И потекли дни, за днями. Тревога за супруга ела душу. Плохо ему было, чувствовала это даже на расстоянии. Но свёкор, переодевшийся наконец-то и сменивший листок на костюм сверху и все в алых тюльпанах семейники снизу, не давал мне возможности улизнуть и проверить, как там Дронд. Следил за мной много лучше чем служанки и лекари вместе взятые. И как-то так заряжал позитивом, при помощи пошлых шуток, что улыбалась даже через не хочу. Отъедалась, отсыпалась и от моей улыбки и повышающегося настроения, снова цвели цветы, пели птицы и мои подопечные с каждым днём выглядели всё лучше и лучше, счастливей и довольней.
А я всё равно тяготилась тем, что мужа увидеть не могу… Хорошо мне запомнился подслушанный случайно разговор. Он эту жуткую болезнь, у меня забрал… а я так глупо над ним пошутила. Имел полное право обидеться. Он для меня всё-всё делал. Любые капризы выполнял. Болел и болеет сейчас за меня… Пообещала себе больше так глупо не шутить и всё-таки держать себя в руках, и прекращать быть загибающейся чуть что мимозой. И сад на мне, как популярно разъяснил свёкор. Без моего света, ни сад, ни животные не выживут… Я их подпитка, их возможность жить там, где места живым нет. И раз уж так получилось, то вся ответственность за их жизни на мне. Но вот на вопросы, касающиеся того, почему и зачем я там, где живые не выживают, папаша даже не думал отвечать. Тут же менял тему, придумывал кучу шуток, вспоминал про то, что мне есть или пить нужно, но прямого ответа не давал. И в тёмные комнаты не отпускал, отгрохав в моём райском саду все необходимые для помывки и приведения себя в порядок помещения.
Долго думала, почему ему проще было это всё выстроить, чем ходить за мной по пятам в темноте… И решила, что он просто не может там находиться, а одну отпускать не рискует. Что, логично. Если он Свет, а там где обитает сынок — Тьма. Помню её обиженную, выталкивающую меня вон… Так вот, вспоминая свои ощущения, могу сказать, что вполне может быть, что папаша к сынку в гости надолго приходить не может, в тёмные-то покои. Но почему он смог задержаться рядом со мной? В прошлый-то раз не стал засиживаться. А теперь днюет и ночует… Или продолжительность пребывания как-то зависит от самочувствия и присутствия Повелителя мёртвых? Тоже возможный вариант.
А где-то через недельку, появился мой супруг. Свёкор почти сразу же откланялся, прежде наказав сыну выполнить супружеский долг и порадовать меня новыми позами. Как всегда, зажёг, а я сидела красная, не зная куда глаза от смущения девать. А ещё почему-то сердце частило, срываясь в сумасшедший бег от одной мысли, что муж пришёл, и больше, вроде не обижается. Я нервно комкала одеяло, не в силах поднять взгляд на Дронда. Но, сделав над собой усилие, произнесла:
— Пожалуйста, снимите перчатку… одну, — и тут же зачастила, боясь, что не дасть договорить. — Я знаю, свет обжигает. Но на мгновение можно же, да? Пожалуйста…
Колебался недолго… Снова идёт мне навстречу, выполняя каприз? Снял перчатку, показывая чуть поджившие на ладони шрамы издалека. Но кожа шелушится, и всё ещё трескается… Видно, невооружённым взглядом видно кровавую сеточку, стоило ему только пальцами шевельнуть и не зажившие ещё раны раскрылись. Поднялась с постели, потянулась навстречу, успев ухватить огромную ладонь прежде, чем мужчина натянул перчатку обратно. Моими тонкими пальцами только пытаться удержать такую большую руку. Но мне и не нужно обхватывать ладонь целиком… Жалко, что он ходит в перчатках, одежде, обуви… Ему ведь больно ощущать прикосновение ткани к не зажившей ещё коже. И мой свет тяжело терпеть… Потому быстро и невесомо погладила ладонь супруга там, где кожа выглядела лучше всего и легонько коснулась губами, а после подняла глаза, полные слёз на Повелителя мёртвых и выдхнула:
— Спасибо.
— Не стоит, — тут же вырвал руку из моих пальчиков и натянул перчатку. — Как вы себя чувствуете?
— Хорошо, спасибо, — ответила послушно. — Вы больше не обижаетесь? — в немой мольбе прижала ладошки к своей груди, пытаясь заглянуть в тёмные глаза, не видные сейчас за краем капюшона.
— Нет, — ответил односложно и как всегда ровно. — Вы не против, если я побуду здесь?
— Вам же больно так сидеть, — тут же обеспокоилась его состоянием. — Вам сейчас к себе нужно. Снять одежду, ведь давит же и боль причиняет. И неудобство…
— Жалость… — с непонятной мне досадой сказал супруг. — Переживу, не мучайтесь лишними эмоциям. Не первый и не последний раз.
— И всё равно я буду переживать. И это не жалость. Это сопереживание, — возразила ему, отходя к своему ложу.
