— Подождите, — перебил я его, — вы уже туда кого-то отправляли?
Джонсон кивнул и принялся рассказывать:
— Трех агентов. Но все они пропали без вести. Последний капрал Амадео выходил на связь больше шести недель назад. Думаем, и его мы потеряли окончательно.
— И что с ними? Они мертвы?
— Этого мы точно знать не можем, — с сожалением сказал Джонсон. — Но считать их мертвыми и списывать со счетов я бы не стал, незнакомый мир — обстоятельства могут быть самые разные.
Я несколько минут молчал, думал, ворочал информацию в голове так и эдак и все равно не мог понять — почему я?
— Ладно, допустим, я знаю языки. Кстати, хочу обратить внимание, что большинство из них знаю весьма поверхностно. Уверен, вы бы могли найти более подходящих людей. Например, специалистов, владеющих языками профессионально. Да?
— И какой болван, по-твоему, туда полезет, зная, что оттуда нельзя вернуться? — Гереро усмехнулся. — Профессиональные специалисты туда не отправятся даже во имя науки. Они ни за что не станут рисковать своей шкурой. А вот боец, патриот, воин — это да! У бойцов другое мышление, но они, к сожалению, не лингвисты.
— Но и я — ни то и ни другое, — ехидно заметил я.
— Верно, ты им и в подметки не годишься, — добродушно усмехнулся Гереро.
— Тогда отправьте того, кто годится, — разговор меня начал забавлять, и я не скрывал иронии. — Ах, ну да! Никто же не согласится! А у меня выбора нет. Поэтому я и подхожу на эту роль как никто другой, верно?
— Верно, — довольно улыбнулся Гереро. — А ты не такой дурак, каким кажешься.
В разговор вмешался Джонсон:
— Никита, на самом деле вы настоящая находка для нас! И то, что вы решили ограбить мой дом — как бы странно это ни звучало — это подарок судьбы. Понимаете? Сначала мы думали, что вы иностранный шпион. Что под видом ограбления решили похитить информацию об аномалии. Но когда мы увидели ваше дело и разобрались — поняли. Да это же настоящий подарок! Языки, отличная физическая форма. Да одно только то, что вы умудрились похитить сестер из приюта и скрываться так долго от властей, заслуживает восхищения. И характер у вас подходящий, не слушайте генерала. Вы боец! Это однозначно.
Я слегка отодвинулся от стола и настороженно глядел то на Гереро, то на Джонсона. Они явно не мне пытались объяснить, почему я подхожу или не подхожу на роль шпиона. Они это доказывали друг другу. По-видимому, у них это старый спор. Но судя по документам в папке Барнса, спор уже решённый, а спорят они по привычке.
— Ладно, проехали, — после затянувшейся паузы сказал я. — Если бы у меня был выбор, я бы сказал, что мне нужно подумать и все такое. Но так как выбора у меня явно нет, а лишь его иллюзия…
На лице Джонсона появилось виновато-извиняющееся выражение, лицо Гереро стало грозным и непроницаемым. Снова повисла тяжелая пауза.
— Знаете, Никита, — Джонсон не смотрел на меня, он бездумно царапал ногтем стол, — не воспринимайте все это так, будто вас насильно принудили отправиться туда. Подумайте вот о чем: вы были бандитом, вас ожидал внушительный срок и тюрьма. А теперь вы станете героем. Ваши сестры будут гордиться вами. Это удивительное приключение! Вы — как Нил Армстронг, ступающий впервые на Луну, только в вашем случае все в сто крат фантастичнее. Где-то я даже завидую вам.
Я молчал, все его напутственные речи о героизме и прочей лабуде меня не впечатлили. В прекрасный и добрый потусторонний мир я не верил, особенно учитывая то, что они там уже трех агентов потеряли. Я для них такой же расходный материал, как и те люди. Узнаю что-то, раздобуду для них ценную информацию — здорово. Пропаду: убьют меня или схватят тамошние представители власти — плевать… Следующий!
Джонсон расценил мое молчание по-своему:
— Этот мир хоть и похож на наш, но устроен совсем иначе. Там другие законы, вам еще предстоит во всем этом разобраться. Но времени у вас не много. У вас неделя на изучение информации о Хеме, на подготовку. Контракт изучите сейчас, а после того как изучите, мы можем приступить к подготовке.
