Герхардт перебил ученого:
- Слышите? Девятый, десятый! Ни в коем случае не сближайтесь с акулами!
- Можете их дезориентировать, - предложил Михаиль. - Включите прожекторы откуда-нибудь сбоку, но не со стороны установки. Так они решат, что двигаются не в ту сторону. И оставят нас.
- Девятый, десятый, - отозвались с базы, - как поняли? Попробуйте сделать это. Но в первую очередь думайте о своем отступлении!
- Есть!
Гигантская стая, словно осьминог щупальцами, обхватывала Герхардта и Михаиля с разных направлений. Акулы до сих пор не оживились до таких скоростей, как их сородичи с равнины, но тем не менее их атака приводила в ужас. Все происходило медленно, и от того, что немцу не удавалось спастись от нападения, в душе нарастало опасное отчаяние. "Главное, не впадать в панику", - обливаясь потом, думал он. Включив инфракрасный датчик, пилот посмотрел на происходящее через окуляр, и едва не потерял самообладание. Стая оказалась намного больше, чем пилот ее представлял. Помимо боковых потоков, тянущихся от центра, сама сердцевина как будто не истощалась.
"Щупальца", идущие в стороны, наконец, оторвались от середины. Их концы были скрыты тьмой, и Герхардт не мог разобрать, где они находятся сейчас. В любую секунду могло произойти столкновение, в любой момент потоки акул могли сойтись на батискафах. Гнетущее ожидание напрочь лишило покоя: Герхардт не мог удержать тряску, штурвал ходил ходуном. Он озирался по всем иллюминаторам и лихорадочно строил бесполезные планы отступления. Пилот понятия не имел, выдержит ли корпус натиск такой армии или нет. Обшивка могла противостоять единичным атакам акул или небольшим стаям. Но такой исполинской громадине вряд ли... Пилот вслушался в шум воды за бортом, но мало что смог разобрать. Рев двигателей сильно мешал. Герхардт был глух и слеп. Куда плыть и как спасаться, он не знал.
В тот самый момент, когда надвигающаяся опасность замедляет свое появление и в голове проскакивает мысль, что ничего не начнется, в корпус батискафа с оглушительным грохотом врезалось что-то крупное.
Пилот всем телом почувствовал этот удар. Экраны на панели управления на секунду вспыхнули красным, и прозвучал пронзительный звон тревоги. Три коротких гудка. Затем, как только он замолк, вновь раздался грохот. Герхардт припал к окуляру и увидел, как перед носом батискафа рассыпалась в сторону небольшая кучка акул. Второй удар пришелся прямо по кабине пилота.
Инфракрасные датчики ежесекундно засекали многочисленные движения прямо перед лобовым иллюминатором. Акулы словно проснулись ото сна. На бешенной скорости они пролетали мимо корпуса, к счастью, пока не попадая по нему. Буквально в несколько мгновений поток глубоководных существ превратился в настоящий рой. Свет, идущий с буровой установки, полностью скрылся за их телами. Граница стаи постепенно приближалась к корпусу, и вот прозвучал третий удар. Затем четвертый, пятый... По обшивке яростно загремела барабанная дробь.
Пилот дернул штурвал вниз и вдавил педаль еще сильнее. Батискаф двинулся на дно, но акулы ни на метр не отставали. В ушах сердцебиение смешалось с оглушающим грохотом. Пилот пытался маневрировать, вращая штурвал из стороны в сторону. Но акул было слишком много. Выйти из-под потока, казалось, невозможно. Герхардт дотянулся до выключателя и включил свет внутри батискафа. Все, что творилось снаружи, уже было не так важно. Продолжая давить на педаль, он повернулся боком к корме и с отчаянием вонзил взгляд в стены. Всей душой своей он боялся услышать страшный шипящий звук. Так просачивается вода сквозь слои в разбитой обшивке.
В эту же секунду нахлынула вторая волна с противоположной стороны. Батискаф резко накренился вбок, и его корпус загремел еще сильнее. Пилот пытался выйти из-под удара, но в какой-то момент ощутил, что рули его не слушаются. Дернув штурвал несколько раз в стороны, он с ужасом понял, что их у него больше нет. Вслед за ними разбились винты. Ось двигателей, не встречая сопротивления, разогналась до невероятных скоростей и засвистела. Пилот убрал ногу с педали.
