– Нинель Сергеевна, магия ничего не дает человеку! – настойчиво сказал он. – Ничего! Уж поверьте специалисту! Вот я владею сейчас магией – и что? То есть не магией, а имею полный доступ к управляющей системе энергонапряженных структур – но внешне от магии не отличить! И вот что я заявляю: ну не решить жизненные проблемы никакой магией! Самому по пути идти надо, ножками! Идти, блин, а не мечтать о тигре, чем этот людоед женщин соблазняет, ума не приложу!
– Тебе легко рассуждать, ты молодой! – возразила она. – А я точно знаю, что можно решить только магией! Лично мне, к примеру, телепорт и даром не нужен! Иное дело – юность! Юность – и бессмертие.
И женщина со странной надеждой уставилась на него. Он понимающе кивнул и усмехнулся. Да, он тоже через это прошел в свое время. И потребовалась не одна реинкарнация, чтоб понять очевидные вещи.
– Нинель Сергеевна, вы не понимаете, чего просите, – тихо сказал он. – И не понимаете, у кого. Я… мне никто не верит, пока сам не ушибется – но я все же попытаюсь объяснить. В который раз.
Он встал и прошелся по классу, разминая затекшие ноги. Постоял перед несчастной женщиной, покачался с пяток на носки.
– Вы – это вы, Нинель Сергеевна, – заговорил он рассудительным профессорским голосом. – Очень жесткий каркас личности. Или, в моей привычной традиции – букет взаимосвязанных гармоник-колебаний на струнах Вселенной. То, что возможно изменить лишь с миром заодно. Еще вариант – поломать. Другого не дано, это очень важно понять! Я знаю, для чего вам юность. Чтоб прожить еще раз – но не совершая прежних ошибок, верно? Так вот – не получится! Вы – это вы, Нинель Сергеевна, и никто более. И вы в новой юности будете так же безоглядно влюбчивы. И так же будете слепнуть от наплыва чувств, а потом страдать от разочарований. Ну, человек вы такой!
– Я вовсе не… – воспротивилась она.
– Вовсе да! – безжалостно пресек он. – Слушайте сейчас, чтоб не просить у Творца, в чем не разбираетесь – а то ведь даст! Юное тело – юные гормоны! И беспристрастный разум очень взрослой, очень умной женщины! Каково? Вспомните, какие безрассудные фортели выкидывали по молодости! Вижу, вспомнили, даже уши горят! Еще раз желаете – только без оправданий, что наивная была, глупая? А со стыда не помрете, не повеситесь, не утопитесь? Кстати, учтите, Творец самоубийц не жалует! Да. И выберете вы снова того же в мужья, и снова за то же: за то, что говорит уверенно, за одеждой следит тщательно, одеколоном от него несет дорогим – и квартира у него есть в распоряжении, в которой можно творить всякие бесстыдства, что выдаются за раскрепощенность. То же самое ничтожество и выберете – или очень похожее. Ну, вот такая вы женщина, и никакой опыт вам не поможет! Ведь разводились уже – и вторично выбрали кого?
– Володя, а не слишком ли ты мал, чтоб лезть в мою личную жизнь? – возмутилась она.
– О, дошло! – удовлетворился он. – Теперь что касается бессмертия…
– Не надо! – сказала Нинель Сергеевна и встала. – Такому демагогу, как ты, нетрудно доказать, что и материализация предметов вредна и бесполезна, и несокрушимое здоровье ни к чему.
– Не дошло! – вздохнул он. – Ни до кого не доходит. Значит, пока не разобьем свой прелестный носик, стены не увидим? Ну-ну. Истинно говорю в последний раз: не просите у Творца, в чем не разбираетесь – а то даст! Воспротивитесь – да поздно будет!
Она молча взяла классный журнал и пошла к двери. Он мгновенно оказался рядом.
– Что вам действительно надо – так это внимание и уважение окружающих! – серьезно сказал он. – Но это и без магии можно устроить! Это всего лишь традиция – а как создавать традиции, на том же Арктуре известно давным-давно! Ну Нинель Сергеевна? Ну хотите, вас каждое утро на входе будут встречать два старшеклассника и под ручку провожать до учительской? Учителя позеленеют от зависти! Хотите?
