Дождь кончился внезапно. Кино бесплатное. Остановилась передохнуть, вытерла лицо рукавом. «Слава богу, – опять некстати подумала я, – он двуногий и двурукий. Что теперь делать?» Он кое-как передвигался. Затащила его в комнату, туда, где пульт охраны. На пульте горел свет, меня вызывал центральный пульт охраны. Я кинулась отвечать. Переключать ключи. Работа не ждала. Хорошо хоть «тревог» не было.
У нас была подстилка неизвестного происхождения, общая, иногда ночью можно было полежать на стульях, сдвинув их. Вот туда я и определила дорогого для Земли гостя. Великосветский прием, прямо скажу, не удался. Как у нас водится, включила электрический чайник. В углу стоял обычный умывальник. Умылась и ему предложила. Посмотрела на свой вид в разбитое зеркало на стене. Ужаснулась. Какая там прическа, завивка, косметика?!
Шел час за часом, он лежал с открытыми глазами, вроде в сознании. «Завтра суббота. Сюда никто не придет, может, еще сутки отдежурить, а может, скорую помощь вызвать?» – горестно прикидывала я.
– Не надо! – ясно сказал он безо всякой коробочки, и ноги у меня подкосились.
Значит, читает мысли. «А мне скрывать нечего, – безрассудно рассудила я. – Думать о чём-то хорошем не могу, чего уж тут хорошего. Даже если увезут, лечить не смогут. Что они в инопланетянах понимают, если в своих земных болезнях не разберутся, еще отравят». Вопросов даже у меня море, а к нему сейчас радио, телевидение, и родное «Приуралье» пожалует, и КГБ, и вообще спрячут от греха в бункере.
Первый контакт. Посланец из космоса. «А со мной что будет? Ликвидируют», – с ужасом представила я. Да таких контактов полно было, всё покрыто мраком и законспирировано. Зревший против правил протест оформился. Ни до чего ему, это сразу видно.
– Я хочу остаться здесь, на Земле. Мои не отпускают. Во мне много человеческого. Буду полезным.
Так коротко и ясно.
– Ладно, разберемся.
Я отвела его по лестнице на второй этаж.
– Сиди, не высовывайся.
Утром пришла Ирина Захаркина, сменщица. С быстрыми горящими как черный уголь глазами, ее стройная и точеная фигурка была предметом разговоров досужих сплетниц. Душа открытая и распахнутая. Добродушная и веселая девушка. Волосы были окрашены перекисью водорода и сияли белизной, зубки тоже. Губы сочные и спелые подкрашены малиновой помадой, краснели, грудки торчком, короткая черная юбочка открывала стройные ноги.
– Что это с тобой? Ты что на сеновале всю ночь была? – она радужно засмеялась.
– Ага, на траве валялась с инопланетянином, – буркнула я, – такая смена была, гроза, дождь. Пришлось к ребятам выходить вручную на бумажке писать и передавать объекты, – врала я самозабвенно, – вся вымокла, до нитки. А завтра с дочкой в больницу надо. Я сегодня еще останусь на смену. Что поделать, надо.
– Ла-а-ды! – протянула Иринка Захаркина. – Мы тогда купаться поедем, со своим.
– Какое купание дождь же был?
– У него машина «Жигули»… там место есть, недалеко от Чагана… шашлычки… коньячки… А тут работа! Вот я сейчас ему и позвоню…
Телефон для связи был с круглым номеронабирателем и тяжелой трубкой. Иринка тут же набрала, и я знала какой номер. Поэтому и не спросила из бабьего любопытства. Она коротко сообщила новости и, промурлыкав, положила трубку.
Мое счастье сидело на втором этаже голодное. Она быстро собрала манатки, и учесала в сторону «моря», то бишь реки Урала или Чагана. Я уныло поплелась на второй этаж. Надо везти его домой. А у него рожа. Огромные глаза кое-как оформились к утру, нос вроде то появится, то снова пропадет. Он пытался из себя человека, что ли изобразить? К утру стал больше походить на человека, а я на общипанную курицу, хоть сейчас в суп.
Мимо окон шли люди, гуляли. На детскую площадку прибегали вольные земные дети и орали во всю мощь своих глоток. Мамаши и бабки чинно сидели на лавках и болтали о событиях ночи. «Как мимо всех провести незаметно такого необычного человека? Надо ехать домой и оставить его на пульте. Может, повезет, и никто не вспомнит меня пока, ну, в крайнем случае, уволят, – уныло сознавала я. – Дома Иван самый надежный в мире человек, хоть и муж». Я объяснила новому оператору – инопланетянину, как отвечать на вызовы рации и передавать тревоги, закрыла его на пульте и вышла из здания Поссовета.
На пустыре уже ходили и измеряли опаленный круг люди в тёмных плащах, и солдаты толпились в сторонке, и черная «Волга», и зеленые военные газики стояли по бокам. Но не было ни одного репортера и газетчика. В нашей стране так, если надо раздуть новость, ее раздуют. Если не надо и опасно волновать народ, всё тихо и шито-крыто. Сейчас передвигаться нельзя нам с чужим человеком без паспорта.
Сев на автобус № 5, я поехала на остановку Гагарина.
Ваня копался в машине, неторопливый и важный, и глыбистым айсбергом возвышался в большом заросшем саду и пятачке для машины. Дом этот был огромный и двухэтажный, принадлежал его семье, и было ему сто лет. Строил дом дед, яицкий казак. Бревенчатый с резными окнами и фронтоном врос он в землю первым полуподвальным этажом.
Сам Ванча всегда вызывал добродушным видом расположение к себе любого человека, который входил в дом или в отношения с этим человеком. Познакомившись, его уже никогда не хотели отпускать ни знакомые, ни друзья, ни женщины. Он казался легкодоступным и веселым, играл на гармони и гитаре, сыпал шутками. Был он всегда неряшливо одет, но это скорее был стиль, нежели любовь к неряшеству. По одному случаю можно было составить мнение о нём. Однажды в ворота постучались две женщины, проверяющие электричество, сняв показания счетчика, они остались пить самодельное вино, которое в огромных бутылях стояло повсюду, а потом стали часто наведываться за ради удовольствия.
А еще по одной черте характера можно определить его незавершенные фантастические проекты. Долгое время посередине двора зияла яма. Эта яма была притчей во языцех. Ванча хотел сделать бассейн для уток. Да так и не собрался. Вырыл яму в яблочно-вишневом саду и не велел трогать. Утки и собаки, без конца падали в эту яму. Да и сами мы с чертыханием, собирая вишню или яблоки, с опаской обходили злачное место, которое по весне заливалось водой. Утки и куры вольно ходили и летали по всему огромному двору, занимавшему немалую площадь, где-то на задворках висел обглоданный курами виноград и бегали свиньи в загородке. Тем не менее, всё это прощалось ему, как только он садился на крылечко и брал в руки баян или аккордеон, и выводил прекрасным голосом:
«Раз пошли на дело я и Рабинович,
Рабинович выпить захотел.
Отчего ж не выпить бедному еврэю,
Если ж у него нету важных дел?»
Ванча всегда находил себе интересное дело и начинал его с воодушевлением, не все его проекты кончались плохо, со временем он научился очень хорошо выводить утей в собственном инкубаторе, стоявшем посередине огромного зала, с отдельным пересадочным ящиком с подсветкой, который висел на стене около картины матери. Там росли маленькие цыплята и утята. А зимой больших уток он мыл в бане в огромной ванне и носил сушить в зал. Они крякали и важно ходили по комнатам, удивляя даже кота. Глядя на утей и кур в доме, собаки тоже поскуливали и старались проникнуть за порог. Всё это вызывало возмущение одной только дочери, которой приходилось мыть и убирать за всем этим бесчисленным хозяйством.
Зато это был безотказный человек, чем пользовались его многочисленные друзья, не раз занимавшие деньги и не отдававшие никогда. Он, экономивший на всём, скапливал определенную сумму и обязательно поддавался на уговор и проценты с какого-нибудь нового дела, влюбляясь в товарища с его проблемами, живя его интересами, обязательно отдавал свое накопленное тяжким трудом и оставался на бобах. Это было и в истории с магазином, который открыла женщина в Атырау. Долго ждал он проценты и сумму в шесть тысяч долларов, пока рукой не махнул. Скрепя сердце, терпеливо и не обсуждая, продолжал он жить дальше, приступая к новым проектам.
