Добрался, ну, конечно, первыми, кого я встретил, войдя в класс были… да-да, я знал, что вы догадаетесь, великолепная четвёрка — Хиэй, Харуна, Киришима и, конечно, «великая и непревзойденная» Конго. Опишу по порядку:
Хиэй — голубоглазая девушка с каштановыми волосами до плеч, с задорной улыбкой, немного похожа на мальчишку-сорванца.
Харуна — длинные волосы какого-то пепельного оттенка, очень красивые, карие глаза, мягкая, добрая улыбка, мне кажется, она самая здравомыслящая их всей четвёрки.
Киришима — прическа как у Хиэй, только волосы тёмно-зеленые, почти черные, глаза серые, носит очки. Считается самой умной среди сестёр.
Конго — длинные каштановые волосы, фиолетовые глаза, сгусток неуёмной энергии и «Пламенной Любви» (да-да, я злопамятный) к Адмиралу. Генератор самых безумных идей и безусловный лидер этой четвёрки.
Все четверо высокие, стройные и с грудью такого хорошего третьего размера. Ещё все носят какие-то белые накидки с красной лентой. Не знаю как это называется — но видно издалека (я это уже говорил? Ну ладно, ещё раз повторю).
Захожу я в класс и моментально оказываюсь в окружении. Ну, нечто подобное я и предполагал, поэтому неожиданностью для меня такой поворот событий не стал. Немного ошарашил тот поток обвинений, что обрушился на меня после этого. Вернее, не сами претензии, а их содержание. Я думал, меня начнут обвинять, как минимум в совращении, ан нет. Самым главным для них было:
— Ты почему от нас вчера прятался? Зачем сбежал?
— Ну, так вы ловили, поэтому и сбежал.
У девушек хватило совести смутиться слегка, не надолго.
— Мы же с тобой просто поговорить хотели! — вылезла вперёд Конго (кто бы сомневался).
— А правда, что ты Адмирал? Правда, что Атомный и Ракетный? А ты быстрый? А как ты сюда попал? — и наконец Главный Вопрос всех девушек:
— А у тебя подружка есть?!
Краем глаза вижу, что уши навострил весь класс. Тяжкий вздох сам собой вырвался из груди — как же тяжело и трудно быть ОЯШем… Начинаю отвечать на первые вопросы и тут же получаю ещё пакет таких же, и ещё один, и ещё… Ни когда я ещё так не радовался началу урока. Преподаватель, седоватый мужчина вполне европейской внешности, вещал о тактике эскадренного боя. Довольно интересно, кстати, и не просто интересно — жизненно необходимо. Видимо, так считаю только я. Харуна о чём-то шепчется с Конго. Хиэй как-то подозрительно-задумчиво уставилась на меня. Спину, прямо чувствую, сверлит ещё пяток взглядов. Нормальная рабочая атмосфера, ага. Это ведь я им ещё на вопрос о подружке не ответил. К счастью — лекции длинные, авось перебесятся к концу занятий…
Ага, как же. Не успели закончиться уроки, как меня взяли в «коробочку» и отконвоировали в ближайшее кафе — знакомиться поближе. Моё счастье, что линкоров на базе немного — десяток всего. К нам было попытались сунуться крейсеры, но мои «похитительницы» довольно резко их отбили. На моё счастье, мимо проходила Сакава, вот её-то я выудил из толпы девчонок, посадил рядом с собой и начал расхваливать и потчевать вкусностями. Подло? Не спорю, но на войне как на войне. Бедняжка смущалась, краснела и «Пьюкала», под, не предвещающими ей ничего хорошего, взглядами линкоров. Мне даже совестно как-то стало. Но вдруг, Сакава как-то отчаянно покраснела, схватила меня за рукав и почти прошептала:
— А можно я буду называть тебя братик?
Я удивлённо посмотрел на неё. Вот уж чего-чего, а такого я от нашей тихони не ожидал. Да ещё и в присутствии целой толпы сказала. Смотрю, а она уже еле слёзы сдерживает, вот-вот сорвётся и убежит. Видимо, собрала всё своё мужество чтобы спросить.
— Конечно, сестрёнка! Буду просто счастлив! — поспешил я ответить малышке. В ответ, в её глазах я увидел такую бурю чувств, которую и описать-то не могу. Облегчение, радость, целая буря эмоций. Дай вам Бог, ребята, чтобы ваши близкие на вас так смотрели.
Над нашим столиком повисло молчание. Во взглядах линкоров читалась какая-то ревность и зависть. Зато Сакава просто расцвела.
