— И чего же ждет этот Виктор? Что такого важного он пытается высмотреть, сидя в кустах? — с легким раздражением и неизвестно у кого, спросила Ева про себя. — У Бренди скоро одновременно и шея вывихнется и сердце не выдержит!
— Держитесь рядом, чуть позади меня и старайтесь не привлекать к себе лишнего внимания, — наконец через плечо бросил девушкам мужчина, поправил повязку, перехватил палку с закрепленным в торце камнем и решительно двинулся вперед.
— Что ты там разглядел? — спросила, а скорее пропищала Ева, неожиданно для неё самой ставшим слишком уж звонким голоском.
— Ничего необычного. Сейчас на месте получше присмотримся, — пообещал ей Виктор, поводя слегка запрокинутой назад головой от плеча к плечу.
Ступив на твердую поверхность плато, Элен первым делом нагнулась и вдобавок к своему шесту, подобрала с пыльной земли острый длинный каменный осколок, формой похожий на тот «зуб», что сейчас был «за поясом» у Виктора. Покосившись на действия спутницы, Ева решила последовать её примеру и тоже принялась взглядом исследовать землю в поисках какого-нибудь подходящего аналога.
— Брось! — произнес мужчина, снова каким-то необъяснимым чутьем углядевший манипуляции брюнетки за своей спиной и пояснил, — Палки хватит, если что. Пока не время демонстративно вооружаться. Если навалятся всерьез — камень тебя не слишком выручит, а вот спровоцировать агрессию слишком активным внешним милитаризмом — можно запросто. Особенно девушке. — И помолчав, понижая голос, добавил, — Вообще: если наши дела пойдут не очень радостно — не дурите и не раздумывайте. Совсем. Просто бегите — не дожидаясь, пока все станет совсем уж худо.
Растерянно переглянувшись, девушки промолчали.
…На первых двух десятках пройденных шагов, их появление осталось незамеченным для подавляющего большинства находящихся на плато — уже стоящих на ногах или сидящих на земле людей.
Кроме одного: приближающегося к пожилому возрасту мужчины среднего роста с невзрачным, неброским и незапоминающимся морщинистым лицом, увенчанным хищным ястребиным носом, с сухим, но крепким телом, густо покрытым татуировками и острым колючим взглядом внимательных бесцветно-холодных глаз.
Ева не была уверена, но ей все же показалось, что Виктор и этот, несомненно, весьма опасный горбоносый человек с пугающими её неприятными глазами, обменялись не только взглядами, но и короткими, почти не заметными со стороны кивками.
Над площадкой стоял негромкий гул множества голосов. Словно растревоженный пчелиный улей гудел. Беспокойно, смятенно и озабоченно.
Люди не расходились в стороны — видимо их пугала непроницаемая для взглядов стена леса. Они сбились во множество тесных кучек и активно что-то обсуждали. Хотя конечно и так понятно что — недавнее пробуждение в иной реальности и свое нынешнее положение.
Сразу же бросалась в глаза, пожалуй, основная сейчас деталь: три наиболее ярко выраженных сообщества — образовали свои, обособленные от посторонних группы. Бывшие заключенные разместились отдельно от императорских гвардейцев и тирийцев. Две последние общности также не стремились сливаться друг с другом и остальными людьми.
…- Йюу-утурлрлилололи! — на манер тирольских песен, внезапно придурковато заверещал один из недавних арестантов. Его тощие ноги с широкими, как будто расплющенными коленными суставами, словно сами по себе разболтанно выплясывали что-то непонятное. Между них вихлясто болтался половой член не отягощенного ненужными комплексами «танцора». Ева с гадливостью отвела глаза от этого не слишком приятного зрелища.
— Не дурошлепь, Кермит, остынь до поры! — почти не разжимая бледных и тонких, похожих на земляных червяков губ, посоветовал ему «опасный», чуть заметно покривив своим обильно оплетенным глубокими морщинами лицом. И хотя горбоносый говорил весьма негромко, видимо исключительно для своего внутреннего круга, но его хрипловатый низкий и холодный голос с «ржавчиной», был услышан практически всеми на площадке.
— Так свобода же, Гриф! Вот я и… — дурашливо удивился узколицый и при этом широкоротый просто до безобразия «танцор».
— Уймись, я сказал. Лучше вон тем отставшим пассажиром займись.
Мигом затихшая и очень внимательно прислушивающаяся к диалогу бывших заключенных площадка, не сговариваясь повернулась в сторону, куда смотрели блеклые и хищные глаза горбоносого.
Абсолютное внимание всех «изгоев»: еще не до конца осознавших и принявших, как ранее свершившееся, так и ныне происходящее — обратилось на вышедшего из леса тщедушного, долговязого и очень сутулого мужчину средних лет, кое-как опоясанного широким пальмовым листом, словно полотенцем. Одной рукой он поддерживал свою активно стремящуюся развернуться и соскользнуть набедренную повязку, другой прижимал к животу свернутый кульком, чем-то наполненный лист — такой же из какого была сооружена «одежда» мужчины.
— Что это у тебя там? — издалека громко поинтересовался большеротый Кермит, отделившийся от толпы и неспешно двинувшийся навстречу мужчине.
— Еда! — горделиво и громко поспешил оповестить всех присутствующих «собиратель».
— Какой же ты молодец, дружок! Просто нет слов! Добытчик! — похвалил его «лягушачий рот», — Ну, и чего ты замер-то, кормилец? Не стой столбом — неси свою еду поскорее сюда.
— Зачем? — не понял или наоборот уже все прекрасно понял, но внутренне запротестовал мужчина, — Я сейчас объясню, где её еще много. Всем должно хватить, если вокруг поискать…
— Ты не понял простых слов — «неси сюда»? Может быть, ты вообще плохо понимаешь этот язык? — глумливо и нарастяг, почти пропел Кермит. — Ты слабоумный? Или слишком дерзкий?
Большеротый приблизился почти вплотную к человеку со свертком. Он двигался порывисто и дергано, как двигаются либо очень возбужденные, либо находящиеся под воздействием каких-то веществ люди.
Остановившись в полутора шагах от собеседника, Кермит без дальнейших разговоров и прелюдий лениво смазал его по лицу открытой ладонью.
Вытянув шею как совсем недавно сестра — молодой, глупой и любопытной гусыней, Ева из-за высокого плеча, сбоку, заглянула в лицо Виктора. И разглядела на нем только совершенно спокойное, равнодушное созерцание происходящего. Легкий «спортивный интерес» клиента тотализатора, так и не поставившего свои деньги ни на одного из соперников. «Похер фэйс».
Лорд моментально уловил её движение. Почти не разжимая губ, негромко произнес:
— Я кому сказал — не высовываться? Стоять за плечом!
Все так же на цыпочках Ева послушно отодвинулась на полшажочка назад.
Покосившись, Виктор не то посоветовал, не то отдал приказ:
— Аккуратно и без суеты позови сюда свою сестру. Лучше не сходя с места — жестами.
Она кивнула.
… - Сюда давай, говорю, убогий! — и не дожидаясь ответа или действия мужчины-«собирателя», большеротый «танцор» сбил оппонента с ног уже настоящим быстрым ударом, который Ева даже не успела заметить.
Плоды — те самые, похожие на яблоки, высыпались из свертка и покатились по пыльной земле в разные стороны.
Кермит подскочил к упавшему и начал наносить удары ногами по телу лежащего мужчины. Не разбирая куда бьет и явно совершенно не сдерживая силу. Сейчас легкий, теплый и нежный ветер разносил над плато одни лишь глухие звуки.
С какого-то момента тот перестал реагировать, прикрываться руками и даже негромко пристанывать при очередном полученном ударе. Из удрученно молчащей толпы не доносилось ни единого вздоха или шороха.
Только в группах тирийцев, арестантов и гвардейцев, расположившихся по краям толпы, время от времени раздавались поощряющие смешки и негромкие, вполне одобрительные комментарии происходящего.
Войдя в раж, Кермит стремительной хищной птицей наклонился к земле и почти сразу же резко распрямился, поднимая над головой обе руки с зажатым в них не очень большим, но увесистым камнем. Откуда-то справа раздался пронзительный и испуганный женский визг, оборвавшийся на самом взлете…
Ева панически взглянула на Виктора, а сразу после на ястребиный профиль Грифа.
Лица обоих мужчин были удивительно спокойны и внешне абсолютно безучастны к ужасу, происходящему всего в двух десятках шагов от них…
Резко и с усилием брошенный вниз камень чавкающее ударил в висок и скулу мужчины. Его тело конвульсивно дернулось, слабо всплеснуло руками и на миг сжавшись в комок — распрямившись пружиной, вытянулось в бурой, сухой пыли. Еве показалось, что до её ноздрей в то же мгновенье донесся запах крови умирающего человека. Вместе с резкой вонью пота его убийцы.
…Именно в этот момент сестра наконец-то увидела её. Они всего на миг пересеклись затравленными взглядами испуганных зверьков, но Бренди вдруг резко отвернулась и точно слепая, не разбирая пути и натыкаясь на людей, кинулась в сторону из толпы. Едва выбравшись на свободное место, с утробным звуком извергла из себя содержимое желудка.
Несколько пар глаз, провожавших её нежданное порывистое движение, вернулись на прежнее место. Туда, где продолжались более важные и значительные для их обладателей события. К бурому сгустку на сером боку камня, лежащего рядом с головой мертвеца… К подергивающемуся лицу его убийцы, прикованные к земле взгляды не поднимались.
Еве же очень захотелось впасть в состояние страуса — не видеть и не слышать ничего из того, что уже произошло и чему еще только предстояло вот-вот произойти здесь.
— Что вы себе позволяете? — тяжелую тишину, до того прерываемую лишь смешками и короткими фразами доносящимися из трех групп по краям толпы, внезапно нарушил визгливый, не слишком твердый, но достаточно громкий женский голос из самого её центра. — Немедленно прекратите это!
Подчеркивая свою полную непричастность к прозвучавшей реплике, толпа быстро раздалась в стороны, демонстративно отделяя себя от источника шума, который сразу же с искренним интересом начали высматривать представители сразу всех трех пугающих людей сообществ.
Через несколько мгновений в центре образовавшегося пятачка осталась стоять лишь одна, прикрывавшаяся руками женщина.
Немолодая, высокая и полноватая. В целом пожалуй приятной внешности, но с излишне крепким волевым подбородком и хищным ртом, портившим всю картину. С красивой и явно искусственно сделанной грудью, солидным жировым запасом на дряблом животе и множественными растяжками на бедрах, особенно заметных на её смуглой коже. Видимо дама блюла здоровье и периодически усиленно худела…
Виновница шума растерянно оглянулась по сторонам, но тут же взяла себя в руки и тряхнув седеющими у корней каштановыми волосами, набрав воздуха в грудь, еще громче продолжила:
— Подобные действия недопустимы! Я, как начальница седьмого отдела департамента… — здоровенная каменюга глухо, но достаточно громко ударила прямо по центру её груди. Второй камень, поменьше — прилетел со стороны гвардейцев и ударил куда-то в голову.
Женщина сдавленно охнула и размашисто опрокинулась на спину со всей высоты подломившихся, длинных и крепких, начинавших оплывать целлюлитом, но все еще привлекательных ног. С костяным стуком приложилась затылком о лежащий сзади неё валун. Дернувшись и раскинув руки, затихла…
— Жива дамочка, — констатировал подскочивший почти сразу же следом за камнем, плюгавый Кермит, приложив длинные, тонкие и такие же суставчатые как ноги, пальцы к её шее и после быстро ощупав кости черепа женщины, — Сомлела только немного. Ничего — отойдет, кляча вислозадая! "Начальница департамента"! — издевательски осклабившись щербатым ртом, цыкнул зубом он, словно подводя итог произошедшему только что инциденту, а заодно карьере и всей прошлой жизни лежащего без сознания тела.
— Вот и хорошо, — вслед за разболтанным, продвигаясь мимо еще более раздавшейся в стороны толпы, к её центру, впереди всей своей арестантской команды, прокомментировал Гриф своим заржавелым голосом, — Под себя её заберу. Такие бабы-кони, с норовом — меня заводят.
— Значит, теперь главное, — буднично, даже не повышая тона, без паузы продолжил он, остановившись точно посередине толпы, — Нет здесь больше ни начальников департаментов, ни командиров, ни властей! Теперь вы все — пассажиры нашего корабля. Уяснили?!
— Пиратского! — дурашливо захохотал все тот же Кермит.
— Меньше шелести, сказал! Утомляешь своей суетой. — тихо, но так что, снова услышали все до единого, с ленцой произнес глава заключенных. — Но по сути, этот не слишком приятный внешне юноша, прав. Теперь только нам решать: кому что делать, как жить, что мы можем себе позволить, а что пока не очень интересно…
— И нам тоже, — совершенно не стыдясь своей наготы, видимо даже нешуточно гордясь своим мужским достоинством и выпячивая его, с вызовом встал в нескольких шагах напротив него — бритый налысо огромный тириец, с круглым смуглым лицом, с маленькими глазками, сросшимися на переносице густыми черными бровями и плоским, словно вдавленным носом.
Хотя даже на Евин, не слишком искушенный взгляд: гордиться тем, что находилось у него ниже пояса — тирийцу особо не стоило. Если же смотреть сугубо с художественных позиций — пропорционально остальных впечатляющих габаритов гиганта — его стержень так и вовсе представлял довольно неказистое и нелепое зрелище. Где-то даже жалкое и смешное.
В целом же — варвар впечатлял и даже поражал своей монументальностью. Могучий, здоровенный, обезьяноподобный, с мощным волосатым торсом, столбоподобными ногами и пугающими своей толщиной мускулистыми ручищами, перевитыми толстыми жилами.
— Не стану даже спорить с этим, южный брат. — совершенно спокойно, как к должному, отнесся к заявлению могучего гиганта, глава арестантского сообщества.
Обезьяноподобный удовлетворенно кивнул, с шумом втянул широким ноздрями горячий воздух и неторопливо обвел пристальным взглядом анаконды замершую толпу людей, боявшихся даже дышать. Недолго постояв в молчании, все также совершенно нисколько не смущаясь своей наготы, двинулся в направлении Евы, Лорда и Элен.
Наконец-то добравшаяся до сестры Брен, раненой горгульей больно вцепилась ей в руку чуть повыше локтя. Дернула в сторону, пытаясь убрать за себя… Забыв о своей привычной трусости — старшая сестра пыталась защитить младшую. Ева торопливо и признательно улыбнулась ей и тут же метнулась глазами назад. К Виктору, страшному гигантскому тирийцу и неумолимо сокращавшемуся между ними расстоянию…
Глава 9. Ева
Сдавленно похрустывая песком под тяжелыми шагами, гигант приближался.
Его плоское и широкое, лоснящееся от пота лицо было бесстрастно и безмятежно.
Только маленькие бусинки кабаньих глаз были внимательны и говорили о том, что внешне спокойный тириец не упускает ничего из происходящего вокруг, контролируя каждое движение. Как свое, так и всех окружающих.
На дороге у гиганта, как и по обеим сторонам от него было совершенно пусто. Безмолвно и быстро расчищаемый толпой коридор был широк и свободен. Смотреть на тирийца не осмеливался никто.
Поспешно отодвигаясь в сторону, люди лишь бросали короткие взгляды в сторону трех «одетых» счастливиц и мужчины, стоящего впереди них. Еве показалось, что в некоторых из поглядывающих на их компанию глаз, помимо интереса нет-нет, да и мелькало что-то весьма напоминающее злорадство. Ведь именно к ним, сейчас так выгодно выделяющимся на общем фоне, направлялся этот страшный человек… Впрочем на глубокое осмысление людских эмоций у неё не находилось ни времени ни желания. Сейчас Еве было страшно, как никогда прежде. Еще страшнее, чем совсем недавно в камере для перемещения. Гораздо. И хотя смуглый дикарь не озвучивал своих намерений — казалось очевидным и неоспоримым, что тириец движется именно к ним.
Над плато висело плотное, густое молчание. Словно темная предгрозовая туча в любой момент готовая разразиться ударом грома и сверканием молний.
Даже группы гвардейцев и арестантов затихли, скомкав ехидные фразочки и погасив гадкие смешочки.
Примерно на половине пути взгляд гиганта столкнулся со взглядом Виктора.