Проснувшись, он обнаружил, что плывет по воздуху, правда, полет трудно было назвать приятным. В тело больно впились грубо переплетенные ветви. Ощупав их, Орлик пришел к выводу, что, похоже, кто-то соорудил для него носилки. Над его головой раздавалось громкое пыхтение, и кто-то зычным басом поносил нечистых духов с их проделками, а потом и вовсе рявкнул во всю мощь легких:
– Осади, братка, давай передохнем!
И немедленно Орлик оказался на земле, трава щекотнула шею. Тут уж он открыл глаза и встретился взглядом с двумя парами светло-карих и одинаково взволнованных глаз – это братья Креслав и Возгарь склонились над ним.
– Гляди-ка, в самом деле живой! – радостно улыбаясь, воскликнул Возгарь и промокнул мокрый лоб краем не слишком чистой рубахи.
Орлик ничего не понимал. Он помнил, что был проглочен Смертной Тенью, оказался в очень странном месте, где вообще ничего не было, но откуда там взяться братьям? Или они тоже умерли, погибли оба разом в бою с сукрами и встретились с ним в том самом посмертном мире, о котором любили толковать старики? Но почему тогда он видит вокруг себя с детства знакомый осенний лес, душновато-теплый, тронутый по верхушкам золотом и багрянцем, пахнущий грибами, болотом и нагретой листвой? Впрочем, откуда ему знать, как полагается выглядеть загробному миру.
– Вы умерли? – напрямик спросил он довольных братьев.
Те сперва обомлели, а потом от души расхохотались. Потом Креслав пробасил в ответ:
– Мы-то живы, а вот ты, друже Орлик… Даже оплакать тебя девкам пришлось, как полагается. Ведь уже ровно седмица миновала, как твой Балабан вернулся в город весь в пене, с диким взглядом и без седока.
– В город? В какой город? – приподнялся на локтях Орлик.
– Да в Кречет, в какой же еще? – изумились братья, и улыбки их начали постепенно гаснуть.
– А мой отец? Братья? Дея? Они тоже в городе?
– Да как сказать, – пожал плечами Возгарь, и у Орлика оборвалось сердце. – С тех пор, как ты пропал, их дома застать трудновато. Ищут они тебя. Сначала на конях все дороги и тропы объехали, теперь с одним посохом бродят по буреломам и оврагам. Вот и мы с братом вышли из дома вчера до света и бродили весь день. А потом, как солнце ушло с неба, мы того, заплутали немного. Забрели в топь и решили, чтобы впотьмах не увязнуть, заночевать в лесу. Костер развели, но проголодались – страсть, – пожаловался он совсем по-детски. – Грибы рано сошли в эту осень.
– Отчего же не поохотились на кого? – спросил Орлик, приметив краем глаза любопытного зайчишку, который таращился на них из-за ближайшей сосны.
Братья снова изумленно уставились на него, хотя у каждого на поясе, как положено, и кинжал висел, и топорик. А Орлик и забыл уже, что когда-то его народ никого не убивал…
– В общем, проснулись мы на рассвете от птичьего грая, – перехватил нить рассказа Креслав. – Глаза протерли, огляделись и приметили, что целая туча птиц кружится недалече от нас прямо над болотом. Я сразу все смекнул и сказал брату: «Укрепимся духом, а потом пойдем и соберем то, что еще осталось от нашего Орлика». Но, добравшись до места, увидели, что хоть и лежишь ты недвижим, на полянке посреди самой топи, но птицы не смеют к тебе прикоснуться, а значит, чувствуют в тебе искру жизни. Ну, мы тут же сплели носилки из веток, подхватили тебя и поспешили назад в Кречет. И донесем тебя, друже, ты даже не думай!
Возгарь при этих словах слегка закручинился и потер свои тонкие, как у девицы, запястья – пройденный с Орликом путь дался братьям нелегко.
– Я сам пойду, – заверил братьев юноша и сел, опираясь руками о жухлую, колкую траву. – Я не ранен и не болен.
– Но ты, должно быть, умираешь с голоду? – прогудел Креслав. – Что ты ел столько дней в лесу?
– Я не помню. Но силы не оставили меня.
Сказав это, Орлик довольно ловко поднялся на ноги. Братья тут же подставили ему свои несуразно костлявые, но крепкие плечи. И вот так втроем они снова побрели через лесную чащу. Креслав, как обычно, путался в собственных ногах, так что порой Орлик не до конца понимал, кто кого тащит.
