– Конечно! – лейтенант подумал, что тем кретинам достаточно будет и лечения за казенный счет – но все-таки, я советовал бы вам не задерживаться в этом городе, во избежание инцидентов. Ваше судно приходит завтра – отлично. Тогда вам лучше не покидать отель до того – а затем, мои люди будут проинструктированы, сопроводить вас до причала, чтобы ничего не случилось по дороге.
Отель «Капитан Морган» с того дня получит у местного населения второе негласное имя «У битых гринго».
Много лет спустя бывший матрос ВМС США Дональд Нил станет достопримечательностью своего городка в штате Аризона, рассказывая репортерам и просто желающим послушать, как он когда-то в молодости подрался в баре в Панаме «с самим Че Геварой».
А фотография, сделанная кем-то из репортеров во время следования наших путешественников, под охраной военной полиции США, из отеля в порт, также через много лет войдет в советские книжки и учебники по истории – с подписью «американский империализм высылает Эрнесто Че Гевару из Панамы».
Из выступления Б.Голдуолтера, сенатора от штата Аризона, в Конгрессе США, июль 1954.
Угроза мирового коммунизма требует от всего «свободного мира» монолитного сплочения. Любой, кто разрушает это единство, под влиянием собственных эгоистических интересов – тот явный или тайный сторонник коммунистов. И я спрашиваю вас – отчего наша страна должна нести большую долю груза, большую часть затрат на этом фронте священной борьбы добра со злом, а кто-то пользуется нашей защитой, принимая это как должное? Почему американские войска должны безвозмездно защищать кого-то от коммунистического вторжения? Если у наших противников из Московского Договора принято, что те, кто не может выставить воинский контингент – должны заменить его финансовым взносом. А разве Сталин платит в казну ГДР хоть пфенинг за свои военные базы на германской территории?
Соединенные Штаты Америки – это самая миролюбивая страна в мире! Нам не нужны колонии – мы защищаем лишь свободу и демократию. Если наши войска находятся сегодня на территории какой-то другой страны – то исключительно ради того, чтобы туда не пришли коммунисты. И потому будет в высшей степени справедливо, если содержание этих войск будет возложено на страну, где они пребывают. За свою безопасность – везде принято платить! Ну а если кто-то настолько небогат, что не может себе это позволить – что ж, мы готовы предоставить кредит и рассмотреть варианты его погашения.
Я предлагаю дополнить соответствующей статьей Устав Организации Атлантического Договора. Равно как и других военных союзов, в которых состоит наша великая держава. А также договоры с теми странами, где наши войска вынуждены находиться ради защиты наших национальных интересов.
Карикатура Х.Бидструпа, перепечатана многими европейскими газетами, а также «Правдой» и «Известиями».
Обывательская квартира, в углу робко жмутся хозяева, а за столом и на диване расположились личности самого гангстерского вида, но в военных мундирах США.
– Мы у вас тут поживем, на вашем иждивении. А то вдруг вас кто-нибудь ограбит!
Снова Эрнесто Гевара. Ретроспектива – январь 1954.
«Святая Мария» была крупным грузопассажирским судном, приспособленным под плавучий госпиталь – в нескольких каютах оборудованы больничные палаты, изолятор, операционная, зубоврачебный кабинет. В трюмах был груз – медикаменты, медицинское оборудование, продукты, палатки. А в салоне на обед собрался целый интернационал – звучала речь испанская, итальянская, французская, и даже что-то похожее на русский (в котором Эрнесто был пока не слишком силен). Отдельно сидели шестеро святых отцов, все остальные были мирянами, в большинстве медработниками.
– Тут и журналисты есть – заметил дон Педро – вот тот римлянин от «Мессанджеро», тот сеньор от «Алфавита» (прим. авт. – АВС, она же «Алфавит», одна из самых популярных испанских газет, основанная в 1903 году), а та мадмуазель от парижской «Ле монд». Кстати вы, «гвардия», тоже марку держите, раз назвались аргентинцами из знатных семей, спутниками благородного дона Эрнесто. Доны имеют полное право быть там, где им хочется – хотя бы ради любопытства и борьбы со скукой. И убедительно прошу пока воздержаться от политических диспутов!