Попутно нагнулась над корзинками, погладила кошек и щенят. Найда убежала гулять одна. Котятки уже довольно уверенно держались на лапках и постепенно превращались в забавных игрунов и исследователей окружающего. Но сейчас они присосались к мамке, разнеженно улёгшейся на подушках.
— Сопереживание… жалость… Бессмысленные чувства, — отмахнулся он от моих слов равнодушно.
— А что не бессмысленно, Дронд? — впервые в разговоре назвала его по имени. — Что-то же не должно быть бессмысленно?
— Тьма. В ней есть смысл, — ответил не сразу, думала уже и не разродится.
— Какой? — мне правда интересно было, что он скажет.
И снова долго думал, прежде чем выдать:
— Без ночи не бывает дня. Тьма укрывает тех, кто вынужден прятаться и выживать. В тьме можно найти покой…
— Но разве нет того же в Свете? — улыбнулась ему мягко и светло.
— Как это? — тут же озадачился и сел в кресло, приготовившись слушать мои доводы.
Надо же, даже эмоции какие-то проявил, так я его заинтриговала.
— Без света не бывает ночи. И в Свете можно спрятаться, ведь свет ослепляет, давая возможность скрыться. Свет дарит ощущение радости и тепла. И в нём тоже можно найти покой, если не воспринимать за свет только огонь… Ведь бывает свет любви, эмоций, сопереживания, — слова сами приходили на язык, можно было только удивляться вдруг открывшимся ораторским способностям.
— Мы говорим о разном. Это два полюса, никак не соприкасающихся, — не согласился он со мной.
— Противоположные половины? Но как же это они не соприкасаются? Ведь свет причина появления тени… а ещё есть сумерки, когда и свет, и тьма смешиваются, — поражённая уставилась на него, ведь говорю же очевидные вещи. — А ещё в ночи можно заметить свет звёзд. И они, ночь и звёзды, вполне уживаются друг с другом.
— Этого я не учёл, — выдал он, подумав. — Но почему же тогда ваш Свет сжигает меня, а моя Тьма вас душит? Мне приходится её приструнивать… Ей очень хочется затушить вас навечно.
— А я могу приструнить свой Свет? — тут же вычленила нужную информацию из его слов. — Чтобы вас больше не обжигало? Ведь пока вы на меня не обиделись, в ваших покоях мне было более-менее комфортно, — а сама попутно подумала о том, что с супругом надо бы поаккуратней, если обидится ещё раз, сможет ли удержать свою Тьму?
Её обиженное дыхание очень даже неплохо запомнила. И как оказалось, оно для меня может стать последним воспоминанием в этой жизни. А не спровоцировала ли Тьма моё последнее умирание?
— Не знаю, — ответил честно. — Это вы у него должны спросить.
— Ещё бы понимать как… — прошептала расстроенно. — А вам очень убить меня хочется?
— Не мне, моей Тьме… Но мы с ней договоримся как-нибудь. Можете не бояться. Рядом со мной вам ничего не грозит, — потёр руку пальцами другой и вздохнул.
— Чешется и щиплет? — тут же вспомнила о том, что он болеет по моей вине.
— Снова жалость? — тут же спросил спокойным тоном.
— А если не жалость? Почему вам на ум приходит сразу она? — склонила голову на плечо и прищурилась, рассматривая мужчину сквозь ресницы.
— Вы очень сострадательны… Природа такая. Не можете не жалеть сирых и убогих, — голос звучит спокойно, но почему-то кажется, что этот разговор моему супругу перестал нравиться. — Что же тогда, если не жалость?
— Вы не сирый, и не убогий! — горячо запротестовала я. — Совсем нет! Почему вы решили, что я так думаю о вас?
— Вы не ответили на мой вопрос… Почему? — перевёл все стрелки на меня, хитрый.
— Какой вопрос? — честно пыталась вспомнить о том, о чём он меня спрашивал, но как-то вылетело из головы в пылу спора.
— Что тогда, если не жалость? — терпеливо задал его ещё раз.
А, действительно, что? Тут же озадачилась поиском ответа, уйдя в себя. Не знаю, сколь долго молчала, забывшись, но вздрогнула от того, что меня спросили:
— Ну?
— Благодарность, — взялась за перечисление того, что откопала в душе. — Сострадание. Сопереживание вашей боли, ведь виновница её — я. Желание помочь и облегчить боль… Знать бы только как… И нежность, — завершила ревизию собственных чувств и только потом поняла, что только что ляпнула. — Ой! — прикрыла рот ладошкой, но было уже поздно.
— Что? — мужчина подался всем телом ко мне, явно растеряв всю свою привычную невозмутимость.
— Ничего, — ну почему не существует функции возврата вырвавшихся случайно слов?
Супруг так разволновался, что скинул капюшон и уставился на меня во все глаза, переспросив ещё раз:
— Что? Это не шутка?
— Ой! — всё, что получилось выдавить из себя в ответ.
Пожалуй, ошарашен был не только Дронд, но и я… А вместе со мной и Леди, и синичка. Вон как кошка высунула голову из корзинки и на нас озадаченно смотрит. А синичка так вообще застыла изваянием, не скачет, не шевелится, просто глядит. И я не придумала ничего лучше, чем нырнуть с головой под одеяло и сказать:
— Меня нет!