Солнце уже стояло в зените и припекало даже сквозь листву, когда они наконец вышли на дорогу. Орлик невольно вздрогнул и заскрипел зубами от гнева: именно эта дорога вела в соседний град Скоручей, вероломно напавший на Кречет. Но было ли нападение на самом деле? Неужто все случившееся причудилось ему в долгом сне, привиделось в забытьи после падения с коня? Орлик слышал, что некоторые сны способны свести с ума, ибо открывают перед спящим врата в неведомые и опасные человеку миры. Может, и с ним случилось подобное?
– Не по этой ли дороге я ехал, когда вдруг исчез и не вернулся? – спросил он.
– По этой, как раз по этой, – согласно закивали братья. – Ты ведь поехал в Скоручей, чтобы пригласить тамошних старейшин на праздник Вересень, но у соседей так и не объявился.
В его странном сне соседи напали, когда уже выпал первый снег. Но вдруг сон был предупреждением и их злоба и коварство зреют уже сейчас? Не подстроили ли обитатели Скоручея ему какую-то ловушку? Бессмысленно гадать.
Чуточку передохнув, пошли дальше по хорошо утрамбованной земле. Но идти стало не легче – силы всех троих были на исходе. Вдруг позади за изгибом дороги отчетливо послышался перестук копыт, и птицы озадаченно примолкли. Орлик напрягся, опасаясь любой беды со стороны проклятого Скоручея, но братья без всякого страха, скорее, с радостной надеждой поворотились, ожидая появления всадника.
Ладный буланый конь в богатой упряжи вылетел из-за поворота и в два счета оказался рядом с ними. Орлик узнал всадника – самого молодого старейшину Скоручея, статного рыжеволосого Данияра. Конечно, Орлик уже понял, что никаких прежних способностей у него не осталось, но все равно попытался: мысленно приказал всаднику рухнуть с коня. Данияр, само собой, и не шелохнулся, зато вскричал радостно:
– Да неужели вам удалось отыскать его живым? Ты ли это, Орлик, или порождение болотных духов?
Орлик промолчал, тяжело дыша от ненависти.
– Подсадите его на моего коня! – скомандовал Дани-яр. – Клянусь, что не отберу вашей славы, братья, хоть вам и придется топать в Кречет пешком. Но зато вас и встретят, как героев!
Орлик с ужасом понял, что его ждет поездка в компании Данияра. Хотел отказаться, убежать в лес – да какое там. Уставшие братья с радостью подхватили его с двух сторон, усадили позади старейшины, и конь нетерпеливо припустил вперед. Братья немедленно положили руки друг другу на плечи, затянули песню и зашагали следом.
Всю дорогу Орлик думал о своем странном сне, прикидывал так и этак. По пути они встретили еще пару конных из Скоручея, которым Данияр велел возвращаться домой и объявить там, что сын старейшины Владдуха найден живым. Орлик видел искреннюю радость на лицах соседей, но все еще не мог поверить до конца и жег гневным взглядом спину рыжеволосого красавца.
Но он забыл о ненависти, когда увидел впереди стены Кречета, целые, не пробитые и не обугленные, какими они были, когда он с кучкой выживших покидал город. Едва въехали в Кречет, немедленно вокруг образовалась толпа, в основном девицы и дети. С теплом в груди узнал он среди них мальчишку Видана, вопящего от радости и без остановки прыгающего на месте, но тут же и о нем забыл, ища в толпе самое желанное лицо. Искал – и не находил.
Гомонящая толпа вдруг расступилась, и, тяжело опираясь на палку, к коню приблизился средний брат Орлика Лан. Выронив свою подпорку, протянул руки и стянул его с коня, со всей недюжинной силой прижал к груди:
– Живой, брат! А мы уж почти потеряли надежду.
– А где отец с братом? – тут же спросил его Орлик. – А Дея?
Лан в ответ присвистнул:
– Да где же им быть, как не в лесу? Решили искать тебя, пока хоть косточка какая не отыщется. Дея и вовсе улизнула в лес до рассвета, чтобы не остановили. Я и сам был бы с ними, когда б не повредил намедни ногу, провалившись в старую медвежью берлогу. Повезло хоть, что хозяина не было дома. А теперь и не вернуть их до захода солнца. Хотя нет, знаю один способ!