Учительница неуступчиво промолчала и ушла. Вот и поговорили. Бессмертие ей подавай, юное тело ей… А ножками пройти по пути? Вот как он, к примеру? Или страшно? Да, наверно, страшно. За это же убивают! Проще о магии помечтать.
Он спустился вниз и огляделся. Школа жила привычной жизнью. Около раздевалки под видом игры два благополучных ученичка долбили кого послабее. И у кого послабее уже и небо с овчинку казалось, и жить не хотелось ни в школе, ни на этом свете вообще. Обычное дело. Учителя не вмешивались. Обычная борьба за лидерство, что такого-то? И верно: а как еще лидеру выделиться, как не забиванием слабых? Закон существования зверского мира, между прочим, не человеческого. Он, не размышляя, врезал одному по коленной чашечке. Да и другому, чего мелочиться! Природные лидеры взвыли, причем намеренно громко, чтоб привлечь внимание. Еще и угрозами бросаться стали. Серьезными, между прочим, угрозами. Добавил обоим по почкам. Потому что всё остальное они, гады, очень умело прикрыли. Про спину забыли – ну так про спину даже специалисты забывают, очень она надежной кажется.
А потом пришлось уйти. Не драться же с техничкой. А угрозы, между прочим, серьезные летали. Но выглядело, как будто хулиган Вовочка избил пусть немножко виноватых, но детишек! И этот, «кто послабее», не свидетель. Ему со страху и самому теперь кажется, что это он играл с друзьями. И слезами обливался от радости.
Блин. Подросло племя младое, незнакомое. Опять пинать, опять драки каждый день. А обещание отцу? А угрозы серьезные летали. Как бы отца не коснулись, кстати, он в житейских делах беспомощен. Отсюда следовал вывод: надо поторопиться с созданием традиций. Пусть в отдельно взятом городке, отдельно взятой школе – но чтоб были! На всех шакалов ни внимания, ни времени не хватит. А он же обещал отцу домашние задания делать.
Хорошо, на Арктуре давно определили, как создавать традиции. И магия для этого не требовалась! Магии вообще не бывает!
Володя. Вот как надо создавать традиции!
– Гляди, стоя спит! – загоготали у него под ухом. – Как лошадь!
Он открыл глаза и уткнулся взглядом в жизнерадостную ухмылку Типуна, главного бандита класса.
– Я не сплю, я думаю! – недовольно сказал он. – Как можно средневековой ордой победить армию технологического послезавтра, кто бы мне подсказал? Все к тому идет, что перекроют нам проход на яйлу, и вовсе не копейщиками! Эй, Типун, как победить инопланетян легкой конницей?
Силач и писаный красавец не растерялся.
– Слинять по-быстрому! – предложил Типун, не задумавшись ни на миг. – Или сдаться в плен – пусть кормят! Или вызвать на состязание – кто кого перепьет! Или…
Класс отозвался тихими смешками. Так как дело происходило на общем построении, громко веселиться не решались. Пока что не решались.
– Допустим, это я инопланетянин, – хмуро сказал он. – Ну и куда ты от меня слиняешь?
– Если ты, то никак не победить! – признал Типун недовольно. – Разве что навалиться всей толпой. Но толпа за тебя держится, блин, никто не подговаривается…
Силач спохватился, что сболтнул лишнего, и поспешил отодвинуться вглубь строя.
– Прекратите шуметь! – шикнула учительница соседнего класса. – Слушайте, что директор говорит!
– Еще чего! – прозвучало наглое. – Неинтересно.
По какому-то чудесному недосмотру классная руководительница буйного седьмого на торжественной линейке отсутствовала, и ребятки расслаблялись по возможности.
– Ну конечно, для вас один Переписчиков авторитет! – язвительно бросила учительница.
– Вован? – тут же развернулись к нему классные хулиганы. – Ну-ка скажи, надо нам это слушать?
Девчонки заинтересовались тоже – и не только из родного класса. Учительница тут же пожалела, что высказалась, да поздно – джинн, так сказать, вылез из бутылки и огляделся…
– Дорогие наши ученики! – звучали над площадкой надоевшие за семь лет слова. – Сегодня мы собрались здесь…
– Слушать? – озадачился он. – Да надо бы. Это же тронная речь! Как без нее? Как узнать, куда всем двигаться? Как еще воодушевиться на великие свершения? Вот только…
Он озадаченно прислушался.
