– Господин, решайся, – все не унимался Иса, тормоша висевший на поясе кинжал.
– Хорошо, – я тоже вскочил с каменного пола на ноги. – Значит, переворот будет. Ну, заговор?! – здоровяк кивнул бритой головой. – Тогда я им устрою небольшой майдан. Сколько у меня верных людей?
Иса тут же выпал на несколько секунд из реальности, беззвучно шевеля губами. Уловив его выражение лица, я понял, что рассчитывать могу на небольшую горстку людей в случае реального столкновения с настоящими хозяевами Казани. Оказалось, я был несколько пессимистичен.
– Две полные тысячи ханской стражи пойдут за тобой, – наконец, заговорил телохранитель. – Ты им платишь столько, что ни какие беки не смогут перекупить. Еще десяток молодцов, что готовил я. На городское ополчение надежды нет. Они лучше пересидят в стороне, а потом присоединяться к победителю. Беки же смогут собрать почти десять тысяч воинов. Они сомнут нас, господин.
«Не ссы! Как там у Высоцкого? Нас двое – расклад перед боем не наш, но мы будем играть! Да, именно так, мы будем играть! Только не играть, а сражаться. Ну, майдан, не подведи!».
– Собирай всех к дворцу. Перекройте все ходы и выходы, окна, щели, норы. Чтобы не одна мышь не проскочила, – бритая башка телохранителя кивала не переставая, видно он сильно впечатлился моим решительным видом и поверил в меня. – И оставь мне свой десяток, я в темницу наведаюсь, а потом до пленников и рабов прогуляюсь. Думаю, мне им есть что предложить...
Через несколько минут, я с тревогой взглянул на остатки черноты на небе и готовящееся вставать солнце и нырнул в темноту ханского подземелья, в котором я надеялся найти своих самых горячих сторонников.
– О, Великий, – уже на ступеньках из какой–то щели вынырнул низенький лысый человек в меховой безрукавке и, бухнув на колени, начал сипеть пропадающим голосом. – Уже пришло время избавляться от пленников? Я все подготовил, все подготовил. Мои люди разломают кирками перемычку и вода затопит все камеры.
Похоже, в темнице готовился свой план на случай взятия крепости. Задумывалось все просто и эффективно. Подземные казематы, тянувшиеся на метры и метры в глубину и ширину под крепостью, лежали гораздо ниже поверхности протекавшей всего лишь в полсотни метров реки. Небольшой ее рукав уже давно, еще при дедушке прошлого хана, был отведен в крепость и сверху заложен каменными плитами. Именно этот отвод и планировалось использовать для затопления подземных галерей со всеми пленниками, когда наступит час «Х». «Ах ты, лысая морда, решил все концы в воду спрятать и моих будущих бойцов утопить?! Сморчок!».
– Мы ждем лишь вашего указания, Великий. Денно и нощно мои люди дежурят у перемычки наготове, – продолжала лепетать местная шишка, показывая нам дорогу и то и дело переходя с шага на бег. – Мы почти пришли. Вот. Тут мы держим самых яростных. Эти урусуты ничего не страшатся: ни железа, ни плетей. Их, мой хан, уже давно надо было, казнить.
Мы еще не подошли к нужному повороту, а нас уже накрыла вонь от сотен и сотен немытых, гниющих опустившихся тел, некоторые из которых уже давно потеряли свой рассудок. Большинство же, судя по блеску в глазах, было в сознании, но также, как и их безумные собратья, было явно не прочь выпустить нам кишки. Здесь было под две или три сотни сидельцев в одеждах, разной степени потрепанности. Одни были в еще довольно крепких кафтанах, другие в расползавшихся холщовых рубахах и портах, третьи в каком-то рубищах, больше достойных нищего на паперти.
– Идут... Идут.... Прощайте, братья, – по голосам прощавшихся друг с другом пленников было понятно, что они если не знали о своей казни, то точно догадывались. – Не поминайте, лихом, братья. И ты нас прости, брат! Не хочу, не хочу... Помолимся, браться, за души наши грешные... Отец наш небесный... На колени, на колени...
Один, второй, третий, а потом рядами люди в камерах начали вставать на колени и тихонько повторять слова молитвы. Я же медленно подходил к массивной кованной железной решетке, бурой, сильно изреженной ржавчиной. Наконец, шедший передо мной лысый толстяк остановился, боясь подходить дальше.
