Практически в каждом доме, в каждой квартире, каждый вечер ведутся те самые "кухонные разговоры". Что в стране всё плохо, что все беды пришли с загнивающего Запада. Ой, ли? Нас что, за горло хватали, заставляя принимать с восторгом чужие ценности? Да и ещё, по своей исконно русской привычке, изгваздать то немногое хорошее, что просочилось по недоразумению. Так в чем вина Запада? Не лучше ли поискать недостатки в самих себе? А зачем?
В стране плохо. Кто же спорит, вот только одними разговорами положение не исправить. Действовать не пробовали? И опять же: зачем? Да и не желает никто, времени нет, ведь с утра на работу - кушать то хочется, жена новую шубку требует, ребёнок вечно хнычет: ему то же что-то надо. И потом - вождя нет, за которым хотелось бы пойти. Вот как только появится, так мы сразу, всем скопом и ух! держись, вражина! Всех сметём, разрушим это царство беззакония и построим, наконец, социализм.
Ага, щас! Никто и пальцем не шевельнёт. Сейчас хоть и плохо, но стабильно плохо, а что будет, если вдруг решатся действовать, ещё неизвестно. Так что лучше копошиться в нечистотах, кое-как выживая, попутно поругивая власть и чувствуя себя этаким революционером, чем окунуться в неизвестность. Оно спокойнее.
А сколько криков вокруг! Да мы, да нас, не допустим, не позволим! Чушь! Если уже на святое наплевали, если кто не понял, я о ветеранах, то возникает весьма закономерный вопрос: а вправе ли такой народ вообще существовать. Помню, несколько лет назад наш гарант повелел одарить ветеранов автомобилями "Жигули". Молодец! Браво! Брависсимо!!! Лучше бы пенсию положил достойную, урод! Но не в этом дело, точнее, не совсем в этом. Один восьмидесятилетний старичок, ветеран, на груди полный иконостас, как раз перед этим лишился квартиры. Поощряемые бездействием нашего правительства риэлторы постарались. И больше года этот героический дед прожил в тех самых, презентованных "Жигулях". И осень, и зиму, и весну. И это в центре города, на глазах у всех. Но ни один человек не оказал помощи. Молчу уже про чиновников, с ними и так все ясно, но простые люди, бывшие некогда соседями, проходили мимо и совесть даже не смогла их заставить отпустить стыдливо глаза. Как будто так все и должно быть.
(Реальный факт. Если кто не верит, предлагаю полазить по интернету. После того, как старик заболел, история получила широкую огласку).
И опять же: вправе ли такой народ существовать? Или он заслуживает того, что имеет, или того, кто его имеет? Я не коммунист, но случись подобное в Союзе, головы бы полетели на хрен. А если точнее, то подобного случиться просто не могло, так как в чести ещё были гордость, честь, уважение, память. И где это все? Вытравилось за четверть века. Точнее вытравили, сами, а не мифические происки Запада.
Сдох русский народ, вымер, словно мамонты, одно название осталось. Да я и сам был таким, был, покуда это дерьмо не коснулось меня лично. Так что я нисколько не лучше и не хуже остальных. Точно такой же. Существовал, точно шакал, питающийся падалью, жрал, пил, срал, трахался. Опустился до скотского уровня и в ус не дул. Но теперь... Меня разбудили. А остальных?
Я прекрасно понимаю, что объявленная мной война не вызовет горячего отклика. В лучшем случае, дальше пресловутых "кухонных разговоров" дело не пойдёт. А то и вычеркнут из памяти - какой смысл волноваться, ведь, как известно, нервные клетки не восстанавливаются. Хотя, скорее всего, возненавидят, как возмутителя спокойствия. Никому не хочется перемен, точнее хочется, но непременно к лучшему, без потрясений и, а как иначе, без усилий.
Нет, я не претендую на роль вождя, упаси бог, не считаю себя и революционером. Меня не прельщает клич: "Мы наш, мы новый мир построим". Если честно, мне плевать на мир, на страну, на народ, я жажду исключительно мести, а к чему это приведёт, мне все равно. Возжелает народ подняться - флаг в руки, нет - это его проблемы.
А как же любовь к Родине? Она есть, причём не меньше, чем у прочих, но при этом я прекрасно осознаю, что, как бы банально это не звучало, насильно мил не будешь. Либо сами, либо идите в задницу - третьего не дано. Повторюсь, мне безразлично, что будет со страной. Моя цель - месть и ничего более.