Барнс вышел из тени и достал контракт. Его кожаная папка грохнулась об стол со звуком судейского молотка, вынесшего только что мне смертный приговор.
Глава четвертая, или Орел улетает из гнезда
Бывает, что время тянется так медленно, будто его нарочно кто-то тормозит, особенно это заметно, если что-то ждёшь. А бывает, летит со скоростью пули, когда, напротив, страшишься какого-то неприятного, но при этом неминуемого события и всячески стараешься оттянуть его приближение.
В моем же случае последняя неделя в нашем родном мире пронеслась бодрым стремительным галопом, и когда настал день Х, я все так же был не готов и все так же до конца не верил в происходящее.
Всю неделю я провел в секретном штабе, который располагался возле аномалии. Мне не позволялось ни с кем разговаривать, кроме приставленных ко мне специалистов, даже просто свежим воздухом выйти подышать без сопровождения было запрещено. Я чувствовал себя пленником.
Правда, один раз Гереро даже устроил мне экскурсию в зону аномалии. Жуткое, честно говоря, зрелище. Какая-то черная слизь на скале. И слизь эта будто и не слизь, а смола, но если приглядеться, кажется и вовсе чёрный густой дым — все время шевелится, переливается, будто живой. Но пугало не это, а плохо поддающееся анализу чувство, которое я уже испытывал, когда впервые увидел аномалию на фото в доме Джонсона. От этой черноты так и веяло первозданной тьмой, от нее веяло самой смертью.
В голове не укладывалось, как, пройдя через вот это, можно оказаться в другом мире.
Еще за эту неделю я узнал много нового. Например, что моим предшественникам толком об этом мире ничего не удалось выяснить, так как никто не продержался на связи больше трех недель. Обнадеживающе, правда?
В общем, я знал только, что общество там устроено иначе, как именно, толком мне никто не объяснил. Первый агент, Саймон, который по легенде прикидывался немым, был продан в рабство на рудники. Его отчеты были очень путаными и обрывчатыми. Он рассказывал о каких-то сверхлюдях, о каких-то пирамидах со столбами света, о загадочной энергии, которую использовали люди Хемы. А еще он постоянно жаловался, что совершенно не понимает, о чем говорят местные. Последний его отчет был о том, что он планирует бежать с рудников, и после этого ничего.
Но Саймон на самом деле был единственным, кто сумел собрать хоть какую-то информацию. Например, в этом мире была весьма необычная география: один суперматерик, разделенный скалой на две державы, и полуостров, о котором ничего не известно. А еще у потусторонней планеты имелось два спутника: один выглядел в точности как луна и, скорее всего, луной и являлся, а вот другой был поменьше и не был похож ни на один объект в нашей солнечной системе. И, в общем-то, все. Больше я ничего не узнал.
Я рассчитывал, что мне предоставят хоть какую-то более или менее внятную информацию, но как выяснилось, львиную долю мне предстоит узнать самому, находясь уже с той стороны.
Единственной отрадой было то, что мне дважды позволили поговорить с сестрами. Лерка и Женя, когда я им позвонил впервые, были очень напуганы. Таращили на меня глаза с экрана нано-сэда, будто впервые видели. Женька даже разрыдалась, чем удивила меня. Она хоть и была младшей из нас, но, несмотря на возраст, являлась самой сдержанной и рассудительной, я вообще редко замечал ее слёзы.
Но на самом деле ничего удивительного. И слезы Женьки, и подозрительная немногословность и угрюмость обыкновенно веселой и болтливой Леры — все это можно было понять. Конечно, сначала им сообщили, что меня арестовали, затем их вернули в приют, а на следующий день девчонки узнали о моей смерти. Тут у любого сдадут нервы. Боюсь представить, что им пришлось пережить за те сутки. Но Барнс не подвел, да и контракт его обязывал. В тот же день, когда я якобы умер, девчонок под предлогом программы защиты свидетелей забрали из Мексики и увезли в США. Теперь они жили в частном интернате, в хороших условиях и находились под постоянным присмотром. О том, что я на самом деле не умер, сестрам рассказали еще до того, как я им позвонил. Не знаю, что именно им наплели про мою смерть и про мой предстоящий длительный отъезд, но наверняка эта история была очень убедительной, так как вопросов они не задавали по этому поводу. Да и, видимо, их заставили, как и меня, подписать такой же договор о неразглашении. Только вот информация, о которой они должны были молчать, сто пудов была другой. В том, что им не рассказали всю правду, я даже не сомневался.
