Точно так же, как Лиза и Тара должны были принять это.
Генри был всего лишь орудием судьбы. Ничего больше.
Им придется смириться со своей участью.
(точно так же, как ты должен был принять свою собственную, Генри, а? люди гадят на тебя, бьют, как собаку, выжимая из тебя жизнь)
Он думал о старшей, Таре. Она была шлюхой, и он это знал. Иногда можно было просто сказать. То, как она говорила, слова, которые она использовала, сварливый тон в ее голосе, то, как она кричала на него, пока не поняла, что она была бессильна, а затем она стала застенчивой, милой, невинной маленькой нашкодившей девочкой. Потом она даже предложила ему свою щелку, как всегда делают пезды, думая, что у них есть что-то отдаленно уникальное, чего нет ни у одной другой пизды на планете.
Да, Тара Кумбс была пиздой.
(да, да, о да)
Генри знал многих из них, и они всегда были одинаковы, и, в конце концов, все они набросились на него, вонзили нож ему в спину и затеяли злые игры. Ну, на этот раз этого не случится. Тара была той, кто будет участвовать в играх разума.
У Генри были на нее свои планы.
(мама знает, что лучше делать то, что говорит мама)
Большие планы.
Когда он закончит с ней, эта наглая пизда будет такой же сумасшедшей, как и его мать. Такая же хреновая и без причуд.
Они будут играть в эту игру вместе.
Одно движение за раз.
И только он будет знать, что это за цель.
- Подожди, Тара, - сказал он себе под нос. - Ты даже не представляешь.
16
00:15
Есть вещи и похуже крови.
Вещи похуже, чем уборка после убийства.
Например, похищение твоей сестры.
Чтобы твою сестру похоронили заживо.
Гораздо худшие вещи.
Вот что говорила себе Тара, складывая в мешок останки Маргарет Стэплтон. Все, что Тара знала о подобных вещах, она почерпнула из романов и телешоу. Она вспомнила, что видела какой-то фильм про бандитов, где они разрезали тело, а затем завернули каждый кусок в черный пластик, аккуратно заклеив каждую упаковку, как рождественский подарок. И именно этим она сейчас и занималась. Она заперла все двери, достала здоровенные мешки, двадцатипятигаллоновые, размером с лужайку, и разрезала их, пока не нашла материал для работы.
Сначала, после того как этот чертов монстр повесил трубку, она набрала полицию. Повесила трубку, снова набрала номер. Затем бросила трубку на рычаг. Если бы все было так просто. Но он наблюдал за ней и сказал ей об этом, и ей придется играть в игру с этим ублюдком, если она хочет когда-нибудь снова увидеть Лизу.
Но голос, тот же самый голос твердил ей: Hе делай этого... вызови полицию. Не лезь еще глубже в эту паутину гребаного безумия. Он манипулирует тобой. Лиза, возможно, уже мертва. Hо она не была... Тара знала, что это не так. Лиза жива. Но она похоронена в гробу. И осознание этой самой ужасной формы похищения, которую она только могла вообразить, было подобно тому, как ножи вонзаются в нее, режут ее, разрезают и заставляют истекать кровью, заставляя все хорошее и чистое бежать от нее реками и оставляя внутри пустоту, которую можно будет заполнить только тогда, когда она снова увидит свою сестру, когда она будет держать Лизу в своих объятиях и знать, Дорогой Бог, что она в безопасности, в безопасности, в безопасности. Тара, похитители всегда советуют не обращаться в полицию. Они всегда утверждают, что следят за домом. Они всегда угрожают убить. Это их сила, их сила. Они держат тебя за яйца и знают это. Это садизм, но садизм – часть болезни... игра с близкими людьми. Нельзя доверять извращенному уму, который так думает. Ты видела эти настоящие криминальные шоу... очень часто похитители все равно убивают своих жертв, независимо от того, что они говорят.
- Пошел ты, - сказала Тара этому голосу, загоняя его в подвал своего сознания.
Закрыв его там.
Это был голос разума, да, голос здравого смысла и логики, только у этого голоса не было младшей сестры, которая жила в кошмаре, была в страшной опасности, балансируя на краю какой-то черной, голодной ямы с сумасшедшим психом, трахнутым уродом-похитителем, готовым столкнуть ее с края.