– Русские люди! – громким голосом заговорил я, с силой толкая ногой надсмотрщика к решетке и всаживая ему в спину нож. – Я казанский хан Ядыгар! Сегодня я и царь Иван Васильевич решили забыть все обиды и притеснения и жить в мире. Слышите меня?! Я и царь Иван Васильевич договорились о мире между нами.
В установившейся тишине камер, где стояли несколько сотен людей, раздавалось лишь хрипение корчащегося надсмотрщика. Первые ряды пленников стояли у самых решеток, вторые и третьи наседали сзади, боясь пропустить хоть слово из моей речи.
– Говорю вам, закончилась ваша неволя и скоро отправитесь вы домой, – десятки горящих глаз с дикой надеждой смотрели на меня. – И каждый получит из ханской казны одну золотую монету в знак искупления нашей вины.
Тишина стала еще более звенящей. Казалось, слышно было даже шевеление вшей в грязных колтунах волос пленников. Наконец, кто-то не выдержал и раздался его захлебывающийся крик:
–Свобода, братцы?! Свобода! – кто-то метался от пленника к пленнику и неверяще выкрикивал. – Неужели, домой, братцы?! Домой, домой..., – его голос подхватили и вот уже десятки голосов восторженно орали. – Домой! Домой!
Чувствуя, что градус напряжения взлетел до небес, я стал бить кинжалом по железной решетке. С лязгом клинок бился об изъеденные ржавчиной прутья решетки, заставляя пленников замолкнуть. После этого эйфорического выброса эмоций им нужно было показать врага, который стоит на пути к их свободе. Это простейшая формула манипуляции людьми (прекрасная цель + враг, стоявший на пути к цели = взрыв), которая с таким потрясающим эффектом работала и в моем времени.
– Но не все хотят вашей свободы. Слышите? Мои беки, жадные до золота и серебра, желают вас продать на невольничьих рынках. И развезут вас, бедовые головы, по далеким жарким странам, – и я давал им осязаемого врага, которого можно было рвать зубами и топать ногами; я манипулировал ими, но желание выжить было сильнее моей совести. – Откуда вам никогда не попасть домой. Хотите этого? Хотите оставаться рабами дальше? – слова за слово бросал я в толпу людей, едва не клацавших зубами от злобы. – Хотите?
Но к моему удивлению шум за решеткой вдруг начал стихать.
– Ша! – пленники, что еще мгновение назад напирали друг на друга, начали почтительно расступаться в стороны, пропуская к решетке высокого худого человека с глубокими шрамами на лице. – Что…, – негромко, едва ли не шепотом, произнес седой, глядя мне прямо в глаза. – Ты хочешь хан?
«Ого, вот и лидер появился. Настоящий волчара. Такие шрамы в бою не заработаешь. Явно следы пыток… А остальные-то как на него глядят. Явно готовы за ним и в огонь, и в воду».
– Уже сегодня ночью мои же беки перережут мне горло, от сих до сих, – я выразительно провел пальцем по горлу. – А завтра утром у Казани появиться новый хан, который попросит помощи у крымчаков и передаст им в дар всех вас… Понимаешь, что тогда ждет все вас?
Судя по жесткой гримасе, исказившей и без того искореженное лицо, седой прекрасно понимал, что ждет их всех у крымчаков.
– Значит, кровушкой придется заплатить за свободу, – понимающе кивнул Седой, оскаливаясь, как пес. – Заплатим, нам не в первой. Только сброю бы нам, хан. С голыми руками ведь не сдюжим.
– Через сотню шагов оружейная. Ханская! Железа там столько, что с головы до ног можно всю вашу братию одеть, обуть и вооружить, – я подошел к решетке и бронзовым ключом отворил монстрообразный замок.
Едва я отпрянул в сторону, как волна оборванцев обдала меня смрадом вонючих тел, гноя и крови. Часть из них тут же с стуча голыми пятками понеслась в сторону оружейной. Другие, как на подбор крепкие коренастые мужики, окружив Седого, остались у темницы.
– Не боишься, хан, что обману? – по-прежнему тихо, не повышая голоса, проговорил он, заглядывая мне в глаза. – Одно мое слово и они разорвут тебя и твой десяток.
Что говорить, бывшие пленники, с хрустом сжимая в кулаках булыжники, какие-то железки, цепи, были явно не прочь кому-нибудь разбить головы. Уж больно выразительно поглядывали они на наше оружие, бронь и... сапоги.
