурсов? Можем построить им какой-нибудь большой корабль. Или даже продать по дешевке один из имеющихся. В этой войне они нам вряд ли пригодятся.
– Это уже лучше, – Рейно кивнул, подтверждая свою мысль, – Сталин вроде как трепетно относится к большим стальным игрушкам. Купил крейсер у немцев. Опять же по слухам, советы собираются строить свои большие линкоры. Или уже строят – у них там как обычно все секретно. Но этого мало. Слишком у нас слабая позиция. Нужна морковка, на которую бы они повелись.
– Проливы?
– Да проливы могут быть такой морковкой. Но здесь нужно с англичанами общаться, их согласие будет определяющим. Это дело нужно будет хорошо обдумать, – взгляд премьер-министра Третьей республики остановился на языках пламени в камине, а мысли устремились куда-то в даль. В уме он уже прокручивал разные варианты. Проливы были не плохой идеей – именно ею удалось соблазнить Николая 2 на участие в предыдущей войне. Вот только как раз пример Николая, которому эта авантюра не пошла впрок… Да и Сталин явно умнее последнего российского императора.
Из размышлений главу государства вырвал скрип соседнего кресла. Он бросил взгляд налево – друг, соратник и подчиненный внимательно смотрел на него. Пламя камина отражалось в уголках глаз де Голля.
– Поль, если есть возможность хоть как-то привлечь советы на нашу сторону – сделай это. Хоть что-нибудь. Если не готовы воевать – пусть подвинут к границе побольше войск: это заставит Гитлера нервничать. Может отвлечет от нашего фронта пяток лишних дивизий. Нам любая помощь пригодится. Я тебе скажу как человек, который заведует сейчас всем этим дурдомом, под названием армия: у меня нет уверенности, что мы отобьемся в эту летнюю кампанию. Сделай все что можешь. Если нужно будет заложить душу дьяволу – сделай это!
Капитан с рабоче-крестьянским именем Василий и вполне графской фамилией Орлов сидел за столом и писал. Это стало его основным занятием в последние два месяца. Впрочем, по порядку.
После подписания Бухарестского мирного договора и окончания войны всех советских военных специалистов отозвали на родину. Мавр, как говорится, сделал свое дело и может идти.
Дорога назад заняла больше четырех суток. Сначала на перекладных из Клужа где стояла их часть до Черновцов. На границе хмурые пограничники долго и придирчиво изучали документы. Ловля шпионов – традиционное и любимое занятие НКВД-шников, а уж в свете вовсю пылающей европейской войны…
Из Черновцов удалось купить билет на поезд до Киева, у уж из столицы Советской Украины добраться до первопрестольного особого труда не составило.
Получив по командировочному билеты в вагон второго класса – купейный – и затарившись пирожками на вокзале, капитан погрузился в поезд и приготовился провести следующие сутки за медитативным разглядыванием мелькающих деревьев за окном. От постоянных переездов за последние несколько суток уже тошнило. Впрочем, можно было потратить время с пользой – например дописать отчет о командировке. Его деятельная натура где-то глубоко внутри боролась с накопившейся за последние пару месяцев усталостью, когда клацнула отъезжающая входная дверь купе.
В проем просунулась мужская голова. Лысая. Очки с толстыми стеклами на носу и лицо, обезображенное интеллектом, выдавали в ее владельце работника умственного труда. А характерный семитский профиль не менее явно выдавал одного из сынов Иакова.
– Добрый день, молодой человек, одиннадцатое место здесь, я не ошибся?
– Добрый, не ошиблись.
– Тогда я к вам, меня зовут Сергей Яковлевич, – мужчины обменялись рукопожатиями, потом вошедший сунул свой чемодан в нишу под нижней полкой, после чего опустился на нее сам. Достал из сумки пачку газет, бутылку с водой и кулек с печеньем. Меж тем вагон тряхнуло и перрон с все увеличивающейся скоростью стал уплывать назад. Остальные два места в купе видимо останутся незанятыми.