Это была битва воли... ее собственной и этого разумного голоса в ее голове.
Но она победила.
Она сделает то, что должна сделать, чтобы защитить свою сестру.
00:17
Когда она впервые вошла в кухню, этот ужасный мясной, сырой запах ударил ей в нос и в горло, она разрыдалась и упала на колени, ее рвало до тех пор, пока не осталось ничего, кроме болезненных сухих вздохов. Во второй раз она попыталась сделать то же самое. Но в третий раз... зная, что времени на брезгливую девчачью чушь просто нет... она обмотала ноги Маргарет. На ней были желтые перчатки Playtex, но даже так мертвый вес и жирное, холодное ощущение этих конечностей были отталкивающими. И когда она упаковала руки, одна из них – возможно, левая – выскользнула из ее рук, и холодная рука Маргарет коснулась ее запястья. Боже милостивый, это ощущение... как будто тебя ласкает мясо.
Она ахнула и упала, а мертвая рука шлепнулась на кафельный пол.
Во рту у нее была кровь, и она поняла, что это потому, что она только что прокусила нижнюю губу.
Ладно. Держись.
Она посмотрела на часы. Ей нужно было спешить.
- Ты можешь это сделать, - прошептала она себе под нос. - У тебя нет выбора.
00:19
Cнова за дело.
Мертвый груз. Да, тот, кто придумал этот термин, обращался с мясным ассорти подобным образом. Потому что каждая рука была тяжелой, а каждая нога словно наполнена свинцовыми шариками. Было нелегко завернуть их, заклеить эти непристойные черные пластиковые пакеты скотчем. Но она сделала это – каким-то образом, каким-то образом – ее кишки медленно и скользко ползли вверх по задней стенке горла все это время. Затем голова. Дыша так тяжело, что ей показалось, будто у нее начинается гипервентиляция, Тара протянула руку, которая так сильно дрожала, что практически хлестала ее по запястью. Она стиснула зубы и попыталась схватить ее за волосы... но как только она прикоснулась к ней, она вздрогнула.
Человеческая голова.
Это была человеческая голова.
- Сделай это, - сказала она. - Просто сделай это.
Она так крепко стиснула зубы, что ей показалось, будто челюсть вот-вот сломается. Тара протянула руку и схватила Маргарет за волосы. Иисусe! Это ощущение. Как горсть змей. Хуже, гораздо хуже. Даже сквозь латексную перчатку она чувствовала свернувшуюся кровь в этих седых локонах. Она схватила волосы, собрала их в пучок и вытащила голову из раковины. Сушилка для посуды вышла оттуда вместе с головой, потому что плохой человек не положил туда голову Маргарет, а с силой опустил ее вниз, пронзив зазубренными стойками, которые должны были удерживать тяжелые тарелки и сервировочные блюда на месте.
Голова была тяжелой.
Лицо было серо-белым, забрызганным засохшей кровью, которая казалась почти черной. Глаза были открыты, остекленевшие и с пристальным взглядом. Из перекошенного рта текла кровь, размазанная по подбородку.
Выпуская невольный, почти дико звучащий крик, Тара дернула за голову одной рукой, сжала сушилку другой, повернув ее яростно из стороны в сторону, и ее почти стошнило снова, когда она увидела лужу липкой крови в раковине и услышала мясистые, влажные звуки ножек сушилки, которые выходили из обрубка шеи.
Она чуть не отбросила ее в сторону, содрогнувшись от отвращения.
Но она не сдалась, бросила ее в здоровенный мешок и завязала.
Потом туловище.
00:39
Тара достала из гаража старый ковер, предназначенный для свалки, и расстелила его. Туловище было тяжелым. Единственный способ упаковать его в ковер – это скатать. Она толкнула его, и оно перевернулось, издавая липкий, чмокающий звук, когда отделилось от скользкой застывшей крови, приклеивающей его к полу. Туловище перевернулось с шлепающим глухим звуком. Она положила его на ковер, и что-то черное и зловонное вылетело из его задницы. Дерьмо. Зловоние заполнило кухню, и Тара чуть не потеряла сознание, когда оно заполнило ее ноздри, газообразное и отвратительное.