Собирал бутылки по поселкам, и там его настиг крах. Пустые бутылки из-под вина и водки, тара, тогда стоили копейки, но и с этих копеек получались неплохие суммы. Менял бутылки на жвачки, и дети с удовольствием приносили мешками грязные бутылки, валявшиеся в огородах и подворьях, а мы потом мыли и сдавали в пункт приема. В один прекрасный день напарник забрал заработанные дивиденды и уехал в солнечный Азербайджан, обещая вернуться. У него занимали без отдачи и с отдачей. Время остановилось в этом доме. Всегда был один и тот же уклад. Тихий и спокойный он никогда не бунтовал. Если его пытались вывести из себя, отшучивался и никогда не оставлял о себе плохого мнения, отличаясь великим спокойствием и философским отношением к жизни.
У нас же была собственная квартира на окраине города, только в противоположной стороне от работы, полученная на моей прошлой работе. Квартиры нам давали абсолютно бесплатно. Когда я забежала, запыхавшись, во двор, напилась холодной колодезной воды, бегая туда-сюда и суетясь в надежде привлечь внимание мужа. Напрасный труд. Ванька на меня даже не взглянул. Мы же пытались развестись позавчера, о чём говорить.
Я подошла и сходу путано и сбивчиво выложила историю. Повисла на руке, а этого он просто терпеть не мог. Но Ваня, есть Ваня.
Остыл и спросил:
– Когда везти?
– Ночью-ночью. Сейчас там незаметно не проехать.
Еле-еле доплелась я назад. Жара разыгралась, душный воздух плыл и испарялся. Голова ватная, ноги тоже. Навалилась нечеловеческая усталость. Вхожу, моего знакомца нет на пульте, а сидит приятный мужчина странно-знакомого вида. Посмотрела на фото артиста Ерёменко вырванного из журнала и висевшего не стене. Точно он!
Я на всякий случай, сказала:
– Здравствуйте! – пытаясь пожать руку.
Кости были, значит, землянин. Кто он? Заметались мысли. Наверное, милиция забрала пришельца. Решила притвориться овощем. Ничего не знать.
– Это маска, маскарад, пойми, – сказал брутальный мужик, – и костного скелета нет, у вас скелет, у нас – нет. Масса плотнее там, где надо. Усилием воли можем форму менять. Сгустки формировать. Плавить. Это нетрудно, и легче путешествовать без костей по мирам. Атомы расщепляются легче. Мы давно избавились от костных тканей и форм, и скелета.
Тут, мне стало основательно плохо, и я полезла за таблетками. Он положил мне руку на темечко. В голове замелькали радужные картинки, светотунель, бабочки… Полная отключка.
Очнулась темно. Ночь выползла из окон и смотрела зловеще. Это был даже не сон, провал памяти без сновидений. Надо сказать, проснулась я свежей. Давно не чувствовала радости от пробуждения, часто затекали руки, спина болела, и что-то колотилось внутри, тридцатилетнее сердце видно остывало и давало такие толчки с перебоями. А тут на удивление полное обновление организма. Щенячье чувство радости обуяло меня. Волна неподходящего этому месту тепла и света обдала и захватила полностью. И еще чувство зверского голода.
Гудки автомобиля раздались совсем близко. Мы вышли под старое звездное небо. Ванча, так я называла мужа в минуты близости и хорошего настроения, поздоровался важно и торжественно. Миссия спасения прибыла на стареньком автомобиле «москвич» зеленого цвета. Открыл дверь, не спросив и так и не сказав ничего, даже не удивился облику почти земного мужика. «Мужик» тоже ничему не удивлялся и хранил молчание сфинкса, будто наперед всё знал о нас. Оставшись одна, я поела, попила, поработала, а спать не хотелось совсем.
Ночь прошла спокойно. Утром сдала смену и бегом домой, умирая от любопытства и тревоги. Как они там?
Глава 2. Разговоры по душам
Тихая дрёма автобуса выветрилась из памяти. Нетерпеливо дошла до своей квартиры на втором этаже, прежде всего мечтая о горячей воде, ванне и тарелке супа «Ролтон». Сухая вермишель с пакетом китайских приправ так и называлась «Ролтон». Говорили, что сделана она из лягушачьего мяса и водорослей.
Ванча был на работе, дети, наверное, в садике. Ванча изготавливал зубные протезы и был зуботехником по своей основной профессии. Модели челюстей украшали полки нашего дома. Маленькая Алиса, увидев однажды зубной протез, принесла его мне и сказала: «Это бабуля зубы потеряла, отнеси!»
А где мой знакомец? Я тихо прошла по комнатам. Он сидел в спальне и колдовал со своим ящиком. На нём был спортивный костюм моего мужа, висевший мешком. У ящика был экран, и он светился.