– Капитан Орлов. Василий.
– По служебной надобности путешествуете? – Капитан кивнул, особо распространяться о своих делах в военной среде было не принято. Впрочем, похоже, что его собеседника это не смутило.
– Вот и я – по служебным. В командировку в первопрестольную отправили. А вы, молодой человек, в каких войсках служите, если не секрет?
Василий поморщился. Во-первых, обращение молодой человек от того, кто старше тебя лет на пятнадцать в лучшем случае – сомнительный комплемент. А во-вторых, ну какой может быть секрет, если у него эмблема танковых войск на погонах присутствует. О втором обстоятельстве капитан и сообщил попутчику.
– Ну, молодой человек, я, знаете ли, лицо сугубо гражданское, поэтому куда мне такие мелочи подмечать, – смешинка в глазах еврея при этом говорила об обратном. – Как вы смотрите на то, чтобы перекусить. Пообедать я не успел, зато вот благоверная мне с собой положила. Наверное, не часто удается домашнего поесть?
На столике словно по мановению волшебной палочки оказались яйца, котлеты и прочая не хитрая снедь. Орлов не стал выказывать ложную скромность и согласился разделить трапезу.
– А может по пятьдесят? – Сергей Яковлевич вопросительно изогнул бровь. – Исключительно для улучшения пищеварения.
– Ну разве что по пятьдесят. Мне завтра на службу. Нужно быть в форме.
– Так и я не в отпуск еду. Злоупотреблять не будем.
Разговор двух мужчин за едой и алкоголем сам собой свернул к боевым действиям, разворачивающимся на западе.
– А вы, молодой человек, что думаете об этом?
– Война – это всегда боль и страдания, с другой стороны – стреляют капиталисты друг в друга и пусть стреляют. Нам легче жить будет.
– А как же классовая солидарность? Там не капиталисты гибнут, а простые рабочие и крестьяне, – с усмешкой поддел капитана еврей.
– Видел уже эту классовую солидарность, – пятьюдесятью граммами коньяка они, конечно, не ограничились и теперь Орлов был чуть более откровенен чем обычно, – сквозь прицел, в основном.
– Воевали? Финская?
Капитан кивнул.
– В том числе.
– Тогда понятно. Действительно, как показывает практика, наиболее воинственно настроены обычно те, кто сам в этом деле не участвовал. Те же кто уже понюхали пороху и успели насмотреться разного, те, как правило, более миролюбивы. Лично мне, знаете ли, ваша позиция импонирует. Чем дольше война продлится ТАМ, – еврей выделил интонацией последнее слово, – тем позже она начнется ЗДЕСЬ.
– А вы думаете, что СССР втянут в войну?
– Боюсь, что да, молодой человек, боюсь, что да. Когда я читаю международные новости, мне все больше вспоминается высказывание Столыпина Петра Аркадьевича. Знаете такого?
– Эмм. Министр, вроде, царе. Но точно не помню.
– Да, Премьер-Министр, а того министр Внутренних дел, – кивнул Сергей Яковлевич. – Обстановка тогда была чем-то похожа. Уже пахло большой войной, но никто точно не знал когда она начнется. Так вот, он говорил, что ему нужно двадцать лет без войны на то, чтобы преобразовать Россию.
– И что?
– Ничего. Война началась через четыре.
Прямо с вокзала капитан направился в ГУ кадрами РККА. Там его огорошили двумя новостями. Первая – безусловно приятная. Его действия в Румынии были высоко оценены командованием и, видимо, с подачи той стороны его представили к ордену. Красная Звезда – не Бог весть какая награда, но все равно приятно, когда тебя ценят.
Вторая новость была непосредственно связана с тем, что впоследствии ручка и бумага стали для него более привычным инструментом чем пистолет или скажем танк. Если танк можно назвать инструментом.
Оказалось, что капитану Орлову уже определили новое место службы – его откомандировали в состав комиссии по изучению отечественного и зарубежного опыта боевых действий по итогам последних кампаний при Автобронетанковом управлении РККА. Благо он успел и на дальнем востоке побывать, и Финскую зацепить и по Европе на танке попутешествовать. Кроме того, их щедро знакомили с материалами, добытыми с полей Бельгии и Франции.
Целью работы комиссии определили выработку предложений по внесению изменений в уставы, штатное расписание частей, определение перспективных путей развития бронетанковой техники и прочее. В общем – предстояло плотно зарыться в бумаги.
Всего их таких успевших повоевать в разных концах света в комиссию собрали пятнадцать человек. Все боевые командиры, знающие чем пахнет танк и с какой стороны в ствол совать снаряд. Практики, что называется. С кем-то капитан пересекался до этого, а кого-то видел в первый раз.
Сначала заслушивали отчеты каждого из присутствующих. Можно сказать, что каждый поделился своим опытом. Потом рассмотрели предложения и пожелания каждого из собравшихся. С некоторыми пунктами были согласны все. Например, о необходимости радиофикации всех танков никто не спорил. То, что танковый взвод каждая машина которого оснащена рациями по эффективности равен роте, которой в бою командир управляет флажками – это очевидно. Вспомнил Василий и о взаимодействии с авиацией, которую по радио гораздо проще налаживать чем пользуясь подручными средствами.
Другие же вопросы вызывали ожесточенные споры. В общем, работа кипела.
Глава 14
Окрестности г. Безансона, Франция 12 января 1941 года.
Зима 1940–1941 годов выдалась на редкость холодной. Даже на юге Франции температура держалась стабильно ниже ноля градусов по цельсию. Для зимующих в траншеях солдат, находящихся еще на добрых пятьсот-шестьсот километров севернее, мороз, доходивший порой до минус пятнадцати, стал настоящим бедствием. По обе стороны фронта войска страдали от нехватки зимнего обмундирования, обуви, топлива. Еще больше страдала техника. Ведь если человека можно заставить работать при минус пятнадцать, даже если он будет от этого не в восторге, то двигатель, в котором застыла смазка, ни на какие уговоры или проклятья не поведется и не запустится.
– Да уж, не завидую я этим парням, – по ту сторону остекления кабины в свете прожекторов пара аэродромных техников на тележке токала тысячефунтовку. С неба неторопливо кружась сыпались крупные хлопья снега, красиво подсвечивались в лучах искусственного освещения и беззвучно ложились на бетон.
– Что? – Второй пилот оторвался от планшета, в котором что-то сосредоточенно черкал.
– Говорю, что тягать бомбы на морозе под снегом – удовольствие крайне сомнительное.
– Зато по тебе не стреляют, – пожал плечами второй пилот, – по нам правда последнее время тоже не особо. Но да, нужно признать, что я не поменялся бы.
– Вот и я об этом.
По первой союзники пытались бомбить точечно стратегические промышленные и военные объекты: заводы, железнодорожные узлы, мосты плотины. Однако дневные налеты показали такой уровень потерь, что от них пришлось быстро отказаться. Ночью же попасть в цель размером меньше, чем «город» было практически невозможно. По правде говоря, и в город попадали не всегда.
– Что у нас сегодня, Стив? – Второй пилот кивнул на конверт с полетным заданием на предстоящий вылет.
– Штутгарт, – командир экипажа флайт-лейтенант Стив Ирвинг сунул конверт в нишу за штурвалом и вернулся к предполетной проверке систем бомбовоза.
– Понятно, поэтому и тащат дополнительные бомбы. В перегрузе пойдем.
«Паспортная» боевая нагрузка новейшего четырехмоторного Стирлинга составляла внушительные шесть с половиной тонн. Ну или четырнадцать тысяч фунтов, если в имперской системе мер. Впрочем, здесь на землях Франции, пользовались метрической системой, так что не привыкшие к этому подданые британского короля постоянно матерились и перемножали в уме килограммы в фунты, километры в мили, а литры в галлоны.
Шесть с половиной тонн эта машина могла отвезти на расстояние в тысячу километров, вывалить над целью и, если повезет, вернуться обратно. До Штутгарта же лететь было меньше двухсот, а значит вместо лишнего топлива можно было взять пару-другую лишних пузатых подарочков для усатого ефрейтора. Благо и повод имелся. 12 января – крещение.
В свете фонарей мелькнула цистерна топливозаправщика. Ребята в черных комбинезонах БАО споро начали разворачивать рукава и вот стрелка показателя уровня топлива потихоньку поползла вправо.
Сами французы и их союзники налетов почти не опасались, поэтому даже тут – сравнительно недалеко от фронта – светомаскировкой никто не заморачивался. Во-первых, у бошей было все плохо в дальней авиации, а во-вторых, британцы в конце осени таки поставили французам свои радары и теперь о приближении вражеских самолетов, они узнавали заранее.
Наконец все приготовления были закончены, предполетная подготовка завершена, и рация голосом командира полка дала команду на взлет. Машины начали степенно выруливать на взлетную, выстраиваясь в длинную колонну. Рев двигателей, выходящих на максимальные обороты, длинная бетонная полоса, снежинки, бьющие в лобовое стекло. Штурвал на себя – отрыв.
Из-за опасности столкновения в воздухе при таких коротких ночных налетах в плотный строй бомбардировщики не собирались. Действовали по-отдельности, благо лететь не далеко.
Забравшись пологой спиралью на максимальную для себя высоту, стали на курс. От Безансона, на который базировалась их эскадрилья, до цели – чуть больше трехсот километров, из них над вражеской территорией – половина. Пятьдесят пять минут полета – даже заскучать не успеешь.
По ту сторону стекла стояла абсолютная непроглядная тьма. Молодая луна давала совсем мало света и лишь звезды все так же мерцали в вышине.
Ближе к фронту низкая облачность рассеялась. Где-то далеко внизу можно было разглядеть отдельные огоньки. Сложно сказать, были ли это горящие поздним светом окна, фары автомобилей или одинокие фонари, подобно маякам обозначающие путь припозднившимся гулякам.
– Да, не хотел бы я жить около линии фронта. Того и гляди какая-нибудь гадость на голову прилетит, – голос второго пилота вырвал командира экипажа из медитативной задумчивости.
– Тридцать миль это еще ничего, – флайт-лейтенант напряженно вглядывался в черный океан под ними. – А вот как существовать тем, кто жил прямо у границы – не очень понятно. Страсбург вот у лягушатников или, например Фрайбург у бошей. Он как раз где-то под нами должен быть. Ага! Вот оно.
Снизу из точки далеко внизу и немного сзади ударил длинный узкий как рапира луч света. Тут же ожило переговорное устройство:
– Командир вижу световое целеуказание. Пересекаем линию фронта. Курс верный, если не будем менять скорость, то до выхода на цель двадцать одна минута.
– Принял, – и уже всему экипажу, – парни, идем над немцами, всем внимательно, нас могут встречать.
Ночных истребителей у люфтваффе было совсем мало, зенитчики в темноте тоже особо не настреляют, но и совсем расслабляться на боевом задании – последнее дело.
Двигатели ровно гудели, пожирая километр за километром, стрелка хронометра также неторопливо отсчитывала секунды и минуты подлетного времени. Точность бомбометания завесила в этот раз исключительно от мастерства штурмана. Немцы после первых же ночных налетов озаботились светомаскировкой и теперь определить, что находится под тобой – город или пустое заснеженное поле стало решительно невозможно. Поэтому и летали бомбить только прифронтовые цели – больше шансов хоть куда-то попасть.
– Время! Приготовиться к сбросу бомб. Пошли родимые!
Восемнадцать тысячефунтовок одна за одной ушли в темноту под самолетом. Самолет, избавившись от смертоносного груза вздрогнул всем фюзеляжем и дернулся вверх.
– Поворачиваем домой, парни, курс двести семьдесят три, не расслабляться. Сейчас они зашевелятся от такой побудки.