– … только она ничего не говорит. Надо бы слушать – а нечего!
– Как не говорит? – хохотнул Типун. – А что тогда у меня в ухе жужжит?
– Типунчук! – раздался негодующий возглас учительницы.
– Не говорит, – пояснил он. – Это просто звуки. Официальный стиль называется. Это когда очень хочется сказать правду. Но не можется. Вот и говорит ни о чем.
– Ну, скажи ты за директрису! – простодушно предложил Типун. Он озадаченно глянул на бандита.
– Ты не знаешь! – наконец понял он. – Ну, знай отныне: правда – это очень страшно. Оно тебе надо? Или кому бы то ни было? Директриса не просто так официальным стилем пользуется. Она боится сказать невзначай правду.
– А, не пугай! А то мы чего-то не знаем? Вроде всё испробовали – и всех!
– Ну-ну. Сам попросил. А кому, как не тебе, было сказано: тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман? А?
– Пушкин, что ли? – неуверенно пробормотал эрудированный Ленчик.
– Гёте? – предположила более образованная учительница, решив посоревноваться в грамотности с лоботрясами-учениками.
– А разница? Может, Люмер Царственный. Да многие говорили, это общее место.
Он принял позу, забавно смахивающую на фундаментальную стойку руководительницы школы, подумал мгновение – и заговорил, тщательно дозируя громкость, чтобы всем было слышно, но основному, так сказать, докладчику не мешало:
– Мы собрались здесь, чтоб услышать про себя пренеприятное известие. Вас родители отправили в школу готовиться к жизни? Вас учителя приняли, чтоб готовить к жизни? Вы сами тоже, небось, думаете, что учеба в школе поможет в жизни? Так вот: ни фига подобного.
– Переписчиков! – шикнула учительница.
– Не мешайте! – шикнули на нее. – Мы слушаем!
Учительница растерялась. Да, она слышала, что есть такое понятие – равноправие. Но чтоб равноправие касалось и ее тоже?!
– Ни фига подобного! – твердо повторил он. – Никогда в жизни вы не примените свои насквозь лживые знания об образовании государств у германских племен! Зачем это автослесарям, шоферам и продавцам? И даже будущему директору музыкальной школы Ленчику – зачем?
Ленчик не возражал. Он точно знал, что ему потребуется по окончании школы: умение брать тридцать вторые на левой клавиатуре. Германские племена там и рядом не стояли.
– И будущему автомаляру Коляну никогда в жизни не пригодятся уравнения электронного баланса! Ему бы знать химические свойства красок – но этому в школе не научат. Не научат этому и выше! Самоучкой придется доходить, горьким опытом! И продавщице Гале не доведется использовать вектора сил! Да она физику забудет прямо на пороге школы! Мы все выкинем школьные знания из головы, как только столкнемся с жизнью! Так что все эти годы мы будем изучать то, что никогда не пригодится. А вы к тому же тащите в школу и свою звериную жестокость, и тупость, и обыкновенное разгильдяйство! И те, кто дома прятался от гнусностей жизни, встретится здесь со всякой грязью и дрянью! Дома от дряни стены защищают, а в школе она внутри! И бандиты вокруг школы всегда крутятся. Каково?! И останется школа в памяти многих как самое жуткое и страшное время жизни!
Он огляделся – все были впечатлены. Замечательно. Вот только директриса замолчала чего-то, наверно, соображала, как отреагировать на вид затылков вместо привычных сонных лиц.
– Вот только меня это не устраивает! – честно сообщил он слушателям. – И если с содержанием образования я мало что могу сделать, то по части человечности… Типун, ты меня знаешь.
– А что сразу я?!
– … и подобные тебе! Знаете, ребятки, если честно – уйду счастливым из этой поганой реинкарнации, если про нашу школу потом будут вспоминать так, как в песнях поется! Вот к этому и буду стремиться – и вы вместе со мной. А куда вы денетесь? Слышишь, Творче? Опять за тебя работать! Урод увертливый! Ладно. Слушайте, к чему будем стремиться.
Он поднял лицо к небу, вскинул руки, прикрыл глаза…
– И в сентябрьский день погожий, и когда метет февраль, школа, школа, ты похожа на корабль, плывущий вдаль! – зазвенел его голос.
