Молча всхлипнула девушка, сидевшая напротив сэра Ролана. И крепче прижалась к своему спутнику — молодому, худосочному и заметно побледневшему. Про него конфидент еще подумал, что он мог быть не то успешным учеником, не то подмастерьем какого-нибудь цеха. Чье ремесло вряд ли было связано с поднятием тяжестей или иными испытаниями для телесных сил.
Еще один пассажир — немолодой, невысокий, но коренастый и с грубым обветренным лицом — весь подобрался. Ни дать ни взять, дворовый пес, приметивший чужака. И по такому случаю равно готовый как к драке, так и к бегству.
— Разбойники, — коротко бросил Крогер, отстраняясь от окошка. И привычным движением положил руку на эфес меча.
Между тем лесные головорезы уже выбрались на дорогу и обступили дилижанс, окружив его нестройным кольцом. Еще один разбойник прохаживался, косясь на трупы лошадей. Да неуклюже сострил заодно: «Зато мяса у нас теперь много».
Затем он подошел к дверце дилижанса и грубо, настойчиво постучал.
— Э! Есть, кто живой? — выкрикнул разбойник при этом, — хотите и дальше быть живыми — отзовитесь. Да выходите по одному. Ну и дальше… карманы, кошели, сумки. Учтите, я пока добрый. Пока по-хорошему прошу.
Всего с этим увещевателем разбойников было одиннадцать человек. Столько насчитал сэр Ролан, прикидывая шансы в предстоящей схватке. Да, численный перевес имелся у противной стороны — причем подавляющий. Но, во-первых, умение и в бою кое-что значит. А во-вторых не стоило забывать, что такие вот шайки лесные в основном состоят из подлого трусливого отребья. Что если и лезет в драку, то только в одном из двух случаев: либо когда абсолютно уверено в успехе, либо если загнано в угол, поставлено перед выбором — сражаться или умереть.
Последняя особенность людей, чей дом — лес, а промысел — грабежи на дорогах, хоть немного, но обнадеживала. Вполне возможно, как предположил конфидент, если удастся убить двух или трех головорезов, остальные уберутся восвояси. Главное, нанести им потери внезапно и как можно быстрее. Чтобы ошеломить врага, напугать и тем снизить шансы на ответный удар.
Да, у разбойников имелись арбалеты — по меньшей мере, два. С другой стороны, дилижанс вполне мог послужить надежным укрытием от арбалетных болтов. На крепость, осажденную да неприступную, он, правда, не тянул. И тем не менее.
Еще Ролан рассчитывал на помощь коренастого мужичка, коего сам мысленно сравнил с псом. Да, оружия у «пса» не наблюдалось, ну так он мог где-нибудь прятать… нож, например. Или палку.
— …значит, по-хорошему не хотим, — потерял терпение говорливый разбойник, — ладно, будет по-плохому.
«Дотянусь или нет, — в то же самое время думал конфидент, — и успею ли?..» Имел он в виду окошко, ближайшего к нему разбойника, а также собственные шансы поразить его.
Головорез-переговорщик сперва пнул в дверь с размаху, затем, очевидно сообразив, дернул ее на себя. Один раз, другой. Но в тот самый миг, когда она открылась, первым, что встретило разбойника внутри дилижанса, оказался меч Крогера. И последним, как оказалось, тоже. Бывшему капитану городской стражи Нэста хватило лишь одного мгновенного движения — и клинок пронзил головореза насквозь.
А в следующий миг Ролан высадил ногой стекло в окне. Ближайший из головорезов отпрянул инстинктивно… но недостаточно далеко. Шпага конфидента ткнулась ему в живот, и разбойник, охнув да зачем-то прижав к ране руку, осел на землю.
Порадовало Ролана и то, что сраженный им супостат оказался одним из арбалетчиков. И гибель его делала шайку в целом чуть менее опасной.
Еще один счастливый обладатель арбалета, заметив гибель подельника, выстрелил в направлении окошка дилижанса. Без особого толку выстрелил, ибо конфидент успел отпрянуть. Единственное, чего добился незадачливый стрелок — просвистевший совсем близко арбалетный болт напугал девушку-пассажирку, ехавшую в компании худосочного паренька. Та взвизгнула и, трясясь от страха, совсем вжалась в жесткое сиденье. Точно хотела раствориться в нем.