Она быстро скатала тело и туго перевязала ковер бечевкой.
Стараясь не думать и не чувствовать, все внутри нее запуталось в тугие узлы, она выбросила перчатки в мусорное ведро. Затем она загнала машину в гараж и расстелила пластик на полу багажника. Ей потребовалось около двадцати минут, чтобы все погрузить.
01:15
Bедра и горячая вода, швабра и отбеливатель.
Она скребла и мыла, ведра ее были наполнены грязной розовой водой, которая вскоре стала темнее, сгустки крови плавали на поверхности. Рыдая, всхлипывая, она принялась за дело, собрав все силы, которые у нее еще оставались. Она все мыла, мыла и мыла. В своем неистовстве уборщицы она перебрала все по меньшей мере четыре раза. Потом она избавилась от воды и сполоснула швабры и ведра в стоячей ванне внизу. Все это тоже отправилось в машину, потому что ни за что на свете она не могла оставить все это лежать здесь после того, для чего она его использовала.
Ты ведь знаешь, что ты только что сделала, не так ли? Ты не только скрыла преступление, но и замела его следы. Ты удалила вещественные доказательства, которые копы могли использовать, чтобы прижать это животное. ДНК, все... исчезло.
Тобой манипулировали.
Она отказывалась думать о таких вещах.
Хотя в кухне стоял резкий запах белизны, пропитанного аммиаком, все еще чувствовалась отвратительная вонь мяса и телесных жидкостей. Она зажгла свечи с благовониями. Курила сигарету за сигаретой.
Потом она пошла в ванную и привела себя в порядок.
Она не смотрела на себя в зеркало, и главным образом потому, что боялась того, что могло бы там увидеть. Потому что Тара знала одну вещь. Одно было неоспоримо: она уже не та, что прежде. Она уже никогда не будет прежней. Невозможно пройти через такой кошмар и остаться неизменным. Она была... осквернена. Как будто что-то хорошее, чистое, теплое и очень человеческое в ней было вырвано с корнем, обработано грязными пальцами, испачкано, осквернено и завернуто в дерьмо, а затем засунуто обратно в нее. И она чувствовала это, чувствовала мерзость того, что было внутри нее сейчас... прогорклую грязь, которую она никогда, никогда не сможет отмыть.
Я верну Лизу, - подумала она. - Я верну свою сестру, и да поможет Бог этому больному сукину сыну, который заставил ее пройти через это, заставил меня пройти через это.
Он будет страдать.
Познает боль.
И прямо тогда и прямо там Тара знала, что это не была какая-то расстроенная реакция, какая-то наполовину испеченная фантазия мести, которая никогда, никогда не произойдет. Это было по-настоящему. Человек, похитивший ее сестру, должен был умереть. И его смерть должна быть невероятно ужасной.
Осознание того, что она способна на нечто подобное, почти пугало ее.
Почти.
01:41
Когда она уже собралась уходить, зазвонил телефон.
Этот звук пронзил Тару насквозь, пронзив сердце ледяной иглой. Так скоро. Он уже перезванивал.
Она схватила трубку радиотелефона. Ее голос был ровным, бесстрастным:
- Да?
- Привет, леди, - ответили на другом конце провода. - Ты еще не спишь?
В течение одного сумасшедшего, шатающегося момента, Тара не могла вспомнить, кому принадлежал этот голос. Ее мозг был заполнен нечеткими образами, все они были разрозненными и ужасно не сфокусированными. А потом получилось. Стив. Стив Круз. Это Стив, дура. Твой парень. Она проглотила что-то похожее на страх и сказала совершенно спокойно:
- Я как раз собиралась ложиться спать.
- У меня есть идея.
Она замерла. Она не знала, как на это ответить. Сексуальные намеки. Игра.
- Звучит неплохо. Но я слишком устала. Напряженный, тяжелый день.
- Бедняжка. Когда же я увижу тебя снова?
- Не раньше конца недели. Может быть, в пятницу.
Он засмеялся.
- Так долго. Я умру.
- Держи хвост пистолетом.
На мгновение воцарилась тишина.
- Тара... ты в порядке? У тебя какой-то странный голос. Все в порядке?
- Да. Все хорошо. Действительно прекрасно, - oна вздохнула, пытаясь расслабиться. - Плохой день. Напряженная неделя. Я в порядке.