Все, кого я казнил и кого ещё предстоит, причинили боль мне лично, пусть даже они никогда не слышали ни обо мне, ни о моей жене. Банкиры виновны в том, что практика "доения" стала нормой и абсолютно не важно, с кого это началось - главное, что продолжилось. Не захотели жить честно - значит, умрут, столько, скольких смогу достать. Со следователями прокуратуры, как и с прочими правоохранителями, та же история - мздоимство у них в крови и ничем, кроме как пулей, его оттуда не выкорчевать.
Одно могу сказать совершенно точно: не я эту войну начал и не мне ее завершать. Я буду биться до последнего. Не до победы - она невозможна, но до конца. Каким бы он ни был...
Виктор Зинчук "Не возвратить".
Мелодия плавно течет по комнате и, отражаясь от стен, выплывает в распахнутое настежь окно, где ее подхватывает ветер, унося все дальше в вечерний полумрак. Я лежу на кровати, заложив руки за голову, уставившись в потолок, еле освещенный светом дисплея музыкального центра. На меня навалилась апатия, как будто душ, вместе с грязью, смыл оставшуюся энергию...
Медленно-медленно открывается дверь и в комнату входит ОНА. Живая, со слегка грустной улыбкой на лице. Вьющиеся волосы рассыпались по обнаженным плечам - на ней тот самый сарафан, который я с таким трудом уговорил купить. На ножках синие туфельки. Год назад мы приезжали в Красноярск. В первый же день находились до того, что к вечеру она, непривычная к каблукам, не могла больше сделать ни шагу. Еле успев до закрытия, я прибежал в магазин и купил ей новую обувь - легкую, удобную. Это был первый подарок, принятый ею без возражений.
- Здравствуй, Малыш,- я пытаюсь подняться с кровати, но не могу.- Ты вернулась!
- Андрюша, что ты творишь?- спрашивает она, укоризненно качая головой.
- Ты о чем?
- Зачем вся эта кровь? За что ты убил этих людей?
- За что? Они отняли тебя, обрекли на муки. Я помню твое лицо - оно каждый раз передо мной, стоит только закрыть глаза. Я знаю, что ты страдала. Боюсь даже представить насколько сильно, но знаю. И после этого я должен их простить?!
- А не за что прощать. Я сама совершила глупость.
- Так отмени ее! Вернись! Пусть все окажется страшным сном!
- Нет, зайка, поздно. Отсюда не возвращаются. Я пришла попросить тебя остановиться. Хватит убивать - мне больно видеть, как ты себя губишь. Уезжай куда-нибудь, начни новую жизнь, стань счастливым. Я знаю - ты меня никогда не забудешь, но это не значит, что ты должен всю жизнь страдать. А сейчас извини, мне пора. К тебе пришли.
Я хочу закричать, остановить ее, но не успеваю - она уходит. Сбросив оцепенение, сажусь на кровати. Так это был просто сон? Не может быть. Я же ясно ее видел, чувствовал присутствие, а в комнате, несмотря на распахнутое окно, до сих пор витает ее запах...
Хлопнула входная дверь. Остап пожаловал или кто-то из его подручных. Как не вовремя! Одеться что ли? Нет желания. Конечно, встречать гостей в трусах дурной тон, но мне плевать. И с кровати я не встану - не хочу.
Дверь открылась, и в комнату ворвались ароматы дорогого парфюма, перебивая запах любимой женщины. На пороге замерла высокая, стройная девица, броский макияж которой, вкупе с откровенной одеждой, недвусмысленно давали понять о роде занятий. И у кого, интересно, хватило ума отправить ко мне шлюху? Остап или Марат? Скорее первое.
- Заблудилась?- грубо бросил я.
- Нет, я пришла, куда надо,- томным голосом промурлыкала она.- Ты ведь Андрей?
- Допустим.
- И штаны спустим!- жеманно хихикнула она.- Меня к тебе отправили. Говорят, здесь мальчик, нуждающийся в утешении и ласке.
- Они ошиблись. Я ни в чем не нуждаюсь и меньше всего в твоем обществе.
Девушка слегка повела плечами и вот платье соскальзывает к ногам, выпуская на волю высокую, упругую грудь как минимум третьего, а то и четвертого размера. Танцующей походкой приближается ко мне вплотную, ее ладонь ложится мне на живот, затем соскальзывает ниже.
