Но что бы он там ни чувствовал, а ответить придется.
— Мне будет довольно слова, что вас не было в Сосновой в тот день.
Говоря это, Асума покривил душой, но он хотел получить хоть крупицу. К тому же, если прозвучит заверение, а потом всплывут новые обстоятельства, это может стать лишней зацепкой.
Энори отозвался тихо, так, что слушал один только Асума:
— Я скажу, только наедине.
Плотника отослали, вновь поместив под замок. Бедняга уже, видимо, прощался с жизнью, хоть ничего и не понимал.
Энори дождался, когда стихнут шаги, когда и стража покинет комнату, и обратился к Асуме.
— Я был в крепости. Не хочу говорить об этом, но придется. Вы, может быть, знаете, что у командира Таниеры была молодая подруга… Я приходил к ней, и о нашей связи не знал почти никто. Вас удивит, как это было возможно? Но госпожа Сайэнн обладала большим влиянием в Сосновой. А познакомились мы в деревне неподалеку, где она жила… случайно, когда она оказалась одна в лесу.
— Значит, нападение проходило на ваших глазах?
— Да.
— Но как можно было молчать о таком?
— Молчать? Проще простого. Не зная, выжил ли кто, и не желая пятен на памяти о погибших… Свидетелей много и без меня.
— Но как вам удалось остаться в живых, уйти?
Короткий взгляд — словно черный стриж мелькнул перед лицом Асумы.
— Я-то сумел, с тем даром, который имею. Знаю, что можно было остаться, помочь… Да, я знаю.
Не каждый останется, подумал командир. А уж после смерти любимого человека… Но приятней, когда встречаешь иное. Вспомнился тот парень, организовавший людей на развалинах. Жаль, что он выбрал покинуть Сосновую.
— Вам придется рассказать все о разорении крепости.
— Не хочу.
Асума нахмурился, сцепил руки в замок:
— Это не разговор.
— Спрашивайте других, очевидцев у вас довольно. Я хотел спасти госпожу Сайэнн, но это мне не удалось. Могу рассказать о ее смерти, если угодно.
Час от часу не легче, подумал Асума. Но говорить он и вправду больше не станет, похоже. И давить бесполезно, уж если в прошлые дни гнев генерала был ему как грибной дождик — а гнев этот был известен всем, имевшим счастье знать хозяина Хинаи. Не силу же к нему применять!
Выход все-таки был, такой, чтобы и непоправимого не совершить, и по возможности пресечь досужие разговоры.
— Что ж, я услышал довольно, чтобы доложить обо всем. И для всеобщего блага я прошу вас не выходить из покоев, пока не будет получен ответ. Я поставлю людей у двери. Если что-то понадобится, говорите им.
Энори холодно посмотрел на него; сейчас он, несмотря на умеренно-скромное одеяние, походил на сына высокого рода, а не на светлого, дружелюбного юношу-охотника с гор, каким явился в крепость.
— Как мило. Всё это называется другим словом, никак не просьбой. Вы ведь наверняка еще и оставите дверь незапертой; зачем, если охрана вежливо постарается не дать мне выйти? Но я не буду создавать вам лишних хлопот, я подожду, а со слухами среди солдат уж как-нибудь разбирайтесь.
Уже выходя, приостановился, и сказал, не оборачиваясь:
— Когда будете писать господину генералу, напомните, что он уже ошибся однажды. Не стоит вновь делать то же самое.
— Народ в крепости бурлит, хотя пока они знают лишь о твоем появлении. Этого бедолагу тоже заперли, только куда в худших условиях.
Охрана не могла услышать голоса женщины — она умела говорить очень тихо, едва не уподобляясь летучим мышам, и для Энори сейчас это оказалось удобно.
— Ты не ожидал, что угодишь в ловушку? — она была весела и оживлена, порхала по комнате; сейчас, кажется, ее радовало и то, что недавно она облилапрезрением.
— Я знал, что Асума будет писать обо мне, и никак бы не смог избежать этого, — Энори устроился на подоконнике, смотрел через деревянную решетку, чудом не тронутую огнем.
— Но ты не ждал, что появится этот выживший и узнает тебя.
— Да, этого я не ждал… Но придется пока оставаться взаперти, вот и вся разница.
— И у тебя есть план? — недоверчиво спросила женщина.
— Есть. Действовать по обстоятельствам. Если им не достаточно будет сказанного. Это… всего лишь люди. А один плотник и вовсе не имеет значения.
— Может быть, мне убить этого… свидетеля?
— Уж точно не сейчас. И нет никакого смысла. Да, кстати… — он наконец отвернулся от созерцания рабочих на стене через двор напротив: — Если захочешь убить, чтобы навредить мне, тоже бессмысленно. Стража знает, что я не выходил из покоев. Они меня только скорее выпустят, найти убийцу.
Яаррин только хмыкнула.
— Я предложила… просто как помощь.
— Ты меня ненавидишь, откуда такая забота? — Энори вновь повернулся к окну.
— Меня увлекла твоя игра, — неохотно призналась женщина, вертя в руках бронзовую статуэтку в виде дракона. — Даже не думала…
— А вот это я дал тебе, — сказал он рассеянно.
— Что?
— Интерес. Тори-ай редко могут испытывать что-то, помимо голода, ненависти и короткого удовольствия.
— Мог бы и промолчать, — женщина со стуком поставила статуэтку на стол. — Ладно… как я сказала уже, люди в крепости гомонят, словно воробьи, — она на миг оскалила мелкие зубки в усмешке. — Не хочешь понаблюдать втайне? Пищи там тебе хватит надолго…
— Не хочу.
— Так и будешь тут сидеть? Ведь можешь уйти в любой миг. Даже через дверь — охрана не посмеет остановить. Вернешься потом, раз под надзором быть тебе нравится.
— Уймись уже… ты говоришь слишком громко, услышат тебя.
— Не о тебе беспокоюсь. Но ты и мне велишь голодать!
— Они мне нужны.
— Даже крестьяне, которых согнали сюда для подсобных работ? Их никто и не хватится.
— Все.
— О да… не поверила бы, — фыркнула женщина, — Ты готов на всё ради их обожания? А получив письмо, они, может, еще смертный приговор тебе вынесут, — сказала она мечтательно.
— Не надейся… Все еще повернется, как надо, а под замком несколько дней побыть мне не трудно.
— Несколько дней? Твоя самоуверенность все-таки запредельна. Ты знаешь ведь, что напишут в ответном письме!
— Что же? О моей смерти от руки генерала?! Но, скорее всего, меня сами выпустят раньше. Ты видела — они меня любят. Это не рухэй, которых нужно было каждый раз приручать заново.
— Ты потому и отпустил того недоумка? Что он в самом деле привязался к тебе? Я многое могла бы тебе рассказать о людях, — засмеялась она, — Только ведь ты никого не слушаешь. Но я полюбуюсь на то, как они обойдутся с тобой. Уже начали, ведь ты ожидал не этого? И не этого, — острым ноготком она провела себе по горлу.
Но заметила, что он снова отвлекся, и не как обычно — равнодушно к ее колкостям. Что-то произошло.
Энори застыл у окна, расширенными глазами глядя на край двора. Лицо побледнело, будто свежевыбеленный холст, и, похоже, дышать Энори перестал.
— Что с тобой?
Что-то произнес одними губами. Женщина не была уверена, правильно ли она расслышала.
Он очнулся не сразу.
— Ахэрээну…
Яаррин метнулась к окну, вгляделась, вытягивая шею, и так прижалась к узорной решетке, что выскочила одна из шпилек.
— Что может напугать Забирающего души? — спросила она. — Белый крылатый зверь… где же он?
— Тебя учили, что ахэрээну выглядит так. Но это… белая туманная бездна, из которой к тебе тянется множество рук…
— Ты ошибся, — она отодвинулась от окна. — Я вижу только горстку людей. Кто там Опора, по-твоему? Может, вон те рабочие скопом?
Энори молчал, покусывая нижнюю губу, и все смотрел во двор.
— Ты прямо как младенец во время грозы, — обронила Яаррин, — Вот уж не думала, что тебя можно так напугать…
— Дура! — оборвал ее Энори, — Сразу видно, мозги твои давно превратились в пыль! Приход Опоры может пошатнуть мироздание.
— Пока только ты шатаешься от страха, — сказала она недовольно; давно пыталась вывести его из себя, сейчас вроде и получилось, и что-то не так. Не на ее слова он злится. А и впрямь перепуган… Может, и ей стоило бы?
Асума скомкал начатый загодя набросок письма, встал, смерил шагами комнату взад и вперед. Мысли не шли. Верить ли бывшему советнику — или этому случайному человечку, утверждавшему, что Энори в тот страшный час был слишком спокоен и уверен в себе? За плотника поручилось несколько местных жителей, но сами-то эти порученцы что из себя представляют?
Объяснение прозвучавшее… оно и понятно, и странно. А с именем Энори связано многое. И та загадочная история с ранением, пожаром и нападением. И со смертью его. Мда, узелок. Может быть, ответ на письмо поможет его развязать.
Асума со стуком придвинул к себе тушечницу, сел за столик. Но он успел вывести лишь первый знак, как его отвлекли известием о захвате Срединной — оттуда не сумели даже вовремя отправить весточку — и перевороте в Осорэи.
**
Ливень к ночи пошел такой, что дорогу и дома по ее сторонам было видно с трудом. Фонари, закрытые колпаками, не гасли, но казались тускло-желтыми пятнами. Братья Ённа, выезжавшие вперед на разведку, нашли заброшенный дом на окраине городка Тай, туда сейчас направлялись пятеро всадников — Рииши и его приближенные.
Раненое плечо почти не болело, но рука плохо двигалась; ладно хоть левая, все же проще. Повязка промокла и от крови, и от дождя, вдобавок, кажется, сбилась и очень мешала. Ничего он не успел, разве что мать теперь в безопасности, это главное.
После того, как оставил Майэрин у родни, направился в сторону от Осорэи. Там, в долине, в предместьях столицы провинции жил давний товарищ отца с семейством, а неподалеку — одна из младших ветвей Нара. Решил — что ж, пусть самому в Осорэи ехать все-таки неразумно, есть, кого об этом просить. У друга отца четверо сыновей, и они всегда были верными. Пусть предупредят, кого следует, и мать его заберут из города, укроют в надежном месте. А сам он направился к другим семьям, верным знаку Жаворонка. Но время было потеряно…
— Господин, это здесь, — голос, еле различимый за шумом дождя, прервал мысли. Тут и вовсе не было света, непонятно, как разыскали этот заброшенный дом. Невзрачная серая черепица на крыше чуть поблескивала от воды, отражая свечение неба, невидное глазу. А под ней тьма непроглядная, фонарь в руке одного из спутников еле-еле отодвигает ее, но не пробивает. Приземистое, неуютное здание, верно, бывшая мастерская.
— Здесь по всей округе никого нет, мы проверили, — подал голос младший из братьев.
— А если засада?
— Вряд ли, они потеряли нас.
На них напали, когда с небольшим отрядом Рииши ехал к столице Хинаи. Он знал скрытые входы в город, думал пробраться; а не получится всем сразу, так разделиться и затеряться в толпе, ведь захватчики не закрывали ворота. Но кто-то их выследил. Напали земельные стражники, даже не стараясь выдать себя за простых бандитов. Удалось отбиться, потеряв двоих, и сбежать, встретиться с братьями Ённа в условленном месте. Они и поведали новости.
Сейчас за уцелевшими шла погоня; неизвестно, Суро это приказал или Атога, да и хотят его убить или привезти к заговорщикам, проверять желания не возникало.
Все равно уже было, окажется ли крыша над головой — и нитки сухой не осталось. Если здесь и таилась засада, нападать она не спешила.
— Отпусти лошадей, — велел Рииши, спрыгивая наземь — движение отдалось острой болью в левой половине тела. — Негде их прятать. Выйдем пешком, как дождь кончится, лошади привлекут внимание.
— Вы никуда не дойдете сейчас.
— Это всего лишь плечо.
— А крови-то сколько было! И вряд ли толком остановится, в такой-то дождь.
— Здесь нас найдут, — сказал, и подивился равнодушию в своем голосе. Еще много что можно было сделать, но смерть Айю, двоих спутников и части городской стражи выбила почву из-под ног. Казалось, уже все бессмысленно. Может быть, сейчас они идут не в укрытие, а в мышеловку.
Отпустив повод коня, Рииши направился к дому.
— Свет, с фонарями кто-то, — быстро проговорил один из спутников. — Их несколько.
— Ну, значит, не спрятались.
— Придется им показать, — пробормотал другой спутник, вытягивая саблю.
— Не нужно, их, кажется, там с десяток или больше. Хватит погибших. Попробуем укрыться порознь…
— Я рядом побуду, — буркнул старший из братьев Ённа, пряча свой фонарь за спиной.
Лошадь заржала, выдавая присутствие беглецов.
— Скотина, — прошипел Ённа.
— Здесь они, давайте сюда! — из-за ливня голос раздался, уже слышался стук копыт. Конные были ближе, чем казалось, окружили Рииши и спутников; из тех никто не стал прятаться, даже нырнувшие было под крышу разведчики выбежали наружу.
— Сабли убрать, — велел Рииши своим, хмуро глядя на окруживший отряд. Всадники тоже не спешили взяться за оружие.
— Трудновато было вас найти, — сказал главный, довольно еще молодой мужчина, державший в руке фонарь. — Госпожа Майэрин с ума сходит от беспокойства, да и остальное семейство тревожится.
**
Когда голубь принес послание о захвате Срединной людьми Нэйта, ясно было, что следующей станет столица провинции. Можно и не ждать новой весточки. Вдруг стало легко — вот оно, наступившее. Предчувствие всегда больше пугает.
— Я выезжаю, — сказал Кэраи. — Жаль, люди пока не умеют летать.
— Куда и зачем? — Тагари с тех пор, как войска его все уверенней оттесняли рухэй, стал относиться к брату куда дружелюбней. — Сейчас наша задача здесь — прогнать чужаков. Мы уже близки к победе, и солдат я тебе выделить не могу.
— Поеду один.
— Зачем? — снова спросил старший. В дрожащем теплом свете от ламп лицо его выглядело моложе, почти как двенадцать лет назад, а морщинки казались случайным рисунком теней. — Убьют тебя, и все. Потом вместе вернемся, и клятые Нэйта за все ответят.
— А затем, дорогой мой полководец, что войска Окаэры уже на середине пути, и они окажут помощь здесь, но не там. А Столица спросит потом — где вы были, почему не препятствовали перевороту? Почему не только генерал, но и брат его, даже близко не воин, сбежал на север? Да, это несправедливо, но ведь именно несправедливо с нами и хотят поступить. Зачем давать лишний повод?
— И что же, поедешь и дашь себя убить?
— Постараюсь выжить. Слухи расходятся быстро, я в дороге буду знать, как поступить. Дай мне человек десять, больше не надо. Столько-то можно? И хороших лошадей.
Вспомнил Энори, ночной разговор, и на сердце стало куда тяжелей. Еще и потому не хочется уезжать, что где-то неподалеку бродит эта тварь, и одни демоны знают, что еще удумает.
Показалось — темно в походном шатре; зажег еще с десяток свечей, неторопливо, словно не говорил о спешном отъезде. И словно эти маленькие огоньки могли развеять другую тьму или защитить от чего-то.
— Мы больше не увидимся, — неожиданно сказал Тагари. — Не знаю, кто из нас переживет другого, но так будет. Береги себя, что ли.
**
Следующие два дня уже не Лиани, а Нээле изводилась, а он пропадал у монахов. Лицо и взгляд у него были как небо осенью, пустые, прозрачные и холодные. Девушку при редких встречах избегал столь явно, что она почти собралась прижать его к стенке и спрашивать, спрашивать, пока не ответит.
Но не успела, прибежал молодой монашек, позвал и ее к отцу-настоятелю.
У самого входа чья-то рука перехватила ее за локоть. Лиани, словно из-под земли взявшийся, смотрел на монашка так, что тот съежился и на шаг отступил.
— Вот ее вам уж точно расспрашивать не о чем, — тихо сказал молодой человек.
— Но ты уж это зря, она может помочь, — брат Унно возник столь же внезапно. Стоя меж этими двумя, Нээле ощутила себя как на промозглом ветру. Как странно, еще недавно они выглядели друзьями. Монашек, видно, тоже что-то такое почувствовал, и сдуло его этим самым ветром.
— Братья Эн-Хо раньше знали только про бегство с амулетом. Я сделал глупость, даже подлость, упомянув о том, что было в Осорэи, — Лиани смотрел на нее. — Но потом они обещали тебя не спрашивать.
— Думали, хватит того, что ты услышал от той красавицы, — подтвердил брат Унно. — Только сам понимаешь, не было еще случая, чтобы подобная нечисть столь долго обитала среди людей. Небывалая это история. Любое слово может оказаться подспорьем. И не кидайся ты на защиту, никто милую девушку не обидит.