- Может быть, я проберусь туда как-нибудь ночью и...
- Ты не можешь этого сделать!
- Ого, леди! Я просто валяю дурака.
Она слишком тяжело дышала, и он, должно быть, услышал ее.
- Мне очень жаль, Стив. Просто я немного нервничаю.
Неужели она только что это сделала? Неужели она действительно заикалась? Все это время она думала, что это чушь собачья, когда люди так поступают в книгах и фильмах. Но слова вырывались как быстрый огонь.
- Я все тебе компенсирую. Мне просто нужно немного поспать.
- Ладно, я понимаю, - но по его голосу было ясно, что он ничего не понимает. - Ты уверена, что не хочешь, чтобы я приехал? Посидел вместе с тобой?
- Нет. Уже поздно. Мне нужно поспать. И тебе тоже.
- Хорошо, Тара. Увидимся.
Он повесил трубку, прежде чем она успела сказать что-то еще, и, возможно, это было к лучшему. Ее разум метался в слишком многих направлениях одновременно, мысли спотыкались сами о себя. Линия связи между ее мозгом и голосом была сильно нарушена. Тогда она поняла, что не может рассчитывать на то, что сама скажет то, о чем думает, или подумает о том, что говорит.
Боже милостивый, ничего не имело смысла.
Интересно, будет ли это когда-нибудь снова?
1:46
Она очень медленно вдыхала и выдыхала, стараясь удержать свой мир от того, чтобы он не вышел из-под контроля еще больше, чем сейчас.
Она мысленно видела лицо Стива, и там, где когда-то оно приносило огромную радость, теперь оно приносило печаль и боль.
- Я знаю, что люблю тебя, Стив. Я знаю, что ты мне поможешь. Ты сделаешь все для меня и для Лизы. Но я не могу рисковать и впутывать тебя в это дело. Привлечь полицию, ФБР. Никто не может сделать то, что должно быть сделано сейчас, кроме меня.
Зная это, она закрыла лицо руками и закричала так громко, как только могла.
Поторопись, Тара... часы тикают.
17
Стив попытался заснуть после разговора с Тарой, но сон никак не шел.
Он лежал, скрючившись от напряжения, все еще слыша голос Тары. У него было какое-то странное чувство, которое он раньше не испытывал и которому не мог дать названия. Он знал, что ее жизнь состояла их двух работ и она пыталась растить свою младшую сестру. Это было очень тяжело для любого человека. Она была измотана, только не замечала этого или не хотела замечать, и если ей говорили притормозить, она злилась, и Стив не раз убеждался в этом на собственном примере.
Может быть, все было так, как она сказала.
Может быть, она просто устала, немного измотана.
Стив этого не знал. Это было вполне логично, но что-то в нем просто не укладывалось, и как он ни старался, оно не могло оставить его в покое. В окно светила луна. Он слушал, как листья взрываются на тротуаре, и удивлялся. Там что-то было. Что-то в ее голосе. И последующий эффект от разговора с ней был таким же, как если бы он подкрепился двумя чашками очень черного, очень крепкого кофе.
Уже почти два часа ночи, болван. Тебе не следовало звонить ей так поздно.
Нет, ему не следовало этого делать. Но всю ночь у него было странное ощущение... катастрофы. Он не мог ни понять его, ни опознать. Оно просто было. Прилипло к нему.
Все так, как она сказала, - снова сказал он себе. - Она устала. Это все.
Но это просто не укладывалось у него в голове.
Он встречался с Тарой уже два года, и за это время, помимо того, что влюбился и очень сильно хотел жениться на ней, он научился распознавать ее настроение. Он чувствовал ее инстинктивно. Он знал, что так всегда бывает с супружескими парами. И этот инстинкт кричал в его голове, говоря ему, что что-то было ужасно неправильно. По телефону ее голос звучал то подавленно, то раздраженно, то опустошенно, то почти головокружительно. Как будто ее мозг был настолько перегружен, что она беспорядочно перепрыгивала эмоциональные дорожки. Не только угрюмые вершины и долины, но и горные вершины и подземные трещины. Было что-то в ее голосе, что-то, что встревожило его, и он просто не мог пройти мимо этого.