<p>
III</p>
Илья сошёл на автостанции Зубовой Поляны с небольшим опозданием - в семь сорок вечера. Солнце закатилось, цвета потеряли сочность.
Прогулялся с Ленинской на Пролетарскую, к навесному мосту. За мостом повернул влево, до железнодорожных путей, по старым посеревшим шпалам - дальше от городка, на другую сторону насыпи - и в лес.
Настала та пора сентябрьского дня, когда золотисто-жёлтая с вкраплениями алого и последними мазками зелени листва, утратив закатные краски, приобретает мертвенную серость. Прохладный вечер окружил Кауфмана, на бледнеющем небе светился месяц, у горизонта сиял одинокий глаз Венеры, вечерней звезды.
Ботинки проваливались в раскисшую, не просохшую с последнего дождя лесную подстилку из гниющей листвы, крошащихся под ногой старых веток, пустых оболочек погибших жучков-паучков. Илья заботливо отводил в сторону полуголые кусты, которые цеплялись, как юродивые, жалостливо вопрошая, за что им эти увядание и смерть.
У границ покинутого кладбища военнопленных преграждала путь стена непроницаемой густой тьмы. Илья нахмурился, повелительным жестом обвёл стершиеся ряды могил. Из рукава выпала цепочка с десятком портальных крестов, приколотая к манжету крохотной английской булавкой. Кресты звякали друг об друга, кружась и покачиваясь.
В метре, лицом к лицу с Ильей, вырос демон с копной рогов. Илья почтительно склонился, скрестив руки на груди, как полагается приветствовать сахсарса - злого духа, оберегающего границы мира иного.
- Не пересёк бузинный круг, но приглашён за границы, - церемонно провозгласил Илья.
Сахсарса качнул тяжёлой головой, соглашаясь, и отступил в заросли орешника. За могилами заклубился плотный туман, словно за сценой включили дымовую пушку. В белёсых клубах выступили заросли бузины, спелые кисти посматривали на Илью влажными глазками чёрных ягод. Тут и там проглядывали громоздкие фигуры демонов, вспыхивали неверные холодные огни. Провалившись по самые лодыжки в болотистом месте, Илья хватанул левым ботинком мокрую грязь и досадливо поморщился.
За бузинным кругом застыл в ожидании суд - пятеро сахсарса, в центре - Наместник с традиционными тремя голосами, по правую и левую руку - недвижимые двойки Советников. Илья проследил направление взглядов собравшихся, и его сердце ухнуло в желудок - искры сахсарских глаз прожигали осунувшуюся, лихорадочно трясущуюся Ирину, которая непрерывно щупала искалеченную руку в обрезках рукава камуфляжной куртки.
Илья поспешил к ней, пока сахсарса не вышли из оцепенения, потревоженные его появлением. Подле Ирины стоял, опираясь на вычурную, волной изогнутую трость, среднего роста мужчина с небрежно уложенными волосами с проседью, в долгополом старомодном сюртуке. Глубокие морщины прорезали усталое молодое лицо, словно он давно боролся с тяжелой болезнью, которая его вконец измучила.
- Король змей да восславится, - прокаркал он.
- Орден Путей да получит столько мертвечины, чтоб насытиться, некромаг, - в той же манере отозвался Илья.
Собеседник осклабился, показывая сколотые, пожелтелые зубы. Илья обогнул некромага и присел к Ирине. Заготовленные по дороге слова вылетели у него из головы при виде воспалённых глаз, дрожащих слезами.
- Илья...Кириллович, - выдохнула потрясённая Ирина.
Илья, словно они были не в осеннем лесу на сахсарском суде, а в конторе обсуждали занятный правовой казус за вечерним чаем, пристально, с ожиданием глядел ей прямо в душу. Она, окунувшись в его взгляд, как в тёмное безлунное небо, сжалась, здоровой рукой зашарила по карманам, нашла спрятанный от демонов крест и протянула ему. Крест дёргался от бившей Ирину крупной дрожи.
Илья кивнул, забрал крест и приладил на цепочку к другим крестам, которые обступили товарища, как отец и брат - библейского блудного сына. Илья поднялся и встал между Ириной и злыми духами.
Наместник сахсарса переломился в поясе и уронил в шаге от себя три ягоды чёрной бузины. Советники, как по команде, зеркально повторили, с пальцев двух Советников к первым ягодам упало ещё по одной, двое воздержались.
Сахсарса неотрывно смотрели на Ирину. Она как заведённая монотонно читала "Отче наш", раз за разом повторяясь, теряя слова, - единственный звук и обволакивающей тишине. Илья шагнул к суду, поднял с земли две ягоды из пяти и проглотил. Спустя несколько минут его вывернуло кровью. В носу лопнули сосуды, на языке застыл металлический привкус.
Пошатываясь, Илья отступил. Некромаг молча поддержал его под локоть.