И воодушевленный Лан проводил брата домой, велел следовавшим за ними веселой гурьбой девушкам накормить Орлика и позаботиться о нем, а сам умчался, даже про подпорку свою забыл. Скоро Орлик понял, что задумал брат, никогда прежде не отличавшийся сообразительностью: вдруг издали от южной городской стены донесся мощный хор совсем юных, полудетских голосов. Это Лан собрал всех мальчишек Кречета и теперь вместе с ними во всю мощь легких распевал на стене самую радостную песню, которой обычно приветствовали появление на свет новорожденного. Песнь летела над лесом и несла на своих крыльях счастливую весть, призывая всех ищущих поскорее вернуться домой.
Так и вышло. Скоро из леса прямо в дом старейшины повалил народ, чтобы собственными глазами повидать того, на чье возвращение уже почти потеряли надежду. Орлик поначалу отвечал как мог на нетерпеливые расспросы, но потом сделал вид, будто ослаб и хочет спать, потому что ответов на большинство вопросов у него не было, да к тому же волновало то, что Деи до сих пор нет рядом. Он закрыл глаза, и его оставили в покое. Но спать Орлик не мог и не собирался.
Наконец раздались легкие шаги, и сердце его едва не выскочило из груди от радости. Орлик и глаз открыть не успел, как Дея осыпала его лицо поцелуями. Он крепко сжал девушку в объятиях.
– Орлик, любимый, ты вернулся!
«Как ты и просила», – едва не ответил он, но поймал слова на кончике языка. Ведь перед ним снова была его Дея-девчонка, у которой в пушистых косах запутались цветы репейника, а не Дея-мать и чужая жена, оставленная им на башне. Прежняя веселая Дея, от которой пахло осенним лесом, пряной листвой и горькими ягодами.
– Где же ты пропадал все эти дни, родной? – не замедлила с вопросом девушка. – Ровно седмица прошла, как испуганный Балабан примчался домой без тебя. Волки обычно приходят по первому снегу, неужели в этот год появились раньше? Да и когда твой Балабан боялся волков?
– Не знаю, Дея, и не спрашивай меня. Братья Креслав и Возгарь отыскали меня на островке посреди топи, но как я забрел туда, мне неведомо.
– Чудно и то, как ты выглядишь, – продолжала девушка, все больше волнуясь. – Помнишь, как прошлым летом заблудилась на болотах старая Душана, отправившись по ягоды? Ее успели найти живой, но она ослабела от голода, вся почернела и распухла от укусов насекомых. А ты ничуть не изменился, и одежда на тебе не слишком изорвалась. Орлик, я боюсь…
– Чего, любимая?
– Вдруг, как говорила мне Душана, тебя заманила шишимора болотная или водяница из омута, чтобы взять в мужья? Или какой аука зазвал в чащу как жениха для своих уродливых дочерей? Они ведь не отпускают тех, кого сумели заполучить, разве что на время! А что, если они снова уведут тебя от меня?
Тут Дея всплеснула руками и, зарыдав, обвила Орлика руками, приникла к нему, прижалась так, как никогда себе – и ему – прежде не позволяла. Он выждал немного – уж больно сладко было обнимать любимую, – а потом сказал:
– Глупости, Дея. Я не верю в эти старушечьи сказки, к тому же при мне были мои родовые обереги. Лучше скажи, не могли ли жители Скоручея напасть на меня или устроить засаду.
Девушка уставилась на него с таким испугом и изумлением, словно он заговорил на незнакомом языке или начал утверждать, что он – не Орлик.
– О чем ты говоришь, любимый? Зачем на тебя нападать нашим ближайшим соседям, с которыми мы всегда жили в мире и согласии? Когда вернулся Балабан, твой отец и братья первым делом поскакали туда, спросить, не известно ли им что. Скоручейцы ничего не знали, но все эти дни помогали нам тебя искать. А еще знаешь, что я тебе скажу?..
Дея интригующе замолчала, слезы ее давно высохли, теперь на лице играла лукавая и радостная улыбка. Орлик не мог оторвать от нее взгляда, не сразу и спохватился:
– Скажи.
– Это насчет дочери старейшины Хотомира Лепавы. Ей ведь никак не удавалось встретить парня по душе, а выходить замуж без любви она конечно же не желала. Мы с другими девушками жалели ее, ведь она уже не слишком молода. Но теперь у Лепавы, сдается мне, будет не только старейшина-отец, но и старейшина-муж.