– Боюсь, – выдохнул я, одновременно кивая. – Но..., – я выдержал его взгляд. – Не похож ты на душегуба и разбойника, которые плюют на свое слово. Да и нужны мы друг другу.
Похоже ударил я в самую точку. Седой вновь смерил меня тяжелым оценивающим взглядом, видимо, решая, что ему делать.
– Ты прав, хан. Не тать я и не душегубец, – тяжело вздохнул он. – Еще две зимы назад я был московским воеводой и жил в собственном доме с женой и тремя детишками. Службу служил, с женой миловался, деток баловал. Пока тварь одна..., – шрамы его буквально налились кровью, отчего и без того обезображенное лицо окончательно превратилось в чудовищную маску. – На Любушку мою глаз не положил. Как хвост за ней вился. Она в церкву и он там же околачивается, она на рынок и он там вьется. Дары богатые предлагал, в полюбовницы звал, гнида. Хотел вызвать я его на честный бой, чтобы наказать змея подколодного. Только оказался этот тать звания большого, с государем нашим дружбу водил...
Я же, застыв от удивление, внимательно вслушивался в историю, угадывая в ней кое-что очень знакомое. «Бог мой, да это «Песня про купца Калашникова» Лермонтова! История почти один в один. Только муж здесь не купец, а воевода. Да и соблазнитель еще не опричник, а, походу, ближник какой царский. Как интересно зовут-то этого урода? ... Вот тебе и Михаил Юрьевич! А писали, что история полностью вымышленная». За этими мыслями, я кое-что из истории Седого упустил.
– … Бросили меня тогда по подметной грамоте в поруб, а потом ворог вывез меня и продал казанцам в невольники, – скрипя зубами, заканчивал он свой рассказ. – Вот Боженька и дал мне шанс поквитаться с ворогом моим... Так что, хан, получается связаны мы с тобой одной цепью. Говори, что делать.
План мой был незамысловат. Помня, что накрученные премудрости в любом деле помеха, я придумал следующее. Нужно было закрыться в ханском дворце со своими людьми, где и поджидать заговорщиков. Беки, решившиеся на переворот, скорее всего решаться удавить меня без шума и пыли. Когда же это не получится, то ринуться штурмовать дворец. С их перевесов в живой силе, вряд ли они будут придумывать что-то особенное. Поэтому переть будут на пролом. Главное задача для меня, выдержать этот первый удар. Перегорожу все коридору и входы баррикадами, окна нижних этажей завалю барахлом, а с балконов встречу атакующих старым добрым коктейлем Молотова. Когда же основная масса заговорщиков втянется, то в тыл им ударят пленники.
К сожалению, в плане оказалось немало изъянов, которые начали вылезать почти сразу же. Сначала мы не успели даже как следует укрепить дворец. Если главные входы в огромное здание удалось завалить мебелью и всяким барахлом, то двери для прислуги, дворни и поварят пришлось просто запирать и оставлять там стражу. Мало был стрел. У моих воинов было лишь по колчану, где каждая из тридцати-сорока с бронебойными наконечниками была хорошо если четверть. Провалились мои надежды и на коктейль Молотова, запасы которого почти полностью были истрачены вчерашней атаке на царские укрепления – туры. Сейчас на балконе Малой ханской башни, которая позднее войдет в историю как одна из падающих башен царевны Сиюмбике, у моих ног лежало лишь полтора десятка кувшинчиков с огнесмесью. И вряд ли этого хватит, чтобы нанести нападающим серьезный ущерб.
Словом, как и уже не раз случалось в истории, заговорщики застали власть со спущенными штанами или точнее с приспущенными штанами... Эта проклятая фраза ни как не хотела уходить из моей головы, заставляя кривить губы.
– Великий, – на балкончик вбежал запыхавшийся стражник и увидев меня, тут же опустился на одно колено. – Западные ворота только что были атакованы. Две или три сотни пеших и десятка два конных пытались ворваться во дворец. Сейчас готовят таран.
Едва он ушел, как покрывало вновь раскрылось и показался другой стражник. Судя по его висевшей на перевези руке и багровым потекам на лице, атаковали не только западные ворота.
– … Они внутри, господин, – тяжело дыша, рассказывал гонец. – Это предательство. Кто-то провел их через конюшни. Нужны еще люди, иначе их не сдержать.