Эрнесто полагал, что католическая миссия должна если не целиком состоять из святых подвижников, то по крайней мере, они должны присутствовать в значимом числе. И был разочарован, после нескольких знакомств обнаружив в собеседниках исключительно меркантильтные интересы. Как например француз Поль Ренье – толстячок уже в возрасте, с которым Эрнесто познакомился за ужином, говорил:
– Ты аргентинец? Счастливчик – у вас не было ни одной великой войны. А мне вот везло поучаствовать. В двадцать шестом, меня только призвали – и в Марокко, к риффам в плен попал, чудом жив остался. После хотел на гражданку уйти, а тут Депрессия, и в казарме хоть кров и обед казенные. Дослужился до адюжана, это по вашему, фельдфебель, в сороковом даже увидеть немцев не пришлось до капитуляции, наш полк в тылу стоял, под Тулузой. А после – Еврорейх, Днепр, русский плен, слава господу, не в Сибири. И занес же бог в Киев, где в сорок четвертом был мятеж, и опять к советским в плен, меня хотели на месте расстрелять как «banderovsryu mordu» – наверное, это какое-то ужасное русское ругательство! – но затем пожалели, заставили трупы повстанцев хоронить (прим. авт. – о том см. Союз нерушимый). А после еще и Вьетнам, и снова к красным в плен, в пятьдесят третьем, перед самым нашим уходом. Не иначе, судьба – быть мне в итоге убитым дикими варварами. А что делать, если всякий раз оказывалось, что на гражданке для меня нет места, нет работы? Теперь вот к святым отцам подрядился – хоть медбратом, санитаром могу быть. И заплатить мне за это обещали – надеюсь, не обманут. А где эта чертова Гватемала, я не знаю и знать не хочу!
Фелипе Суарес из Барселоны тоже не был врачом.
– Ну ты скажешь, амиго! Имей я диплом, ноги моей на этом корыте бы не было! Просто дома у нас, сейчас конечно полегче, чем десять лет назад, но все равно, работы хватает не для всех. И на заработки мы ездим по всей Европе, даже в Россию – знал я парня, который туда мотается третий сезон подряд и очень неплохой навар привозит. Если советские даже за самую черную работу платят так хорошо – то представляю, сколько получают их врачи или инженеры! Но мне туда вход закрыт – так вышло, амиго, что пятнадцать лет назад я воевал не на той стороне. И русским властям в общем, все равно – но не дай бог попасться в России на кого-то из бывших наших, кто тогда дрался за бешеную Долорес. Вспомнят про «военные преступления» – и меня в Сибирь, к белым медведям. Так что заработаю я здесь хоть что-то. А если тебе врачи нужны – то вон они, вместе кучкуются, белая кость, на таких как я свысока.
Еще был итальянский журналист, даже фамилию которого Эрнесто не запомнил, он все расспрашивал про давнее путешествие на мотоциклах. Югослав Душан (это его речь Эрнесто принял за русскую). И еще кто-то, в памяти не оставшийся – боже, как голова болит, не надо было пить столько текилы и чего-то еще, гораздо более крепкого! Помню лишь, что Рохо, счастливчик, сидел уже в обнимку с дамой – той самой репортершей из «Монд», которая изображала из себя отважную искательницу приключений, подобие Индианы Джонса в юбке. А дальше все расплывалось – как он оказался на койке в отведенной ему каюте, Эрнесто решительно не помнил.
– Бенито и Рамон тебя принесли – сказал Дон Педро, сидевший возле койки – меру надо знать, Команданте. Знал я когда-то одного умного человека, который подчиненным делал разнос – господа офицеры, ну сколько можно пить? Литр, два литра – ладно, но зачем надираться как свинья? Если не знаешь предел, за которым лично твои проблемы – не пей. За каким хреном ты своему дружку Рохо дал в морду и на его мадмуазель полез при всех?
Эрнесто удивился – он решительно этого не помнил. И ужасно раскалывалась голова!
– Рот открой! – приказал Дон Педро – эту пилюлю проглоти, запей. Чаем, а не текилой! Вот так – теперь через полчаса будешь свежий. До того лежи – после выйди на палубу, проветрись. И не выпади за борт – впрочем, я твоим гвардейцам скажу, чтоб присмотрели. Да, и извинись перед Рохо – или готовься к тому, что он тебя вызовет на дуэль.
И, уже выходя из каюты, обернулся и добавил:
– И на будущее, если снова придется пить – очень рекомендую перед этим съесть что-то жирное: бутерброд с толстым слоем масла, или кремовый торт. Снижает воздействие алкоголя.