Опоры батискафа были крепче, но оттого увлекали за собой весь корпус. Батискаф качался из стороны в стороны, словно на штормовых волнах. Приборы, датчики, манипулятор - все это сминалось акулами и уничтожалось один за другим. Панель управления загудела всеми сигналами тревоги, и в гондоле автоматически включилось аварийное освещение. Бросив на панель взгляд, Герхардт с замиранием сердца заметил, как горит красным датчик герметичности. Вода еще не просачивалась внутрь, и пилот молил о том, чтобы сигнал был ложным.
Свет из батискафа слегка освещал хаос, творившийся снаружи. Акулы сталкивались друг с другом, от столкновений отскакивали либо в сторону, либо прямиком в иллюминаторы. Глаза их горели, словно лампочки. Зубастые пасти шевелились в бешенстве. Стекла были прочны, словно сталь. Но обшивка... Из-за сложности своей конструкции она могла сдаться в любой момент.
В левом иллюминаторе как будто издалека показался проблеск света. Плотная стена глубоководных тварей закрывала его почти полностью. Но зоркий глаз Герхардта заметил его сразу же. Свет мелькал, словно пламя угасающей свечи; он казался слабым, ненадежным. Немец с отчаянием смотрел на него, он был готов потерять последнюю надежду на спасение... Но, как ни странно, акулы успокаивались и отступали с каждой секундой все дальше и дальше.
Чем больше пространства они открывали, тем ярче казался свет. Когда акулы почти полностью отошли на большое расстояние, немец, раскрыв рот, уставился на мощный огонь прожекторов. Два батискафа висели примерно на такой же высоте, что и Герхардт, и вместе образовывали источник света по силе чуть ли не превосходящий прожектора базы. Пилот прислонился к стеклу, чтобы разглядеть, но ничего не понял. Он перевел взгляд вверх, осмотрелся по сторонам и, убедившись, что опасность постепенно отступает, с бессилием рухнул в кресло.
Где-то рядом должен был быть Михаил. Герхардт не видел его и не слышал. Связаться с ним он тоже не мог: интерком был сломан, антенна снаружи на корпусе скорее всего тоже. При мысли о том, что он погиб, пилот ощутил странное чувство. С одной стороны, он был зол на него. Но с другой, сочувствовал ему и жалел. Кто знает, откроется ли когда-нибудь та тайна, которую ученый понял, когда оказался рядом с установкой, или нет?.. Сможет ли Герхардт когда-нибудь понять, ради чего затевался угон батискафа и ради чего он сам рисковал своей жизнью?.. Впрочем, рано было его хоронить. Пилот встал и заглянул в иллюминаторы.
Его батискаф неуправляемо опускался на дно. Двадцать-тридцать метров свободного падения в плотных слоях воды. Столкновение с землей могло быть опасным. На равнине он бы не беспокоился об этом, так как все дно устилал толстый слой ила. Здесь же от работы буровой установки весь ил и вся грязь давным-давно разлетелись в стороны. Секунда за секундой в нижнем иллюминаторе земля приближалась все быстрее. Как вдруг... Опоры ударились о грунт, некоторые из них скрипнули и оторвались. Освещение в гондоле погасло от удара. И Герхардт остался наедине с собой. Ни инфракрасное наблюдение, ни прожекторы снаружи - ничего из этого не работало. Немец просто стал ждать...
<p>
***</p>
В ушах звенел шум волн, крики птиц и шуршание пальмовых листьев.
Герхардт шел по песку босыми ногами. Ботинки вместе с носками он нес в руке. Со стороны океана дул приятный бриз, и солнце, уходящее за горизонт, согревало его крупные плечи. Он почти не смотрел вперед. В глазах его мелькали пальмы, волны, красные облака... Немец мечтал, чтобы это мгновение тянулось вечно. Или хотя бы так долго, чтобы он мог забыться в нем.
Со стороны океана к берегу спешил катер.
Бывший пилот встал на месте и всмотрелся в его экипаж. Среди нескольких знакомых фигур он сразу же различил Михаила. И невольно улыбнулся.
Катер подобрался к берегу почти вплотную, и немец, вступив в воду, двинулся навстречу.
- Долго нас ждали? - спросил смуглолицый моряк.