Дальнейшее прошло, как в тумане. Я приходил в себя от того урагана эмоций, что обрушила на мою бедную головушку Сакава, она сидела рядышком, светясь от счастья и крепко держа меня за рукав, как-будто я мог испариться куда-то. Линкоры молча завидовали. Идиллия, одним словом. Домой я возвращался в весьма приподнятом настроении. Колька ещё зависал со своими новыми подружками, а я же, решив провести время с пользой пошёл в библиотеку. Решил полистать подшивки газет за последние месяцы, посмотреть что в мире твориться.
К несчастью, сам себе настроение испортил. Вот же. Что произошло? Да, в какой-то европейской газете наткнулся на интервью с одним «деятелем культуры». Он заявил, что Глубинные разумны и нам нужно не убивать их, а понять, найти общий язык, короче помириться, и жить долго и счастливо. Может, это люди виноваты, что всё так обернулось? Мол, например, люди бросили корабль, он затонул, а потом обрёл душу и вспомнил как его обидели. И теперь он мстит, и его можно понять и так далее…
Меня словно парализовало. В голову снова ударили воспоминания. Опять треск переборок, рваные дыры в бортах и Люди. Люди, закрывающие собой пробоины, тонущие в отсеках за закупоренными дверями, задыхающиеся от дыма и копоти, но продолжающие вести огонь, бороться за живучесть, Люди, идущие на смерть ради других. Да, как он смеет так говорить о Людях? Скажете, мало таких? Нет не мало, просто они не горланят о себе на каждом шагу, они просто есть, они делают свою работу и не выставляют этого напоказ. Моряки — латающие собой пробоины, спецназовцы, закрывающие своими спинами детей, пожарные, лезущие в огонь за задыхающимися людьми, пограничники, перехватывающие караваны с наркотой, да разве мало их? Всего и не перечислишь. Да, среди людей есть Твари, они, как правило, очень заметны и иногда кажется, что их большинство. Нет, их немного, они просто воняют сильно.
Я потряс головой. Глубинные разумны? Тогда, их тем более нужно уничтожить. Месть?
Бред, какая, к дьяволу, месть? Тупое пожирание всего и вся — это месть? Да не смеши мои турбины. Чем перед ними провинилась таже Сакава? За что ей мстить? Как там говорят «гуманисты»? Месть порождает лишь месть? Именно, знайте, твари, ваша «месть» породила меня! Я уничтожу вас, всех вас. Черт… вот накатило. Я устало откинулся на спинку стула. Однако, девчонкам такого читать не надо. Я сгрёб газету и подошёл к библиотекарю. Тот сперва недоуменно взглянул на меня, на газету, на статью, потом он вдруг побагровел, скомкал бумагу и с каким-то остервенением разорвал её. Потом, так же молча поклонился и ушёл куда-то за стеллажи. Я немного постоял и пошёл домой. Наверное, канмусу не часто ходят в библиотеку, поэтому и не читают этой хрени. Хорошо, что девочки не любят читать газеты.
Комментарий к ОЯШем быть тяжко Ну тут я выразил свое личное мнение, если вы не согласны – пишите, хотя не думаю что сможете переубедить меня. Получилось спорно, знаю. Перечитал, выловил кучу запятых, но подозреваю что еще столько же не выловил(
====== Пойся песня на просторе. ======
До домика я так и не дошёл. Ноги сами понесли к морю. Есть тут одно красивое место. На самом берегу высится холм, покрытый цветами, и обрыв прямо в море. А на холме мемориал — памятник тем девочкам, которые уже никогда не вернутся из моря. Раньше, я думал, что только у меня на родине стоят стрелы с красной звездой на острие, над пустыми могилами. Теперь вижу — нет. Это правильно, нужно помнить своих мертвых.
Наши мертвые нас не оставят в беде.
Наши павшие, как часовые.
Отражается небо в лесу, как в воде,
И деревья стоят голубые…
Как-то сами по себе эти строки пришли на ум. Хоть Высоцкий и не был на той Войне, но чувствовал он её — это точно. Иначе, не присылали бы ему письма фронтовики. Жаль — нет гитары. Хотя… это же японская школа? Так что… может найду? Бешеной собаке семь вёрст — не крюк, это точно. Вот, что мне нравится здесь, нужна гитара — взял. У нас бы замучился доказывать «что и зачем», хотя, может всё дело в том, что здесь одни канмусу живут? Может быть, вполне. Вернулся я на холм, сел у обрыва. Ну теперь настоящий попаданец — мелькнула мысль, вон и гитарой обзавёлся. Когда-то я не плохо умел играть, голос, правда, не очень был. Нет, петь-то я любил, вот только другие почему-то не любили меня слушать. А сейчас как?