– Кто же это? – заволновался Орлик, почему-то сразу подумав, что из всех старейшин Кречета вдовым был только отец. Да нет, быть не может…
– Это Данияр, – радостно выпалила Дея. – Он ездил сюда всю седмицу, иногда по несколько раз на дню. Искал тебя, а нашел совсем другое. Думаю, Хотомир не будет против, ведь не за иноземца придется дочь отдавать, а всего лишь в ближайший город.
Орлик задумался. Если дочь старейшины из Кречета станет женой скоручейского старейшины, осмелятся ли соседи напасть на них, как случилось в его дивном сне? Они ведь породнятся через этот брак, а нет большего позора, чем напасть на свояков. Все равно что прикончить собственных родителей.
– Это хорошо, это очень хорошо, – пробормотал он, привлекая к себе за руку Дею и завладевая ее косой, якобы для того, чтобы очистить от колючек и веточек.
Он был счастлив в этот миг и если и желал чего-то, то лишь одного: поскорее забыть свой страшный сон. Сон, который, однако, подарил ему немыслимую прежде смелость: улучив момент, он несильно дернул девушку за косу, а когда подруга подалась вперед, припал к ее губам. Дея слабо ахнула, но не отстранилась, да он бы и не позволил. Все сомнения и страхи отступили разом…
Лишь грохот в сенях заставил девушку шустрой белкой отпрыгнуть в сторону, и сразу же в дверях возник сродник Ждан, откровенно ухмыляясь во весь рот. Похоже, ему пришлось что-то уронить, дабы привлечь к себе внимание.
– Иди-ка домой, Дея! – распорядился, словно в собственном доме. – А то как бы тебе не опозорить свою родню чересчур поспешной свадьбой.
Залившись краской, девушка метнулась прочь. Ждан же, напротив, приблизился, огромной ручищей стукнул привставшего Орлика по плечу, и тот рухнул обратно на перину.
– Ну, с возвращением домой неведомо откуда, сродник, – произнес Ждан с таким скорбным видом, будто готовился сообщить убийственную весть. У любого, кто не знал Ждана, душа провалилась бы в пятки. Орлик хорошо знал, но все равно спросил на всякий случай:
– Мой отец и брат еще не воротились?
Ждан энергично помотал головой:
– Нет, они сегодня отправились в чащу леса. Это была последняя попытка отыскать тебя. В случае неудачи старейшина Владдух собирался объявить о твоей кончине, дабы нам кого-то еще не потерять на болотах. Уверен, когда они вернутся, им будет достаточно и того, что ты жив и снова дома. Но я желаю знать все. Что с тобой случилось, Орлик?
Орлик задумался: не рассказать ли сроднику правду о странном сне, который и на сон совсем не похож. Ждан умен и въедлив, он может догадаться, что стоит за диковинным происшествием. Но вдруг всплыло в памяти лицо друга детства, круглоглазого и конопатого Тихомира, чей голос мог скрипеть несмазанной телегой, а мог литься растопленным маслом. Он тоже вдруг начал рассказывать странные сны, потом стал пропадать надолго, не приходил даже на спевки, а после и вовсе сгинул, – говорили, в болоте утоп. Вдруг существует такая опасная хвороба, о которой Орлик пока не слыхивал, а вот Ждан о ней знает? Тогда он сообщит печальное известие старейшине Владдуху, станут за Орликом приглядывать, как за неразумным дитятей, а отец и брат Деи могут и не отдать ее в жены баламошке. Нет, лучше уж промолчать.
– Не помню я, Ждан, – сказал Орлик. – Наверное, упал с коня, да так и пролежал все эти дни где-нибудь под деревом.
– Чтоб ты да упал с Балабана, – обнажил крепкие длинные зубы сродник, но пытать больше не стал. Потрепал на прощание по плечу да пошутил грубовато: – Ладно, пойду ворочусь к Оляне, пока она себя снова девкой не вообразила.
Неловко повернулся и зашагал к двери, но тут Орлик не выдержал и окликнул его:
– Слушай, Ждан. А ты ведь умеешь драться и ножом хорошо владеешь.
– Ну? – не оборачиваясь, замер на пороге сродник.
– Взялся бы меня научить?
Ждан покачал задумчиво головой: