Евгений положил руку на рукоять револьвера и заслонил собой Мэл.
– Эй, приятель, тише. Я смотрю, вы сегодня многое пережили. Мы вам не враги, – продолжил человек в шарфе.
– Что вам надо-то? – подозрительно спросила Мэл.
– Для начала давайте познакомимся, – миролюбиво предложила женщина. – А потом поговорим о жемчужине, которая должна быть при вас.
– Да вы задрали! – не выдержала девочка. – Что за хрень тут происходит?! Почему меня пытаются сегодня убить из-за какой-то жемчужины, почему меня окружают сумасшедшие фрики, что это за розыгрыш?!
– Дитя, – заговорил военный, – и вы, товарищ, видимо, не понимаете, что с вами произошло. В этом нет ничего удивительного, поскольку ситуация действительно непростая и в неё трудно вот так сходу поверить. Вы были втянуты в большую заваруху. Я и мои друзья постараемся всё вам объяснить. Кстати, меня зовут Василий Тёркин.
Но впечатления на слушателей это не произвело. Мэл и Онегин продолжали таращиться на троицу изумлённо и недоверчиво. Тогда женщина в плаще достала из кармана баночку с кремом и принялась мазать им лицо, которое тут же сделалось невидимым. У Онегина непроизвольно дёрнулась рука, как будто он хотел перекреститься, а Мэл в очередной раз выдавила из себя междометие, выражающее глубочайшее удивление.
– Ты баба-невидимка? – потрясённо спросила Мэл.
– Что? – опешила женщина.
– Ну, из фантастической четверки.
– Вообще-то, я Маргарита Николаевна, – ответила женщина и стала платком стирать мазь, проявляясь обратно. – А этот болтун, – она кивнула на типа в шарфе, – «великий комбинатор» Остап Бендер.
– Маргарита Николаевна? Из «Мастера и Маргариты» которая? – догадалась девочка. Книгу она, разумеется, не читала.
– Да. Хорошо, что ты хоть это знаешь. Из какой ты эпохи?
Мэл непонимающе уставилась на собеседницу.
– В каком смысле? Я из этой эпохи.
– Возможно, ты просто не помнишь, кто ты на самом деле, – затараторил мужчина в шарфе, – например, ты уже просто выросла в этом мире и забыла своё прошлое… – закончить он не успел, потому что получил дружеский подзатыльник от Тёркина.
– Остап, помолчи. Так ты их только больше запутаешь. Дай мне объяснить. Ребята, в это сложно поверить, но вы книжные персонажи, которых призвала в этот мир одна магическая вещь. Это если кратко.
Тут уже не выдержал Онегин.
– Какая магия?! Какие книги?! Какие персонажи?! Сон дивный, но я хочу проснуться! – Выглядел он как человек, находящийся на грани помешательства.
– Это не сон, дуралей! Ты попал в тот мир, где тебя создали. Чьё-то ярое желание воплотило тебя здесь. Но на самом деле тебя в этом мире никогда не существовало. У тебя есть свой мир, и ты жил только там! – всё-таки не смог удержаться от объяснений тот, кого называли Остапом.
– Нет, нет, нет… – Онегин потянулся за револьвером. – Я знаю, я выстрелю себе в голову и проснусь…
– Стой! Если ты погибнешь в этом мире, случится непоправимое! – крикнула Маргарита.
– Это, типа, если вы погибните здесь, вы удалитесь из книги? – уточнила Мэл.
– А ты шаришь, – отозвался Бендер.
– Евгений, стреляй! И вообще, удаляйтесь нахрен все, мне меньше читать придётся! – рассмеялась девочка, за что была награждена тремя гневными взглядами.
– То есть, я мёртв? – переспросил Онегин.
– Отнюдь нет, – качнул головой «великий комбинатор». – Я бы даже сказал, что сейчас ты куда более жив, чем когда бы то ни было. Твоё тело вполне реально. И оно смертно. И если…
В этот момент Мэл поняла, что они все стоят посреди Пушкинской площади и весьма громко спорят о довольно-таки странных вещах, а она устала от всего этого и просто хочет домой.
– Короче, мне надоело это слушать, – прервала их девочка. – Давайте вы всё объясните у меня дома, а то это явно разговоров ещё на полночи, а я к тому же голодная. – И она решительно зашагала вперёд.
Её новые знакомые переглянулись и последовали за ней. Онегин решил не отставать. В конце концов, эта жуткая версия многое объясняла.
– Так как тебя зовут, парень? – вспомнил вдруг Тёркин.
– Евгений Онегин.
Троица заулыбалась.
– Ох, вот так призвался. Ну что ж, добро пожаловать на войну.
Глава 2
– Долго он ещё будет так сидеть? – Вася посмотрел на Евгения и поморщился.
– Полагаю, ещё пару часов. – Маргарита отхлебнула чай.
Онегин пусто смотрел в одну точку. Он был расстроен, растерян, ему почти хотелось плакать. Всё случилось так быстро: перемещение, другая эпоха, другие люди… Все, кого он знал, перестали существовать.
– Евгений, Евгений, очнитесь! Да, это трудно представить, ещё труднее понять, но мы здесь, и вас нужно ввести в курс дела, – попытался взбодрить его Остап.
– Сударь, а что, если я не хочу? Не хочу никаких дел… – бесцветным голосом отвечал Онегин, глядя мимо собеседника.
– Ну, тогда у вас всё равно нет выбора, – философски пожал плечами Бендер.
Дверь открылась, и в комнату зашла Мэл. Лицо её выражало крайнюю степень изумления.
– Как вы это сделали? Родаки теперь уверены, что Женя – мой старший брат, который вернулся из армии… это магия какая-то? А можно их ещё в чем-нибудь убедить? Я вот не хочу…
– Тихо, – властно сказала Марго, вскидывая ладонь. – Это вынужденные меры до поры до времени, а магия – серьёзный инструмент, а не игрушка. Дома твои родители будут уверены, что Евгений всегда был их сыном, а выходя из квартиры, станут тут же забывать о его существовании.
– А что насчёт других людей? – спросила девочка. – Ну, я имею в виду тех, кто знает нашу семью и в курсе, что никакого брата у меня никогда не было?
– Скажем так: лучше пока гостей сюда не водить, – уклончиво ответила женщина.
– Ну, с моими родителями это довольно легко. Да они и сами-то не так уж много времени дома проводят… – тут Мэл наткнулась взглядом на неподвижного Онегина. – Он всё ещё так и сидит?
– Как видишь, – кивнула Марго.
Бендер спрыгнул с подоконника и посмотрел на Мэл, хитро облизнув губы.
– Мне вот интересно, как ребёнок оказался во всё это втянут.
– Возможно, она ещё просто не вспомнила, кто она на самом деле. Но мы можем допросить её по всей строгости военного времени, – пошутил солдат.
– Да всё я помню! – возмутилась Мэл. – Я тут всегда жила, у меня есть мама и папа. Я хожу в школу, и до сегодняшнего дня со мной ничего странного не происходило.
– А как к тебе попала жемчужина? – полюбопытствовал Тёркин.
– Ну, я подралась с одноклассницей, она серьгой зацепилась за мой свитер, и я выдрала серьгу… вместе с куском уха, по ходу…
– С ухом? – вопросительно подняла бровь Маргарита.
– Да. Не уверена…
– А где остатки серьги?
– Отдала её тому мужику с тростью, потом у нас была драка, а потом он исчез. А жемчужина с серёжки отвалилась…
Маргарита схватилась за голову.
– Правильно ли я понимаю, – вмешался Бендер, – что это та самая серёжка, которую мы искали последние восемь месяцев?
– Ну, судя по описанию, да, – вздохнула Марго.
Мэл вдруг разозлилась.
– Может быть, вы наконец объясните мне, в чём дело?! Это очень здорово, когда все на одной волне, но пока ничего не понятно, хотя и очень, блин, интересно! – гневно воскликнула она.
– Ну, смотри. Очевидно, что не каждый день персонажи книг воплощаются в реальном мире, а потом сидят в твоей комнате и пьют чай… – начала Маргарита, но обвела взглядом комнату и отвлеклась: – Кстати, что-то не похоже, что ты сама любишь читать. Судя по твоим «многочисленным» книжным полкам… – В голосе её проскользнула ирония.
– А зачем? – небрежно дёрнула плечом Мэл. – Есть интернет, всё можно взять там.
Из угла, в котором находился Онегин, вдруг раздался грохот. Евгений явно уселся на пульт от телевизора, тот включился, раздались звуки выстрелов. Онегин выхватил револьвер и приготовился выстрелить в экран, но Бендер успел вцепиться в его руку прежде, чем это произошло.
– Стой, дурак! – завопил Остап.
– Что это?! – В голосе Евгения смешались ужас и любопытство.
– Это телевизор, – равнодушно пояснила Мэл.
– Бесовская машина! Там люди! – Онегин таращился в телевизор с нарастающим восхищением.
– Это синематограф, они ненастоящие, – сквозь зубы процедил Остап, в то же время пытаясь заставить Евгения опустить оружие.
Онегин с недоверием посмотрел на Бендера, потом на экран. Там бородатый мужчина в широкополой шляпе и пончо докуривал сигарету, положив руку на рукоять револьвера. Напротив него стоял ещё один мужчина.
– У них дуэль? – Евгений начал вглядываться в происходящее на экране с интересом.
Бендер закатил глаза.
– Да. Клинт Иствуд сейчас убьёт бандита. Выключи, это скучный фильм, – вздохнула Мэл.
– Вам не кажется, что мы отвлеклись от темы? – подал голос Василий. – А между тем нам нужно как можно скорее посвятить вас в происходящее. Неизвестно, кого ещё может занести в этот мир в самое ближайшее время. Бусины, бусины разлетелись по всему миру…
– Так, давайте по порядку. Если вы и вправду герои книг, то как и нафига вы здесь очутились? – Мэл, как и все подростки, быстро переключалась.
– Что ж, я попробую объяснить. – Василий говорил медленно, обдумывая каждое слово. – Есть один артефакт… Ты знаешь, что такое «артефакт»?
Мэл кивнула: часы, проведённые за компьютерными играми, не прошли даром.
– Хорошо. Так вот, жемчужное ожерелье Калиостро – старинный артефакт, который способен… ммм… я даже не знаю, как это лучше сказать… оживлять неживое? овеществлять невещественное? Словом, воплощать в реальном мире то, что до этого существовало лишь в воображении. Мы пока и сами не до конца поняли, как всё это работает, однако кое-какие закономерности вывести удалось… Ах да, забыл важный момент: некоторое время назад ожерелье было порвано, и множество прежде составлявших его жемчужин рассеялось по свету. Теперь каждая из них – отдельный самостоятельный артефакт, способный однократно призвать книжного персонажа. Но есть несколько правил. Например, герой может воплотиться только на своей земле, а призыв должен проводиться на том же языке, на каком написано произведение. У призываемого героя, как правило, есть какое-то неосуществлённое желание или что-то, что он хотел бы изменить в своей судьбе… Ну, знаешь, не все персонажи довольны той историей, которую подарил им их автор…
– Но как же, вас ведь создали писатели? Как вы можете существовать на самом деле? – не унималась Мэл.
– Это в твоём мире мы – персонажи книг. А в каждом из своих миров мы живые люди. Просто тебе открыто маленькое окошко в виде литературных произведений, чтобы подсмотреть за нашей жизнью, – философски заметила Маргарита. Тон у неё был такой, будто бы это решительно всё объясняло.
Однако для Мэл ничего не прояснилось, и она только переводила взгляд круглых от изумления глаз с одного из своих новых знакомых на другого.
– Нет никаких доказательств того, что мир, в котором мы находимся – единственно реальный, – видя её недоумение, попыталась объяснить иначе Маргарита. – Существует бесконечное количество миров, и каждый мир для живущего в нём будет считаться единственным «настоящим». Мало кто хочет верить в то, что он всего лишь чья-то выдумка…
Мэл помотала головой.
– Я не понимаю. – Вид у неё был совершенно ошалевший.
Остап понял, что пора брать дело в свои руки, пока у девочки не лопнула голова.
– Скажи, дитя, – проникновенным голосом начал он, – тебе что-нибудь говорит словосочетание «многомерная интерпретация»?
Мэл наградила его своим фирменным «ты-блин-издеваешься?» взглядом.
Бендер коротко закатил глаза.
– Множественность миров? Параллельные вселенные? – попробовал он зайти с другого бока.
– Ааааа!.. – радостно протянула Мэл, и лоб её наконец-то разгладился. Она отнюдь не была блестящей ученицей, но вот комиксы и фантастические фильмы знала весьма неплохо.