— Ого! Вы так, значит? — раздался возмущенный возглас. Это дал о себе знать «пес». После чего сам вступил в игру.
В руке у него появился камень. Самый обыкновенный, разве что смотревшийся неестественно гладким от усердной шлифовки. Камень был увесистый, размеру отнюдь не маленького — чуть ли не с два кулака. Что, впрочем, не помешало «псу» метнуть его легко и неуловимо.
Пролетев примерно в дюйме от побледневшего, покрывшегося испариной, лица худосочного юноши, затем мимо голов Ролана и Крогера, камень вынесся через окошко наружу. И угодил разбойнику-арбалетчику прямо в лоб. Тот, наверное, даже понять ничего не успел. Так и рухнул, даже не выпуская своего оружия из рук.
Новых выстрелов не последовало.
Парочка головорезов — из тех, видимо, что посмелее — предприняли последнюю попытку штурма. Размахивая один дубиной, а другой топором, они сунулись к двери дилижанса. Однако при виде Крогера с мечом да сэра Ролана со шпагой, удаль свою боевую малость подрастеряли. Сначала замерли, вероятно, задумавшись: атаковать им предстоит, защищаться или лучше таки спасаться бегством. А в итоге сдали назад под окрик одного из подельников: «Сваливаем, живо! Себе дороже выйдет…»
И лишь когда разбойники убрались с дороги, скрывшись, наконец, в лесу, сэр Ролан позволил себе выйти из дилижанса и осмотреться. Отмечая, насколько густой лес вокруг, насколько теряется в его полумраке тянущаяся впереди дорога. И насколько хотя бы кусты, растущие вдоль обочины, удобны для засады, оценил тоже.
— Да-а-а, дело дрянь, — были его слова при этом, — стратегическое отступление… увы, неизбежно.
— Сэр, — с непривычной для себя робостью обратился к конфиденту Крогер, — когда проезжали… в общем, я трактир приметил. Недалеко. В миле примерно отсюда.
Мы еще вернемся в нашей истории к сэру Ролану, его телохранителю и их нежданным злоключением. А пока уделим внимание еще одному человеку, коему предстояло сыграть тоже немалую роль. Речь пойдет о веллундце Джилрое… о жребии своем до поры и не помышлявшем.
Когда миссия в Клыкастых горах была успешно выполнена, а тем паче, после разгрома Ковена, и его величество и королевский конфидент были единодушны. По их общему мнению бывший прихвостень ныне покойного Джавьяра сполна искупил свою вину. Простили ему, и приснопамятное проникновение в замок, и угрозу расправиться с принцессой… липовую, на самом деле, и похищение ожерелья. Никто Джилроя более не удерживал, он был отпущен на все четыре стороны. Причем, что ценно, не с пустыми руками. На ту сумму, что веллундцу выдали прежде, чем он вышел за ворота Каз-Рошала, можно было приобрести неплохой домик в столице. И на прожитье кое-что осталось бы. На то время, пока новоиспеченный столичный житель искал бы работу.
Лодвиг Третий умел быть благодарным.
«Не хотел бы на службу при дворе поступить? — осведомился у Джилроя напоследок сэр Ролан, — жил бы в замке. О пропитании и крыше над головой точно бы душа не болела».
«Э, нет уж, благородный сэр, — с почти нарочитой небрежностью в голосе отвечал веллундец, — как по мне, любая служба — это немножко каторга и чуток темница. Что у Джавьяра, что у вас. То есть, нет-нет, а приходится пойти куда-то и сделать что-то, чего сам не хочешь, а велели. Так что пойду-ка я лучше… свободой насладиться».
Казалось бы, в стремлении этом — обрести свободу да наслаждаться ею — ничего предосудительного не было. Другой вопрос, что отношение Джилроя к службе, например, при дворе или к работе на дельца, сколь могущественного, столь же и нечистоплотного, распространялось, увы, на любой труд вообще. Проще говоря, работать веллундец не любил, а работать на дядю тем паче. Или… если посмотреть с другой стороны, вся огромная столица немаленького королевства почему-то не желала предоставить своему новому обитателю такую работу, которая пришлась бы ему по душе.