- Заберите меня, спасите, - прерывающимся от рыданий голосом просила Ирина.
Некромаг отпустил Илью и извлёк из поясной сумки длинную, с булавочной головкой иглу.
Сахсарса прошелестели, трогаясь с места, и медленно расползлись в стороны, как исполинские слизни.
- Всего три года, не семь, ты крепись, Ириш, - успокаивающе сказал Илья, поворачиваясь к ней.
Ирина, ничего не понимая, искала ответов в лице Ильи, но оно застыло, как нарисованное. Она закричала, когда он перехватил её левую, здоровую руку и заломил за спину. Крик оборвался, когда некромаг точным движением вонзил иглу ей в шею. Илья отпустил Ирину, она навзничь рухнула спиной на траву. Некромаг медленно расширил прокол и добавил к игле узкую металлическую трубку.
Ирина ловила ртом воздух и хрипела. Илья перебирал портальные кресты, остановился на одном, поднёс к отверстию трубки, не снимая с цепочки. Шесть капель чёрной, неотличимой от бузинных ягод, драгоценной нелюдской крови поднялись к кресту - тот жадно, как живой, впитал их и утратил металлический блеск. Некромаг откупорил аптекарский пузырёк и по трубке влил в горло Ирины три капли прозрачного раствора.
Илья стоял над Ириной, пока её тело не обмякло. Силовые потоки оборвались, глаза остановились, распахнувшись в немом удивлении. Илья кивнул некромагу, развернулся и побрёл обратно к автостанции, не оглядываясь.
Илья околачивался по улицам до первого утреннего автобуса. Отправились за час до восхода, над полями в хрустальном чистом небе дрожал юный розовый рассвет. Илья задёрнул штору со своей стороны и с противоположной, где никто не сидел. Вытянул ноги к проходу, прикрыл глаза, и, перебирая цепочку портальных крестов, прокручивал оставленную позади ночь.
Всё нутро горело отравой бузинных ягод, проклятий сахсарского Совета. Илья вытащил влажный, спёкшийся платок и отёр натёкшую носом кровь. Он надеялся, что до рабочего дня отпустит, на одиннадцать назначено в арбитраже, чего понапрасну людей пугать.
Такси вызывать не стал, сел в полупустой грохочущий троллейбус, с усилием дотащился до простывшей за ночь квартиры - опять забыл, что балкон настежь, и минут сорок простоял под душем. Вернулся в средний возраст, побрился. Наскоро нарезал бутербродов со сладким кофе, натянул свежий костюм и пешком дошёл до офиса.
Лена перехватила его в коридоре, слегка помятая, с напряжённым, посеревшим лицом, явно не ложилась, может и на работе просидела. От короткого синего пиджака и светлых волос тонко пахло костром.
Глаза Лены расширились на мгновение, она подбежала к Илье и замерла, не решаясь спросить. Илья выжидал.
- Привет, а Ира где? - выдавила Лена через минуту.
Илья тепло улыбнулся.
- Ириша - здесь, в тебе и во мне, - вкрадчиво сказа он и выразительно коснулся позолоченного зажима на шоколадном галстуке.
Лена сглотнула. Илья вложил в её ладонь почерневший, маслянистый на ощупь портальный крест и аметистовое кольцо.
- Отправь Вадюшу с этой кровью к матери Ирины и другим сёстрам, я от них жду формальных извинений.
Лена кивнула, ушла в свой кабинет, кинула крест и кольцо в конверт, заперла дверь на ключ и, зажав рот рукой, еле справилась с кислой, обжигающей горло тошнотой, сжимавшей грудь мучительными спазмами.
Ирина очнулась от вспышек безжалостного раскалённого белого света, вскинула руку - защититься от слепящих лучей. В поле зрения медленно вплыла собачья растопыренная лапа, за ней - обмотка из чистых, плотно затянутых бинтов, выше проглядывала кожа, знакомая россыпь родинок у локтя. Ирина потянулась к наваждению второй рукой, и увидела тонкие, иссохшие пальцы, кости, суставы, обтянутые тонкой кожей, желтоватой, как пергаментная бумага.
В горле заклокотал крик. Куцый разбухший обрубок языка не доставал до нёба, до зубов. Ирина отчаянно смыкала веки, но под ними будто налип песок, он царапал, не давал закрыть глаза. Упираясь локтями и оставшейся кистью, она перевернулась на живот, поднялась на четвереньки и снова упала. Колени, вывернутые назад не по-человечьи, мешали подняться в полный рост.
Её обступал неухоженный парк, в заросших прямоугольниках угадывались то ли клумбы, то ли могилы. В прозрачном небе горели два солнечных диска. Преодолевая оцепенение во всём теле, давящее, как сонный паралич, тело Ирины само по себе поковыляло на едва уловимый запах падали.
"Три года, три года, три года", - бились в кости черепа последние слова, которые она запомнила.
<p>
2</p>