Солнце всходило за кормой – наступило утро. «Святая Мария» шла курсом на запад. Лекарство Дона Педро оказалось чудодейственным – головная боль прекратилась. Хотя настроение было самым депрессивным – как у джеклондоновского героя, который шагнул за борт. Потому что был слишком слаб? Нет – он был одиночкой, а никакой супергерой не может быть сильнее всего окружающего мира! И у него не было Цели – зачем тогда жить? А есть ли эта великая цель у него, Эрнесто Гевары? Бенито и Хосе держатся позади, а вон и Рамона с Хорхе вижу – да успокойтесь вы, не выпаду я за борт, и тем более, не прыгну! Какая-то мысль в голове сверлит, покоя не дает… Да, кто знает, в каком порту мы будем и когда? Хочется поскорее на твердую землю – хоть и не качает сейчас, а все равно…
– Капитан говорил, будем в Пунта-Аренасе послезавтра – поспешил ответить Бенито.
Что? Какой Пунта-Аренас – мы что, к мысу Горн плывем? Это что, я неделю валялся? Погодите, а отчего тогда солнце сзади – или мы уже в Атлантике?
– Команданте, так это не тот Пунта-Аренас, что на Огненной Земле! А тот, который порт в Коста-Рике.
Тьфу ты! Географию забыл. Ладно, ребята, вы отойдите, не маячьте рядом. Ничего со мной не случится. Ну хоть на десяток шагов, вон туда. А я вот тут присяду.
Интересно, а что бы было, если бы Мартин Иден тогда принял предложение Руфь? Женился бы на ней – уже ставший богатым, преуспевшим, принятым обществом – и прожили бы они долго, счастливо… и скучно. Как отец, Эрнесто Гевара-старший – ставший бледной тенью прежнего красавца, прожигателя жизни. Когда почти всю ее прожег и потратил – искренне считая, что раз смысл жизни, это получать от нее удовольствие, то чем еще заниматься? А вот Дон Педро не таков – он подобен другому герою Джека Лондона – нет, не Волку Ларсену, а тому, который носил прозвище Время-Не-Ждет. Все в нем подчинено стремлению к цели – и эта цель явно не выращивание чая матэ, хотя плантацию Матавердес сегодня не узнать, так все изменилось в сравнении с временами хозяйствования Гевары-старшего: новые машины, и просто немецкий порядок.
– Вы пребываете в душевном смятении, сын мой?
Отец Франсиско – глава католической миссии. Выглядит как образцовый пастырь божий. По-французски говорит правильно, но с едва заметным акцентом – очевидно, что этот язык ему не родной. Эрнесто Гевара и прежде был не слишком религиозен, как подобает образованному человеку – а то, что видел он во время вояжа на мотоцикле, нанесло по остаткам его веры сильнейший удар. И что сейчас мог сказать ему этот старый священник?
– Знаешь ли ты, сын мой, сколько людей за минувшие века задавали эти вопросы? – сказал отец Франсиско, выслушав сбивчивую речь Эрнесто, рассказ об увиденном два года назад и мысли по этому поводу – и позволь, я попытаюсь ответить тебе, в меру моих сил. Касаемо Церкви – она нужна не Богу, а людям. Подобно тому, как ты можешь обедать в чистом поле, расстелив на земле платок, можешь в бедном доме на грубо сколоченном столе, а можешь в обеденном зале дворца, с фарфоровых блюд – так и совершать таинства и молитвы подобает в храме, роскошное убранство которого нужно не богу, а тебе. Что до страданий тех несчастных, то наш христианский бог, в отличие от языческих божков, не карает живущих на этой земле за грехи и не награждает за благие дела – все это ждет нас лишь когда мы завершим здесь свой земной путь и предстанем перед Судом Высшим. И протестанты, придумавшие что успех или бедствия в этой жизни есть знак милости или немилости божьей – впервые эту идею высказал Кальвин четыреста лет назад, но и у североамериканцев она очень популярна – суть еретики, ибо они отрицают главное: свободу воли человека. Разве бог велел, чтобы те страждущие, кого ты видел, не получили помощи – и разве он запретил имеющим излишки эту помощь оказать? Ты спрашиваешь, если Бог всемогущ, то как он терпит на земле зло и бедствия? Но если бы он сам взял бы на себя работу установить и поддерживать в этом мире рай – то люди бы стали не более чем его марионетками. Бог дал нам свободу творить как добро, так и зло – и каждого в конце ждет суд за все, им сотворенное.