– Это что такое? – не удержалась я от вопроса.
– Сервер, связь мы осуществляем не через телефоны, а через глобальную сеть Земли. Просто у вас в городе это еще не развито, но через лет десять вы все будете общаться по компьютерам и телефонам нового времени, – сказал гость с мокрыми волосами.
«Значит, ему не чужда и наша вода, и чистота», – второстепенно думала я.
Кровать, заправленная покрывалом, диванчик и два книжных шкафа с русской классикой, доставшейся от мамы, вот и весь набор мебели, окружавший его. На стене нарисованная на обоях картина – релакс младшей дочери Ирины, Солнце-Апельсин. Да на другой стене утки, с берега реки улетающие вдаль. Я разрешила детям разрисовать комнату, потому что обои были настолько старыми, что повредить этой комнате ничего не могло.
Видеть компьютер я не могла. Не было у нас такой техники в городе. Я работала раньше в Госбанке, у нас была ИВС – информационно-вычислительная станция с перфокартами, с гудящими машинами, табуляторами, перфораторами и другой устаревшей техникой. Потом появился ВЦ – вычислительный центр, целый зал занимал компьютер, списанная техника из США. Я работала на терминале, и мы играли в лабиринт и другие игры во время обеденного перерыва.
Он хлопнул беззвучно крышкой и закрыл ящик. Сел и так строго посмотрел на меня с моим любопытством, что я тут же сбежала в ванную, схватив халат. Раскиснув, выползла и с мокрой головой потопала на кухню. Мне всё равно, чем питаться, лишь бы съедобно, но что ему дать? Открыв холодильник, я задумалась. Как же его зовут, чем кормят? Он появился на пороге и молча смотрел, как я готовлю на стол. Вопросы так и вертелись на языке, и почему-то вызывали смех. Он тоже улыбнулся.
– Давайте познакомимся. Меня зовут Лариса, а вас как?
– Знаю, а меня зови, как тебе нравится, – весело сказал он, притулившись у белой двери.
– Надо вас назвать так, чтоб в глаза не бросалось. Например, Ричардом или Степаном, конечно, хочется Ауриком или Инопланом, – я опять засмеялась.
Такой характер, как отпустило, стало весело и легко.
Он на несколько минут вышел в спальню. Принес готовый паспорт на имя Сергея Косина. У меня кусок в горле застрял и вызвал удушающий кашель. На паспорте была моя девичья фамилия. Вот это братец!
– Мои братья, Валерий и Николай, конечно, будут рады инопланетному брату, с детства, можно сказать, мечтают побрататься. Только как вас познакомить?
– Подумай, – строго изрек он.
Такое впечатление, что я гость, а он хозяин в этой жизни.
Мы сидели, ели немудреную еду и молчали, я не заметила, что и он присел к столу и ест то же, что и мы. Вопросы роились сами по себе, но задавать их такому неприступному существу совсем не хотелось.
Вдруг помимо воли я задумалась, и прямо передо мной поплыли странные картины, явно не моего уровня воображения. Плыли, клубились и складывались в определенные видения вихревые столбы, голубые и серебристые облака неслись в обратную сторону реки времени. Я ясно видела неземных людей, меняющих лица как маски, видела прозрачные сооружения, летательные аппараты, неизвестные растения. Жизнь отличалась тем, что текла быстро. Мелькали уже иные планеты, и другие существа наполняли их. Деформированные головы, чудные туловища – разнообразие существ неизмеримо никаким земным суждением и воображением. Непропорциональные маленькие люди были с длинными туловищами и зеленым цветом кожи – жители сумеречной планеты нашей галактики.
В одном видении я сразу узнала Землю много тысяч лет назад. Летающий объект, приземлившийся на краю скалы, и море или океан, расстилавшийся в спокойной слепящей глади солнечного дня. Инопланетяне наблюдали за людьми. Женщина и двое детей купались. Довольно смутное изображение с помехами. Как будто картина стерлась и устарела. Ясно услышала шум волн и ветер, воющий в скалах и потом крик, разорвавшийся во времени и дошедший до меня уже искаженным, и всё же ужасными кадрами киноленты. Она кричала, на лице отразился ужас, ее кто-то тащил в воду. Огромный червь то появлялся над водой, то кольцами свивался под ней. В прозрачной воде билась живая женщина. Потом она совсем исчезла, а перепуганные дети взбежали на склон.