– Ну, хвала небу! – выдохнул Остап. – Так вот, о чём речь. Они, эти параллельные миры, действительно существуют, и их бессчётное множество. Все одинаково реальные и объективные. Некоторые из них похожи друг на друга, а имеются и такие, что сильно от этих отличаются, но похожие есть и у них. Во всех мирах существуют люди с особыми способностями. Мы называем их творцами, в твоём мире они более известны как «писатели». Вот только миры, описанные в их произведениях, они не творят. Миры уже и так есть, как и населяющие их существа. Писатели творят кое-что другое…
– Что? – жадно спросила Мэл. Всё это звучало как полный бред, но бред невероятно захватывающий.
– Судьбы. С помощью своих способностей творцы видят не только людей, живущих в параллельных мирах, но и возможные варианты развития их жизней. И могут выбирать своей волей тот единственный путь, по которому эти жизни будут развиваться. Для творца и людей, населяющих его мир, мы – всего лишь герои книги, но в своих мирах мы – живые люди, и избранная писателем судьба становится нашей единственной истинной судьбой. Власть творца над жителями параллельных миров, которых он увидел и сделал своими персонажами, безгранична. Если писатель из множества вероятностей выберет ту, в которой его герой умирает, – герой умрёт. При этом для жителей своего мира творец – просто человек. В то же время, возможно, в этот самый момент кто-то из параллельного мира пишет роман про одного из твоих одноклассников…
Мэл содрогнулась.
– Это что же, получается, что всех нас кто-то пишет и в мире нет ни одного человека с по-настоящему свободной волей, самостоятельно выбирающего свою судьбу? И пишут эти «творцы» совершенно легкомысленно, даже не подозревая, какая ответственность на них лежит?!
– Ну, не всё так ужасно, – попытался успокоить её Остап. – Откровенно говоря, мы не знаем, всех или не всех. Мы ещё очень многого об этом не знаем. Возможно, где-то в мире – во всех мирах – и живут «просто люди», сами по себе, ничьи персонажи. А может быть, вселенная и вправду есть не что иное, как сумма писателей и персонажей, взаимно и бесконечно сотворяющих судьбы друг друга… Но мы слишком углубились в метафизические дебри, а тем временем я вновь передаю слово моему коллеге, который просветит вас по более насущным вопросам. Например, о том, как можно выдернуть «персонажа» из его родного мира в мир его создателя, и чем всё это грозит.
– Призыв героев, – продолжил Тёркин, – совершается при помощи жемчужины благодаря очень сильному желанию и яркой эмоции призывающего. Например, мой создатель, призывая меня, был в отчаянии. Он переживал, что коротает старость в одиночестве, что людям нужен я, его персонаж, но не он сам. Жемчужина попала к Александру Трифоновичу во время войны, уж не знаю, где и как он её нашёл… И она сработала. Но не только создатель персонажа может призвать его в этот мир, это способен сделать практически кто угодно, причём даже не слишком осознанно…
Тёркин вдруг замолчал. Лицо его искажала мучительная гримаса. Маргарита кинула на товарища быстрый взгляд и, поняв, что он временно вышел из строя, подхватила эстафету:
– Это то, что касается призыва. Но на этом всё не заканчивается. Человек, попавший в реальность, которая воспринимает его как героя книги, начинает на эту реальности влиять.
– Например, как? – Мэл взглянула на неё вопросительно.
– По-разному. Но заметнее всего – если умрёт. Это очень сильно отразиться на судьбе его произведения в этом мире. Произведения, чьи персонажи перенеслись в реальность своего создателя и тут погибли, начинают… как бы это поточнее выразиться?..
– Стремительно терять читательские симпатии, – подсказал Остап.
– Ну, да, – кивнула Марго. – Книга разом перестаёт нравиться множеству людей, постепенно приходит в забвение и вообще может исчезнуть так, будто её никогда и не было. А поскольку в искусстве всё так или иначе взаимосвязано, то это не может не касаться и других произведений, на возникновение которых те, первые, повлияли…
– О, было бы неплохо! – развеселилась Мэл. – Есть много произведений, о которых я бы не стала грустить, если б они исчезли. Даже наоборот, порадовалась бы. «Война и мир», например.