Почему всё не так? Вроде всё как всегда:
То же небо — опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода,
Только он не вернулся из боя.
Спите спокойно девочки, пусть вода станет вам пухом. Я не знаю никого из вас, но знаю — вы были правильными Людьми.
Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время текло для обоих.
Все теперь одному. Только кажется мне,
Это я не вернулся из боя.
Не завидую я Адмиралу. Ведь, это так страшно — отправлять в бой молоденьких девчонок. Вот, что они, кроме боёв и походов, видели? Кафешки на базе? Игровые автоматы? И почему девчонки-то? Почему не мужики? Нет, я знаю теперь, что встречаются и парни — мы с Колькой не единственные, но это очень редко и, почему-то в России, в основном. Насколько я знаю — в Японии таких нет. Особенности менталитета? Или мы настолько ударенные на голову, что у нас всё через попу делается? Если да — то я этому рад. Воевать должны мужики, а не соплюшки, вроде того эсминца, что сопит у меня за спиной… Неужели она думает, что сможет ко мне подкрасться незаметно? Тогда зря. Видимо, аватара корабля всё-таки не только внешне влияет на носителя. Вот у меня, к примеру, теперь очень хороший слух, да и зрение тоже сильно улучшилось. Так что её шаги, я метров за сорок услышал. Хорошо, что допеть успел, не хочу своей хандрой другим настроение портить. Да и полегчало уже как-то. Всё-таки хорошая песня — лекарство не хуже спирта, тем более, по здешним законам мне пить нельзя. Это мне Адмирал ещё вчера объяснил, тут строго до двадцати лет — ни-ни. А мне теперь шестнадцать, ну максимум восемнадцать можно дать. Интересно тоже — сексом «заниматься» можно, а пить нет. Так, куда-то меня не туда потянуло.
— Присядь. — хлопаю по траве рядом со мной, не оборачиваясь. — В ногах правды нет.
Сопение приблизилось и на траву рядом со мной плюхнулась смутно знакомая девчушка. Где я её видел? Точно, когда мы в Морскую Гавань прибыли, она в нас пальцем тыкала. Их там четверо вроде было, да-да, точно, и в бане они тогда всей гоп-компанией были. Третье торпедное соединение, кажется? Только сейчас, почему-то она одна.
— А где сёстры?
— Спят.
— А ты?
— А мне не спится.
Помолчали. Потом канмусу вдруг сказала:
— Спой ещё. — я не сразу понял, что сказала она это на русском. Озадачился, конечно, но если просят (кстати, первый раз в жизни), нужно спеть, вот только что? Что можно спеть девочке-эсминцу? По идее, что-нибудь детское? Да как-то неуместно, пафос тоже не пойдёт, усиленно чешу затылок:
— А чего тебе хочется?
— Чего-нибудь. — ну, какой вопрос — такой ответ, а будь что будет, по-хулиганю! Помню, есть такая «злобная песня» и раз уж малышка по-русски понимает попробую, авось получится?
Медленно ракеты улетают вдаль,
Встречи с ними ты уже не жди.
И хотя Америку немного жаль,
У Китая это впереди.
Под боком как-то подозрительно затихли. Значит понимает? Не просто три слова выучила?
Ядерный грибок стоит, качается,
Под ногами плавится песок.
Жаль, что радиация кончается,
Я бы побалдел еще часок.
Сбоку донеслось отчётливое фырканье. Так, идёт процесс.
На восток уходит краснозвёздный МиГ,
В Лувре разгорается пожар.
Эйфелевой башни проржавевший пик
С корнем вырвал ядерный удар.
Канмусу прислонилась ко мне, и трясётся от сдерживаемого смеха.
Маргарита Тэтчер произносит спич:
«Мы накажем русских мужиков!»
В это время в Темзу пал Тауэр-бридж,
Под огнём тяжёлых крейсеров.
Смеётся уже, не пытаясь сдержаться, смотрю на эту картину и сам пытаюсь не заржать.
Наш министр обороны очень рад:
Мы достигли западных морей.
Пал уже последний НАТОвский солдат,
Под пером сибирских блатарей.
Вот интересно — юмор-то, в общем-то, взрослый, но ведь смеётся же?
Ширится союз республик СССР,
Каждый хочет в мире с нами жить.