Герхардт протянул ему руку и что-то ответил. Он забрался внутрь, прошел к корме и сел рядом со своим товарищем. Катер взревел, развернулся и направился в сторону океана.
- Что сделали с вами? - спросил немец ученого.
- Уволили, - ответил тот с улыбкой.
- Без наказания?
Михаил вздохнул.
- Долго решали. С одной стороны, мои наработки помогли мне смягчить наказание. Но с другой... Многие рисковали в ту ночь. И ты тоже. Это обстоятельство позволило судьям оставить... тюремное заключение.
Герхардт сочувствующе кивнул.
Берег острова становился все дальше. Немец осмотрел его как будто в последний раз. Он не знал и даже не загадывал, появится ли здесь еще когда-нибудь или нет. Дом, Берлин, поверхность - единственное, что теперь он видел в своем будущем.
- Я должен сказать тебе спасибо, - произнес ученый.
- Что?
- Ты не оставил меня, несмотря на то, что мог подвергнуть себя опасности...
Немец уже высказал ему все, что хотел. Сразу, как только их нашли около установки и отвезли на базу. Поэтому теперь он лишь ухмыльнулся и снова кивнул.
- Что будешь делать? - спросил он в ответ.
- Продолжать исследования. Да, прямиком из тюрьмы. Это не привилегия, а необходимость. Ситуация там на дне меняется чрезвычайно быстро. От действий людей зависит многое. Вполне возможно, сейчас мы являемся свидетелями того, как деградирует целая цивилизация!
- Деградирует?
- Да... Эти акулы - уникальные существа. В процессе эволюции они приспособились к темному дну Марианской впадины, но при этом сохранили органы, которые достались им от предков и были на дне не нужны. Например, зубы или глаза. На кой черт они им там?!
Герхардт пожал плечами.
- Когда на дно спустилась наша экспедиция со своими прожекторами, акулы относительно быстро приспособились к свету. И нашли способ восстановить свое древнее зрение, которым они пользовались быть может десятки тысяч лет назад! Мы с тобой убедились, что их глаза все еще могут улавливать свет и различать пространство. Около установки они двигались разрозненно. Им больше не было нужды сцепляться в большую стаю, чтобы не потеряться.
- Зачем им тогда защищать установку? - спросил немец. - Чтобы больше не возвращаться к кожному зрению?
- Да, - кивнул ученый. - Вполне возможно, что ощущать свет глазами им гораздо проще.
- Так в чем тогда проявляется деградация? Они же приспособились...
- В том, что, отключив свой кожный покров, они сделали его практически нечувствительным. Отказавшись от кожного зрения, акулы отказались от своих методов общения.
Герхардт об этом даже не подумал. И в самом деле, он видел множество стай с равнины, которые сплетались друг с другом и двигались синхронно, ведомые одной мыслью. Акулы с установки являлись по отношению к ним дикарями. Добровольно или силой обстоятельств отрекшимися от прежних самих себя. От важной части, что делала их сплоченными, - общения. Помнят ли они, какими были? Раскаиваются ли они, что выбрали такой путь? Немец задумался и представил, как сейчас на дне некогда целостная цивилизация акул раскалывалась на две части. Что будет, если они встретятся где-нибудь на дне? Война?..
- Мы запустили необратимый процесс, - продолжил Михаил. - Скоро у буровой установки соберется целый город древних существ, которые будут считать ее своим домом! Страшно представить, что им предстоит испытать, когда экспедиция завершится и установка будет отключена. Вновь погружение во тьму, вновь возвращение к кожному зрению. Смогут ли они пережить это?
- Но это не скоро произойдет, - ответил Герхардт. - Сколько метров бур прошел вглубь литосферы?
- И пятой части еще не прошел... Да, ты прав. Будем надеяться, что в будущем появятся причины посерьезнее, чтобы остаться там. Иначе мы рискуем, сами того не желая, уничтожить весь их вид.
Оба товарища устремили взгляд вперед и несколько секунд не разговаривали. Чем дальше они были от берега, тем сильнее становился ветер. Михаил Васильевич укутался в плащ, а Герхардт наоборот расправил плечи и грудь.
- Знаешь, что мне до сих пор кажется странным? - произнес ученый вдруг. - Как девятый и десятый смогли включить такой яркий свет там у установки?
Герхардт усмехнулся.
- Все просто, - ответил он, - они повернулись дном в нашу сторону...