Конечно, это надо бы петь хором, голосов этак на сто. Ничего, он запросто мог возместить количество мощью своей глотки!
– Капитанами ль мы станем, звездолеты ль поведем! – самозабвенно выводил он во все горло, забыв обо всем на свете.
– … никогда мы не оставим человека за бортом! – вдруг поддержал его мягкий женский голос, грудной, чарующий, необыкновенно богатый.
Он недоуменно развернулся. Эвелина стояла рядом и улыбалась ему самыми краешками губ, самой загадочной глубиной своих удивительных глаз. И она протягивала к нему свои нежные тонкие пальчики. Никто не понял, не догадался, что это значило – только он, только она. Никто не понял, почему голос девушки окрасился нежностью, когда он бережно взял ее ладони в свои.
Они медленно шли к школе, глядя друг другу в глаза, и пели. Глупо, конечно – но попробовал бы кто обсмеять! Сразу бы получил по коленной чашечке, как он и предупреждал! В простых и вроде бы привычных словах песни гремели, метались и рвались на волю такие незнакомые и мощные чувства, что слушателей запросто могло прошибить на слезу. Да и прошибло, кстати: учителя шмыгали носами и отворачивались, завуч по учебной части в открытую прослезилась, и даже директриса слушала с недоверчивой улыбкой. Что называется, повезло: начало песни как раз совпало с окончанием ее речи. Получилось, как будто так и было спланировано: выступление директрисы закончить песней о школе. А иначе б не сносить им головы.
– Друзья? – шепнула ему возле школьного крыльца Эвелина.
– Даже больше! – кивнул он, спрятав недоверчивость поглубже.
И чуть не добавил, кто именно «больше». Заклятые враги. Но это и так было им понятно и в озвучивании не нуждалось. И, кстати, вовсе не мешало дружить. В дружбе главное – взаимоуважение, а с этим делом у них всё было в порядке.
– А я думал, Пушкина учить не буду, – заявил в школе Ленчик. – А он, оказывается, умным мужиком был! Теперь почитаю. На фиг вообще нужна правда?! Как он там? Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман? Обалдеть. Вован, ну кто тебя просил правду говорить?! В репу ему дать!
– Володя, как прекрасно вы с Эвелиной выступили! – восторженно заявила в классе учительница. – Так всем понравилось! Это обязательно надо сделать традицией!
Он представил, как отныне с торжественных построений ученики будут шагать парами в школу, с отвращением горланя дурными голосами, и поморщился. Ну разве так создаются традиции? Так традиции убиваются! А то, что сотворили они с Эвелиной – уникальный случай и вовсе не то, чем выглядело! Ну как можно возвести в традицию объяснение в любви?!
Кстати, о традициях. Всё же он добился кое-чего и в этой неудачной реинкарнации! Доказательство случилось в этот же день, на классном часе. Прогремели в коридоре торопливые шаги, распахнулась дверь, и в проеме возник Валух.
– Вольнисты пришли! – испуганно сообщил он.
Класс беспокойно загудел. Школа вольной борьбы была не то чтобы их извечным врагом, а, скорее, паразитом. И кто сказал, что спорт воспитывает и облагораживает? Вообще непонятно, с чего бы физическая сила и навыки по части дать в репу повышали нравственность. Скорее наоборот! В данном случае, например, спорт просто являлся оружием в руках жестоких и циничных бандитов, и то, что бандиты были детьми по виду, ничего не меняло по сути. Банда спортсменов исподтишка, но очень эффективно и профессионально терроризировала и грабила школьников.
– Чего сидим? – рявкнул Валух. – Эй, Вован, как там у вас в ансамбле? Щас…
Толстяк высунулся в коридор, набрал в грудь воздуха и взревел на всю школу:
– Дом мой – храм-м-м! Осиянный светомм-м!
Далеко в коридоре скрипнула дверь, и недовольный басок осведомился:
– Чего там?
– Вольнисты пришли!
А… щас…
Семиклассников словно волной вынесло из класса – надо же посмотреть, что будет! И где-то наверху загрохотал пол под весом очень рослых, очень злых старшаков… и только Володя подскакивал на стуле и тянул вверх руку.