Правду не знали даже военные, находящиеся здесь. Об этом мне между делом поведал Джонсон. Оказалось, что все вокруг считали, что здесь и впрямь упал астероид. Никто, кроме узкого круга лиц, не знал об аномалии. Конечно, слухи ходили самые разные — от банального и набившего оскомину НЛО до испытаний нового оружия, которое проводят США и Мексика совместно. До реальной версии о проходе в другой мир не догадался никто. Это Джонсона почему-то весьма забавляло.
Подготовка к переходу началась с самого утра. Сначала со мной долго и нудно беседовал психолог, рассказывал, как себя вести в разных ситуациях, давал советы по самоконтролю и прочее занудство. Причем рассказывал он мне это не в первый раз. Мы всю неделю с ним и Джонсоном прорабатывали мою легенду и обсуждали тактику поведения. Легенда у меня не лучше, чем у предыдущих агентов, с фантазией тут, похоже, у всех туго. А вот и сама легенда, если кратко: я не помню, кто я такой и как сюда попал, не знаю своего имени и еще я жуткий молчун, говорю только в том случае, если уверен, что меня поймут. Радовало, что хоть не немой.
До первого населенного пункта приблизительно пять миль, и если идти по побережью, через несколько часов я должен выйти к людям. Там мне и предстояло изображать юношу, потерявшего память. Оставалось надеяться, что все пройдет гладко.
Из оружия мне выдали только походный нож — самый простой, без каких-либо опознавательных знаков. Из одежды — льняная рубаха и штаны, вместо обуви — какие-то тряпки на ноги и примотанная подошва. Жуть! Выглядел я так, будто вывалился из позапрошлого века.
— Мы выяснили, что именно так одеваются местные, живущие на горе. В таком виде ты не должен вызвать подозрений, — пояснил Джонсон.
— И это все? — в недоумении крутя нож, спросил я.
— Да, — твердо заявил Гереро.
— Тебе большее и не понадобится, — пояснил Джонсон. — Спустишься с горы, несколько часов в пути и будешь на месте. Там попадешь в город. Оружие, тем более не местное, вызовет слишком много вопросов.
— Вы что, и предыдущих агентов так отправляли?
Гереро хотел что-то ответить, но Джонсон взмахом руки остановил.
— Да, только Саймон, первый агент, был вооружен. И насколько ты знаешь, это его не спасло, он попал в рабство.
Я, честно говоря, обалдел от такого расклада. Если уж обученный вооруженный боец попал в рабство, то что в таком случае ждёт меня вот с этой зубочисткой, что они мне выдали.
— Не удивительно, что вы потеряли стольких людей, — не скрывая сарказма, сказал я. — Может, стоит сделать наконец из этого какие-то выводы и что-то поменять.
Гереро устало вздохнул, Джонсон одарил снисходительной улыбкой:
— Не стоит переживать, Ник, мы тщательно изучаем Хему. Тактика, которую мы тебе предлагаем, самая надежная. Главное, не отклоняйся от цели.
На этом разговор был окончен. Но я решил послать Гереро и Джонсона к чертовой матери со всей их надежностью. Где-то они темнили и о чем-то явно не договаривали.
Нет уж, такое положение вещей меня не устраивало. Пусть сами лезут в свою задницу без оружия. Да и в рабство я не собирался, а очень даже наоборот, я планировал начать новую жизнь.
Поэтому при первой же возможности я стащил пистолет у офицера, приставленного ко мне. Он оказался такой нерасторопный, такой невнимательный, что уведи я у него скайер из-под носа, не заметил бы. Поэтому я вытянул у него пистолет без всякой сложности, как сотни раз до этого вытаскивал кошельки из карманов пиджаков и маленьких дамских сумочек.
Толчок плечом.
— Извините, офицер, споткнулся, — отвлекаю внимание, строю виноватое лицо, а в этот момент уже засовываю его пистолет за спину.
Хороший пистолет, что-то из старых моделей Beretta, и полный заряд. Уже в штабе я примотал его к ноге; под широкими льняными штанами, если не садиться, его не видно. Теперь я чувствовал себя куда увереннее.
На все мои уговоры оставить хотя бы мою куртку с потайными карманами отвечали, что не положено и что она выглядит слишком подозрительно. А Джонсон сказал, что приблизительно так одеваются местные, живущие на горе. Вроде как должен сойти за своего.