То есть функция Церкви – лишь совершать обряды? Зачем мы тогда плывем сейчас в Гватемалу – там разве не хватает храмов? Знаю, что в трюмах этого судна – но разве недостаточно светской медицины, лечить больных?
– Видишь, сын мой, какие толстые стекла – отец Франсиско снял очки – без них я вижу мир нечетко, расплывчато, не могу различить даже близких предметов. Но вот я надел их – и многое становится ясным, обретает очертания. Так и Слово, сказанное вовремя и к месту, может так же помочь чьей-то мятущейся душе. Что касается практической деятельности Церкви – то мы видим в мире много политических сил, уверенных что только они знают истинный путь для всего человечества. Или как минимум, для тех, до кого могут дотянуться. И все Партии, все Вожди, все политики уверены что ведут людей к счастью. Но скажи, много ли счастья прибавилось в этом мире от двух Великих войн, других войн поменьше, революций, переворотов? Не буду отрицать, что и Церковь прежде внесла свою лепту в это кипение вражды – но это уже в прошлом. Сегодня Святой Престол предлагает иной путь, помощи страждущим и бедствующим. Так от какой деятельности в земном мире будет больше счастья, и он станет больше похож на рай и меньше на ад?
Отче, может затем я и выбрал профессию врача? Но уж точно, я никогда не стану священнослужителем – уход от мира в монастырь, это не по мне.
– Ты еще слишком молод, сын мой – и одному лишь господу дано видеть твой дальнейший путь. Знаешь ли ты, что и я не так давно не был служителем Церкви и носил совсем другое, мирское имя – в стране, которой сейчас нет. Ее не стерли с карты мира – но сейчас там хозяйничают иноземцы, сменившие других захватчиков. А ведь мы были одной из европейских держав со славной древней историей! Которую я преподавал своим ученикам – да, я был тогда учителем в школе. Мальчики мои, я вижу их как живых – Янек, Сташек, Марек, Томек, Вацек, Зденек, Стефан, Владек, Юзек. Их всех сожрал молох последней войны – каждого, в уплату за какую-то ничтожную цель: за пару убитых врагов, или сожженный танк. Тогда я и дал обет, что если господь позволит мне пережить то страшное время, я стану служителем Божьим. И Бог услышал мои молитвы – вот только то, что настало после, было еще страшней. Из нашей страны вынули душу – те, кто мог вступиться, все погибли, а слабые поддались на подачки победителей, согласившись забыть свои корни, свою веру, свой язык. И я тоже не смог – бесполезно увещевать тех, кто не слушает! Теперь мое Отечество, это весь мир. А всего пятнадцать лет назад – думал ли я что так будет? Так же и ты, сын мой – можешь ли знать сейчас, кем станешь через десять, пятнадцать, двадцать лет?
– Отче, есть хорошее правило: когда не знаешь, что делать и куда идти, слушай свою совесть! – Дон Педро подошел неслышко, как следопыт в лесу – поступай по совести и чести, не предавая никого, в том числе и себя. А дальше бог рассудит – если он есть.
– Не богохульствуйте, сын мой! – вскинулся отец Франсиско – уж не являетесь ли вы коммунистом? Не верящему в существование Господа нашего – нечего делать на этом корабле!
– Отче, я всего лишь деловой человек – смиренно ответил Дон Педро – и верю лишь тому, доказательства чего видел собственными глазами. Я не сказал что «бога нет». Я лишь хотел бы увидеть факт его наличия – но боюсь, что сейчас мы углубимся в дебри, где армии богословов сломали тысячи перьев. Потому, позволю лишь чуть дополнить вашу беседу с моим молодым другом. Ваш путь помощи страждущим, который обеспечивает счастье – вы филантропию имеете в виду? Так по моему убеждению, это тропинка для очень малого числа, но никак не для всех. Как вы представляете себе, чтоб по вашему пути на земле не осталось голодных – манну небесную станете всем раздавать? Даже если вы ее найдете – кончится тем, что сильные и богатые отберут ее у слабых и бедных, чтобы им же продать, за их труд. Вы скажете, что эти недобрые люди после смерти попадут в ад – так я отвечу, что подобные увещевания отчего-то за все прошедшие века так и не сумели убедить богатых поступать милосердно.