Яму копать? Наколоть дров? Или поучаствовать в разгрузке караванных подвод? Все подобные предложения Джилрой игнорировал, только что не отплевываясь. Во-первых, считал для себя унизительным такой труд — спину гнуть, напрягаться и все за гроши. Ну а во-вторых, что греха таить, силенок не хватало. Телосложение-то у уроженца солнечного Веллунда, было далеко не богатырским.
Что касалось труда, в меньшей степени связанного с поднятием тяжестей, а в большей — с умом, умением и сноровкой, то ему следовало перво-наперво… научиться. Потому любой цех, от ткацкого до кузнечного, если и готов был принять новичка, то исключительно в качестве ученика. Иначе говоря, мальчика на побегушках при мастере, трудиться на которого предстояло в течение первых нескольких лет разве что за еду и кров. И это в лучшем случае. Если мастера, нуждающегося в ученике, вообще удалось бы отыскать.
О стезе белоручки, вроде жреца, мага или, скажем, писаря, в случае Джилроя вообще не приходилось мечтать. Ввиду незнания оным хотя бы грамоты.
Посему, оценив все расклады и, как он думал, разобравшись с желаемым и действительным, направился Джилрой не собственный пот проливать, но чужое пиво. В ближайшей таверне и по сходной цене. Не пополняя тем самым свой денежный запас, а совсем наоборот.
Помимо хмельного напитка, нашлись в таверне и другие забавы, милые сердцу давно взрослого, но по-детски беспечного лентяя. Девицы — не блещущие внешностью, но зато легкодоступные, непритязательные и не шибко обременительные для кошеля. Игра в карты или в кости. Ну и просто беседа в приятной компании. Где все друг другу рады, друг дружку уважают и ценят… на словах. Чуть ли не в вечной дружбе клянутся. А на следующее утро едва ли даже способны вспомнить имя хоть одного товарища по недавнему застолью.
Как бы там ни было, а первого же вечера на воле, вечера, проведенного в таверне, хватило Джилрою, чтобы осознать: соскучился он по такой жизни. По пиву, девкам, пьяной болтовне, а также картам и костяшкам. Понял веллундец, чего ему не хватало, когда он оказался под колпаком короля и сэра Ролана. Повторения захотелось… затем еще и еще. А опомнился Джилрой только неделю спустя. С неприятным удивлением обнаружив, что кошель с монетами из королевской казны похудел чуть ли не наполовину. Веллундец же, при всех своих недостатках, был не из тех двуногих, которые живут одним днем.
Следовало спасать положение. Искать способ заветный кошель — пополнить. И, по-прежнему не желая ни спину гнуть, ни напрягать мозги, Джилрой обратился к одному из своих, уже имеющихся, талантов. Тому самому, из-за которого и пересеклись их пути с конфидентом Лодвига Третьего.
Проще говоря, сумевший проникнуть в замок, веллундец тем более смог пробраться в один из столичных домов. Принадлежал оный дом человеку далеко не бедному, так что без добычи Джилрой не остался.
Однако праздновать успех и почин было рано. О произошедшем в городе очень быстро стало известно — причем даже не страже. Ее-то участия здесь вообще не потребовалось. А как удалось разыскать виновника, сам Джилрой даже не представлял. Но факт оставался фактом.
Уже на следующий вечер в таверну, где проводил время веллундец, явилась парочка громил. Джилроя они перво-наперво выволокли на улицу да хорошенько отдубасили. Затем заставили отдать украденные вещи, сбыть которые незадачливый вор, разумеется, не успел. После этого веллундцу еще раз врезали — так сказать, для закрепления науки, пущего осознанья, а если повезет, то и просветленья тоже. И уже напоследок объяснили дерзкому новичку положение дел.
Во-первых, если оный новичок и впрямь хотел, живя в столице, промышлять кражами, ему следовало бы для начала украсить плечо соответствующей татуировкой. А получить ее можно было у предводителя городских воров, известного как Ханнар Летучая Мышь.
Во-вторых, сбывать краденое надлежало не абы где, а в строго определенном месте. По тем ценам, которые там назначат. А как иначе — скупщикам-то ворованных вещей тоже есть-пить надо.
Где найти это нужное место, громилы соблаговолили сообщить тоже. Другой вопрос, что для Джилроя эти сведения были по большому счету бесполезны. Потому что имелось во всей этой ситуации еще и «в-третьих». В той части города, где находился обокраденный веллундцем дом, промышлять дозволялось тоже только определенным людям. Чьи имена известны, причем никакого Джилроя среди них не было.