- А ты уверен? Кстати, меня зовут Мальвина.
Девица опустилась на колени, сдернула с меня трусы, шаловливо улыбнулась.
- Да ты уже готов, милый,- прокомментировала она.
Вытащила из сумочки презерватив, надорвала упаковку, и, запихав его в рот, склонила голову к моему члену. Обхватила губами и медленно натянула "резинового друга". Умелая тварь! Сразу видно - опыта ей не занимать. Губы все плотней обхватывали плоть, голова убыстряла движения, но мне этого было мало. Откуда-то изнутри начал вырываться зверь, о существовании которого я и не подозревал. И этот зверь желал властвовать, унижать, порабощать.
Я положил ладонь на затылок Мальвины и с силой надавил.
- Глубже, сучка! Глотай!
И она повиновалась. Заглатывала, сжимая плоть горлом, отпускала и вновь заглатывала. Я, почувствовав, что скоро изольюсь, вытащил член, сдернул презерватив и запихал обратно до самого конца. Взрыв. Семя брызнуло в горло, девушка начала давиться, но я не ослаблял нажим. Зверю понравилась власть и унижение.
Наконец Мальвина освободилась и, стоя на коленях, подняла голову и посмотрела на меня. Этот взгляд, полный незаслуженной обиды, должен был остановить, вернуть назад, в человеческий облик, но зверь вырвался на волю. Во мне бушевало бешенство.
Схватил девушку за плечи, поднял, развернул и одним резким движением ворвался внутрь. Она вскрикнула от боли, но я не остановился, наоборот, вошел еще глубже. И еще... Еще... ЕЩЕ! Это был не секс - долбежка, изнасилование, называйте, как хотите. Зверь упивался беспомощностью жертвы...
А потом я, обессилев, отступил от поскуливающей Мальвины, опустился на кровать и, склонив голову к коленям, спрятал лицо в ладонях. Господи, что со мной происходит? Откуда во мне эта тьма? Неужели она всегда жила где-то глубоко внутри, ожидая возможности вырваться на волю? Кем я стал? Убийцей. Насильником. Я погружаюсь все глубже и до дна осталось совсем немного.
Я поднял голову и бросил взгляд на лежащую в позе зародыша девушку. Лицо ее было закрыто волосами, но я видел, что она плачет - плечи мелко сотрясались. На нежной, едва загорелой коже явственно проступили следы моих пальцев. Почувствовав мой взгляд, она повернула ко мне заплаканное лицо. Слезы вперемешку с тушью стекали по щекам, оставляя грязно-синие дорожки, помада размазалась.
- Уходи,- прошептал я, не в силах смотреть на дело своих рук.- Убирайся. Пошла вон отсюда. ВОН!!!
Трясущимися руками Мальвина с трудом натянула платье и выскочила из комнаты. Хлопнула входная дверь.
Ушла.
Я поднялся с кровати и, не обращая внимания на собственную наготу, подошел к стене и уперся в нее лбом. Я - умер. Это конец. Теперь действительно возврата нет. Совсем. И да гореть мне в аду!..
Мальвина, стоя перед Маратом, с жадностью пересчитывала деньги. Приличная сумма, много больше, чем обычно. Эх, почаще бы такие клиенты попадались: глядишь, и удалось бы вырваться.
- Как всё прошло? - спросил Марат, когда она прятала деньги в сумочку.
- Без проблем, - Мальвина довольно улыбнулась. - Клиент полный лох, повёлся и на слёзы, и на, якобы, причинённую боль. Сейчас, наверное, головой об стену бьётся, наказывая себя за "жестокость". Наивный мальчик, мне его даже немного жалко: знал бы он, что порой с нами вытворяют, умом бы тронулся.
- Заткнись, дура! - отрезал Марат. - Что бы вы делали, если бы на свете не было таких, как он, когда подойдёт к концу подстилочная карьера? Пройдёт несколько лет, и ты, сучка, уже никому не будешь нужна. А так, даже у такой поблядушки, как ты, есть шанс выскочить замуж и жить нормальной жизнью. Так что не смей вякать и проваливай. И никогда не упоминай о том, что сегодня произошло, иначе изуродую так, что до конца дней будешь пугаться своего отражения в зеркале.