А затем снова вернулся Гереро и положил передо мной на стол серебристый медальон на цепочке, изображающий орла, пожирающего змею.
— Это твоя нано-рация. С ее помощью будешь связываться с нами, — сказал Гереро. — Поворачиваешь правое крыло, записываешь отчет, возвращаешь крыло в исходное положение. Левое крыло — отправить. На крыльях солнечные батареи, подзарядка автоматическая. Если змея начнёт покалывать, как от электрического разряда, сменит цвет и потемнеет, значит, тебе необходимо вернуться к исходной точке и получить задание.
О нано-рации мне уже рассказывали не раз, единственное, что я не знал, как она будет выглядеть. И вот — орел, схвативший когтями змею и пожирающий ее, это символично не только для Мексики, где такой орел изображен на гербе, но и для меня.
Я усмехнулся, покрутив медальон в руке:
— То есть моя куртка выглядит подозрительно, а орел, напичканный шпионской техникой, — неприметная безделушка.
— Твоя задача хранить его во что бы то ни стало. Прячь. Если нужно, убей за него. От этого зависит жизнь твоих сестёр.
Он таким тоном сказал об этом, что мне стало не по себе. Будто бы, если я потеряю рацию, они и вправду убьют девчонок. На самом деле он имел в виду, конечно, совершенно другое. Это было прописано в контракте: в случае если я не выйду на связь в течение тридцати календарных дней, контракт разрывается и мои сестры прекращают получать деньги, на которые, собственно, они сейчас и содержатся в приюте. И деньги там не маленькие. Если мне удастся продержаться хотя бы год, то я смогу их обеих обеспечить лет на десять вперёд, ну или по крайней мере до совершеннолетия Жени.
— А это антенны… — На стол легли чётки с металлическими бусинами. — Как их устанавливать, я надеюсь, ты в курсе.
Я кивнул и забрал чётки, намотав на запястье на манер браслета. Одна такая бусина является ретранслятором, передающим сигнал к основному приемнику. Мне необходимо расставить их по периметру с интервалом в пятнадцать миль, после того как я определюсь с местом дислокации. Если, конечно, определюсь. Надеюсь, что этих ретрансляторов мне хватит.
Последний час до перехода я чувствовал себя так, будто мне предстоит отправиться на казнь. Я никогда не считал себя трусом и сейчас не испытывал страха. Меня терзало другое чувство — сомнения. Может быть, я зря согласился, может, разумнее было отсидеть. Сколько бы мне дали? Двадцать, тридцать лет. Нет, это слишком долго. Но все равно я никак не мог выкинуть из головы слова Гереро, которые он мне сказал в первый день, когда мы остались наедине:
— Не стоит тешить себя иллюзиями по поводу своей исключительности и нужности. Никакой ты не секретный агент, никто бы в здравом уме на реальное задание тебя бы не отправил. Более подходящих кадров на это задание хватает. Но власти и так уже потеряли немало денег на предыдущих агентах, пропавших без вести, и больше так рисковать не желают. А ты… — Гереро сделал многозначительную паузу, — просто подопытный кролик, пушечное мясо. Выживешь — молодец. Не выживешь, найдут другого и тут же забудут о тебе.
И я ему верил, его слова выглядели куда правдоподобнее, чем елейные речи восторженного Джонсона. Да и в контракте я значился как информатор, а далеко не секретный агент. Но мне, в общем-то, было плевать, кем они меня тут считали. Я себя по-прежнему считал Никитой Орловым, парнем, которому не повезло во все это вляпаться.
И вот я стоял снова перед хищной тьмой, перед аномалией. Теперь я пришел не просто поглазеть, а провалиться в нее, раствориться в ней навсегда. Я старался не думать о том, что меня ждет с той стороны, иначе я рисковал растерять остатки самообладания.
— Время до перехода — минута, — сообщил чей-то безразличный голос.
Я чувствовал, как подкатывает паника, и старался давить ее, загонять в потайные глубины подсознания. Я никогда не боялся смерти. Она казалась слишком далекой, нереальной. Да, смерть всегда ходила где-то рядом, иногда подбираясь очень близко, иногда казалась блеклым призраком, чахнущим под яркими лучами жизни. Но до этого я никогда не глядел ей в глаза.