Скрепя сердцем, я послал с ним весь свой резерв – неполную сотню во главе с одним из своих телохранителей с наказом стоять до последнего. Со мной же осталось около пять сотен воинов, жидкой цепью расположившихся вдоль внутренней дворцовой стены и башенных проемов.
– Идут, идут, – от громкого крика, внезапно раздавшегося в темноте, я вздрогнул.
И, действительно, из прилегающих переулков и улиц на небольшую дворцовую площадь вдруг хлынули отряды пеших и конных воинов, сабли и доспехи которых ярко блестели в свете многочисленных факелов. Первые мгновения я еще пытался что-то подсчитывать. Однако потом бросил это бесполезное занятие. Прибывающих было слишком много.
– Ядыгар, пес урусутов! Вели своим людям открыть ворота дворца! – вперед на пол корпуса вышло двое всадников, один из которых начал махать темным стягом с тяжелым конским бунчуком, привлекая внимание. – Потом спускайся вниз и ответить по нашим законам за предательство! Люди! – первый продолжал из стороны в стороны махать знаменем. – Хан Ядыгар предал нашу веру! Урусутскому царю он обещал разрушить все святые мечети и сжечь наш священный коран! Слышите, люди?! Он больше не мусульманин! Он гяур! Он хуже иноверца!
Голосящий грузный мужчина на несколько секунд замолчал, пытаясь перевести, но почти сразу же продолжил орать вновь:
– Я бек Бури. И говорю вам, кто приведет мне эту урусутскую подстилку, тот получит две тысячи золотых. Не важно кто ты, сотник, десятник или простой воин, тебя ждут полновесные золотые.
Слушая все это, я понимал, что еще несколько минут этого разоблачительно-соблазнительного ора и меня сдадут или прирежут свои же. «Гнида хитрая! Я даже отсюда слышу, как у многих в головах крутятся шестеренки, подсчитывающие эти обещанные две тысячи. Ничего, ничего, падла, сейчас я тебя кое-чем угощу...».
– Подожди, Иса, – я остановил натягивающего тетиву телохранителя. – Сейчас я заткну ему его поганую пасть, – наклониться и схватить один из пузатых кувшинчиков было секундным делом. – Посмотрим, как ты теперь поорешь.
Огнивом и кресалом я уже довольно неплохо наловчился пользоваться, поэтому поджечь фитиль кувшина удалось с первого раза. Продолжавший орать бек совсем потерял всякие остатки осторожности, подведя жеребца на какую-то пару десятков шагов.
– Гари в аду, урод! – с этими словами, я со всей дури и запулил занимающийся кувшин.
Пылающий огонек несколько раз кувыркнулся и в полете взорвался яркой вспышкой, осыпав заоравшего уже от боли бека. Тот вместе со своим жеребцом моментально вспыхнул как свечка, осветив большую часть площади не хуже костра.
– Я здесь хан! По крови и по божьему праву! – заорав, срывая голос, я едва не свалился с балкона башни. – Слышите, предатели и клятвопреступники?! Аллах уже покарал одного, покарает и остальных!
Наверняка многие из те, кого привели заговорщики, ничего толком не понимали. Я нутром чувствовал, что еще немного такого бездействия и часть воинов с площади просто разбежится. К сожалению, нам не дали этого времени...
– Вперед! Вперед! – живое море вдруг колыхнулось и разделившись на десятки ручейков обрушилось на стену дворца. – Убейте его! – сквозь многотысячный топот слышался чей-то истерический визг. – Убейте, изменника!
Тут же рядом со мной просвистела стрела и, ударившись о камень, с треском переломилась. Потом просвистела другая, которой повезло больше. Ее наконечник чуть поцарапал мне плечо.
– Прячьтесь, господин! – с громким воплем Иса вытянул щит перед моим лицом и буквально вышвырнул меня с балкона.
Яростная атака на дворец едва не увенчалась успехом. Многочисленные стрелки снизу засыпали стену сотнями стрел, а по наспех сколоченным лестницам в этот момент уже взбирались воины. Не помогли и остатки коктейлей Молотова, которые я бросал в узкие створки окон. Эти бутылки с огнесмесью были каплей в море. Летевшие в толпу бутылки и кувшины взрывались россыпью горящих осколков, но толпа все равно лавиной шла вперед.