Кем именно дозволялось — пояснить громилы не соблаговолили. Сочли явно лишним. Зато проявили толику заботы, заранее уберегая незадачливого вора от разочарования. Для чего сообщили, что столица в основном поделена между более опытными собратьями Джилроя по ночному промыслу. Теми, кто прожил в ней неизмеримо дольше.
Еще, говорили громилы, в некоторые дома вообще влезать нельзя. И законы его величества были ни при чем. Просто хозяева этих домов заблаговременно догадались откупиться от ночной братии. Чтобы не лишиться ненароком какой-нибудь вещички, что-де очень им дорога.
Так что вывод был ясен. Не стоило новичку тратить время и, что немаловажно, здоровье в поисках свободной ниши в мире ночной столицы. Разве что в порту он мог попытать счастья. С тех, кто облегчает кошели и сумки залетных моряков, обычно взятки гладки. Моряки-то что — как зашли в очередную гавань, так и вышли. Чужие в чужом городе, сами по себе, никому до них дела нет. Правда, если застигнут с рукою, тянущейся к их денежкам, могут и навалять. Да так, что мало не покажется. И опять-таки безнаказанно.
Наставление-предостережение это стало последним, что узнал Джилрой за время общения с громилами. «Вот интересно, а отобранные у меня вещи они хозяевам вернут, — подумал еще уроженец Веллунда, — или скупщикам отнесут? Чтоб себе… ну или кому-то из своих карманы пополнить?»
Интересно-то оно было интересно. Но вот беспокоить посланцев столичной воровской братии лишним вопросом Джилрой все равно не осмелился.
Итак, со стезей вора не выгорело. Однако ж веллундец не унывал. Но вскоре сообразил взглянуть на свои, далекие от праведных, развлечения с другой стороны. Так, наверное, первый в мировой истории художник однажды понял, что может не просто мазать холст или стену краской, изображая разные фигуры и предметы в собственное удовольствие. Но еще и способен забавами своими приносить радость другим… за разного рода, а лучше выраженную в материальной форме, благодарность с их стороны.
То есть, конечно, о чужой радости и о принесении пользы кому-то еще, кроме себя, Джилрой по-прежнему и думать не желал. Зато решил, что посиделки в таверне могут приносить отнюдь не только расходы, подслащенные хорошим настроением. Но доход — тоже. И игра в те же карты показалась веллундцу неплохим способом этот самый доход получить.
Ну а дабы капризный Мергас, удачу дарующий, вдруг не превратил возможную прибыль в убыток, решил Джилрой в игре банально жульничать. Шулерством он, кстати, грешил еще в Веллунде. Но тогда, благодаря Джавьяру имевший подстраховку от нищеты, играл, как правило, все-таки честно. Зато теперь, когда от исхода игры зависела его жизнь, Джилрой предпочел не рисковать. Стараясь, чтобы был этот самый исход ровно таким, как нужно ему.
Опять-таки облапошивать партнеров по карточной игре никакие громилы и даже сам Ханнар Как-Его-Там не запрещали. Ведь так?
В первой же игре Джилрою удалось разжиться неплохой суммой. Правда, когда он сел за карточный стол вновь, пару дней спустя, шулерство веллундца было замечено. В результате, во-первых, игра оказалась преждевременно законченной, во-вторых Джилроя избили, а в-третьих сам хозяин таверны, где он успел стать завсегдатаем, велел убираться и больше не приходить. Не оскорблять честной народ своим присутствием.
Сия неудача, если и обескуражила Джилроя, то несильно. Ибо столица была велика, питейных и вообще увеселительных заведений в ней хватало. Новости же — и уроженец Веллунда давно успел в том убедиться — не всегда распространялись далеко и быстро. Отнюдь не всегда.
Во избежание же новых конфузов Джилрой принял кое-какие меры предосторожности. Решив, прежде всего, почаще менять таверны. Не захаживая в каждую из них подряд больше двух-трех раз. Еще он счел нужным умерить свои аппетиты. Если и выигрывая, то понемножку. Так, чтобы соседи по игровому столу не сильно расстраивались, как можно меньше злились и, соответственно, не превращали досаду свою от неудачи во вполне конкретные подозрения.