В Токио японско-русский пионер
В комсомол готовится вступить.
У неё аж слезы на глазах. Не выдерживаю и присоединяюсь к ней. Вот картина, наверное, — сидят на холме два подростка и ржут на фоне величественного заката. Картина маслом, ага. Кое-как отдышавшись, говорю:
— Я, кстати, «Нахимов», а тебя как зовут?
— Хибики.
— А откуда так хорошо русский знаешь?
— После войны в России жила.*
— Понятно.
Мы долго ещё сидели рядом на берегу. Странно, такое чувство, что родного человека встретил. Что-то, вместо гарема, я каким-то детским садом обрастаю. Эх, неправильный всё-таки из меня ОЯШ получился. Может, у Кольки лучше получилось? Надо узнать. Проводив Хибики в «общагу», отправился, наконец, спать. Ну, это я так думал.
Комментарий к Пойся песня на просторе. Полный текст песни –
http://www.lyricshare.net/ru/rzgach/medlenno-raketyi-uplyivayut-vdal.html
На самом деле вопрос что петь? Стоял долго, никак не мог решить, ну не колыбельную же? К тому же что то слишком много мрака я нагнал, а ведь собирался юмор писать? Надо исправляться.
Эсминец «Хибики» 5 апреля 1947 года был передан Советскому Союзу в качестве репараций и получил имя «Верный». Вооружения он не имел, так как имеющееся, за пару лет до того было полностью спилено газовыми горелками. В течение года стоял у причала в ожидании одобрения на перевооружение советским оружием. За неимением места на верфях, сложностью переделок и грядущим пополнением флота новыми эсминцами, одобрения на перестройку из Москвы не было получено, и 5 июля 1948 года эсминец был переведен в разряд судов флота, став плавказармой и получив новое название: “Декабрист”. Вооружение: 1 пулемет. Находился в резерве. Был снят с вооружения 20 февраля 1953 года и передан в фонд ОМС для утилизации. После чего вытащен в море к мысу Карамзина и в 70-е годы уничтожен в качестве мишени на учениях. По моему скромному мнению у Хибики гораздо больше причин не любить японцев чем русских. Почему? Ну вы были бы рады, если бы вас намеренно искалечили и отдали чужим людям?
====== Авось прорвемся? ======
Дома (как же я быстро начал называть этот флигель «домом»), меня ждал задумчивый Николай. Зрелище само по себе, уникальное, ибо Коля наш из тех мужей, что семь раз режут, потом мерят, потом плюют, чешут затылок и спихивают работу на младших по званию. А Коля в позе «роденовского мыслителя» это вообще что-то с чем-то. Никак в Никарагуа снег пошёл? Он даже не заметил, как я пришёл! Очнулся лишь от профилактического «пенделя» (я слегка — любя), но даже возмущаться не стал!
— Командир, надо поговорить.
Всё, писец. Это пострашнее, чем какой-то там жалкий снег в тропической стране. Последний раз, насколько я помню, что-то подобное случилось на кануне его свадьбы. О чём я ему незамедлительно и напомнил:
— Поздравляю, и кто она?
— А? — Колька поглядел на меня непонимающими глазами. Ооо, как всё запущенно-то!
— Ну, на ком женишься? Акаги? Или Кага? Их же двое с тобой в Первом авианосном?
— А если обе?
— Чё? — теперь дураком выглядел я.
— Ну, а чё? Девы они видные, да и командование не против!
— Вот теперь узнаю друга Кольку. Глазки блудливые загорелись, ручки шаловливые задёргались, облизнись ещё, котяра мартовский.
— Я не мартовский! У меня жена… была, но это не главное!
— Ой-ой, женатик, а кто к Ленке из санчасти бегал, а? Думаешь не знаю?
— А… Ооо…откуда?
— Соплив ты исчо, против командира лезть! Ты, думаешь, я тебя на том заборе не засёк?
Между нами ситуация тогда вышла идиотская, как в комедии какой. Этот Дон Жуан полез к своей пассии, в медсанбат. Через забор. Догадались? Правильно — этот ниндзя недоделанный, за штырь зацепился, и висит там в раскорячку. А мимо я с патрулём иду, я тогда старшим по городку заступил, вот и решил прогуляться. Нет, не подумайте, он не белым днём полез, естественно — во втором часу ночи. Ну бойцы-то его не заметили — всё-таки, ветошью прикидываться Коля наш умел прекрасно! Но я-то не салабон-срочник! Смотрю — висит, как не заржал — сам не знаю. Вот такие пироги.