Мальвина испуганно кивнула и убежала, лишь удаляющийся перестук каблучков какое-то время служил напоминанием о её недавнем присутствии. Подождав ещё немного, Марат достал из кармана телефон и набрал номер.
- Остап? Всё прошло так, как ты и задумал... Да, страдает... Разумеется... Результат?.. Завтра узнаем... Мог бы и не напоминать - я понимаю, что с него лучше глаз не спускать... Понял... Последняя проверка и в Снежный.
Глава девятая.
- Слышал, ты вчера неплохо повеселился?- Марат повернулся ко мне и едва заметно поморщился.- Жестко.
- Заткнись!- бросил я.- И впредь не отправляй ко мне девиц - надо будет, сам найду.
Марат хмыкнул и отвернулся. Мы в машине, ждем часа "Ч", минуты "М", секунды "С". Стволы в спортивной сумке на заднем сидении, на нас отвратительные "рэперские" куртки с капюшонами, бесформенные штаны и кроссовки на мягкой подошве. На руках, разумеется, перчатки - мы же не в кино, где про отпечатки забывают все и каждый. Я прислушиваюсь к себе и не нахожу ни малейшего следа мандража.
Бессонная ночь внесла коррективы. Я понял - нельзя оставаться прежним, мне это только мешает. Нельзя вслед за "общечеловеками" повторять о недопустимости насилия. "Ударили по правой щеке - подставь левую". Правда? Один подставил, другой, третий... А дальше? В конце концов, кому то надоест бить по щекам, ладонь тоже не железная, и врежет чем-нибудь потяжелее. Например, дубиной. Дальше - больше. Дубину заменит на кастет, нож, пистолет, наконец. И пойдет этот кто-то крушить черепа, резать, стрелять и никто его не остановит, потому как: "на насилие нельзя отвечать насилием".
Бред, мать вашу! Все хотят быть белыми и пушистыми, жить в своем собственном мирке, в котором нет места злу. Но такого просто не может быть! Все мы сталкиваемся с несправедливостью, в большей или меньшей степени, но лишь единицы реагируют адекватно. И не от этих ли "белых и пушистых" исходит наибольшая опасность?
Нападает на такого беспредельщик в переулке. Снимай, говорит, шапку, куртку, часы, отдай кошелек. И тот отдает, лишь бы в живых остаться. И зачастую остается. Все хорошо, тряпки дело наживное, может менты найдут, а даже если и нет - главное живой, но... Грабитель уже почувствовал безнаказанность. Он выйдет на дело на следующую ночь, и на следующую, и на следующую. Затем ему захочется большего: очередную жертву он изобьет, изнасилует, убьет. И ниточка потянется.
А теперь представим следующее: нарывается этот беспредельщик на человека, готового дать отпор, получает в зубы, по почкам и, для верности, пару раз тяжелым ботинком по ребрам. Глядишь, желание поживиться за чужой счет пропадет надолго, если не навсегда. И этим "противоправным" действием спасется несколько жизней.
Да, кому-то придется вымазаться в дерьме, чтобы "белым и пушистым" спокойно жилось на этом свете. Да, все остальные станут тыкать в него пальцем, кричать, что так нельзя, "нехорошо". Да, от него отвернуться даже самые близкие. И да - это цена выбора.
Я свой сделал. Никто меня не принуждал, не подталкивал - я сам решил. Закон один для всех, но справедливость у каждого своя. Эти суки, сидящие за окном, фактически убили мою жену. И что? Они испытывают муки совести? Не спят ночами? Нет! Гоняют чаи, наверняка с тортиком, смеются над шутками, слушают музыку, ходят по выходным в кино или просто гуляют со своими близкими. И это справедливость? А вот хрен вам в зубы.
Если спустить все на тормозах, то они обнаглеют. Продолжат ломать судьбы, губить жизни, оставаясь теми самыми "белыми и пушистыми". Прощать нельзя, обращаться в суд бессмысленно, значит остается одно - вершить справедливость своими руками, погружаясь все глубже и глубже в говно. И никаких колебаний, никаких угрызений совести. Хватит.
Я бросаю взгляд на часы - осталось три минуты. Отлично. Роли давно расписаны - Марат валит охранника, затем страхует, на мне остальные. На все про все две, максимум две с половиной минуты. И это с учетом моей неопытности.