— Алина, — голос мужчины звучал глухо, плохо его слышно через одеяло.
Чтобы не было слышно вообще, зарылась головой под подушку и заткнула уши. Ой, мамочки! И что теперь будет? А ничего и не было. Никто не стал меня трясти в попытках выпытать правду. Тишина и всё. Но не скоро решилась высунуть нос из своего гнёздышка. В кресле сидел лекарь, а супруга не было нигде, можно вздохнуть спокойно. Но не вздыхалось, потому что страшно было даже пытаться лезть к самой себе в душу. Что я там обнаружу, если пороюсь лучше? Не, не, не… Мне эти дебри не нужны. Лучше подумаю о том, что и у щенков глазки вот-вот должны будут открыться и о том, что малышня растёт, следует как-то обезопасить её от длительных прогулок по саду без меня и мамок. Да, здесь безопасно, но лучше животным находиться рядом со мной. Чем ближе, тем лучше. Раз уж я за них ответственная. Да и щенята проснулись, распищались… Очень вовремя, совсем не хотелось думать о том, что недавно выдала супругу… Ну её, нежность… И к кому? К тому, как и все остальные участвует в заговоре молчания и ничего мне не рассказывает? Так что, ну его. Нету у меня никакой нежности в запасе. Вся отдана моим кошкам, собачкам и птичкам. А все остальные переломятся и обойдутся.
Найда явилась почти сразу же, как щенята расскулились. И пришлось отвлекаться уже другим способом. Душик там принять, волосы расчесать… Задать себе вопрос, как выгляжу… Наряд бы красивый натянуть… На мыслях о наряде, вспыхнула как маков цвет и задохнулась, поняв, для кого наряды собираюсь менять. Раньше как-то этим не заморачивалась. Что давали служанки, то и надевала. Удобно и не мешает, и ладно. А тут зачем-то захотелось быть красивой и обворожительной. Так и тянуло надавать себе самой по рукам, и прекратить маяться дурью… У меня птицы сегодня ещё не кормлены, а я. А я — дура, кажется.
Усилие над собой сделала просто нечеловеческое, только для того, чтобы заняться повседневными делами, а не верчением вокруг зеркала. Но не спросить у появившейся после ухода супруга служанки не смогла:
— А мне, как Госпоже, какие-то платья кроме домашних полагаются?
— Я спрошу у Господина, — тут же порадовала меня желанием услужить девушка.
— Н-не надо! — воскликнула в ужасе.
Только не хватало ещё, чтобы о моём интересе к тому, как выгляжу, Дронд узнал. Я ж со стыда сгорю. Служанка поклонилась и возражать не стала. Надеюсь, послушается, и не станет ничего и никому докладывать.
Сегодня супруг отступил от привычного шаблона нашего прежнего общения, сформировавшегося до моего срыва. Пришёл вечерочком, перед тем, как я спать собралась ложиться. Появился в тот момент, когда я с Леди веселилась. Киса оказалась игривой и очень вёрткой. С удовольствием носилась за пёрышками на верёвочке и такие кульбиты отчебучивала, радуя меня своим хорошим настроением и самочувствием, что я то и дело заливалась смехом. И мужчину, наблюдавшего за нами на пороге беседки, заметила не сразу. Слёзы оттёрла, чуток успокаиваясь и отложила игрушку на столик. Леди выдохлась, следовало дать ей возможность отдохнуть и котятами заняться… И только тогда обернулась, почувствовав взгляд. Смешок застрял в горле, а сама я тут же потупилась, смущённо вцепившись в юбку платья.
— Вы плачете? — полюбопытствовал Дронд и сделал шаг к креслу.
— И да, и нет… Это слёзы от смеха. Леди очень забавная, когда бегает за игрушкой, — непроизвольно улыбнулась и кинула взгляд из-под ресниц на неожиданного визитёра.
— Мы так и не выяснили, пошутили ли вы… — не стал он ходить вокруг да около и сразу взялся за главное. Надо же, как его это волнует. Почему, интересно? — Пошутили, я прав?
И вот что ему ответить? И как его отвлечь от щекотливой темы? Настойчивый какой…
— Вы молчите, — ровно сказал он, так и не дождавшись от зардевшейся меня ответа и остался стоять, вместо того, чтобы в привычном кресле устроиться. — Значит, я прав. Шутка…
— А вы любите танцевать? — не придумала ничего лучшего, чем огорошить его неожиданным вопросом, отвлекая от смущающего меня разговора.
— О чём вы? — тон остался спокойным, но в нём проскользнуло удивление.
— О танцах, — состроила невинную мордашку и глянула на мужчину широко распахнутыми глазами. — Это когда двигаются в такт музыке… Вместе. Парами. Или по отдельности. Или сразу много людей… Танцы разными бывают. А вы умеете танцевать?
— Нет, — кажется, в очередной раз удалось выбиться из шаблона и озадачить супруга.
— А жаль, — вздохнула совершенно искренне. — Это же такое удовольствие. Особенно вальс, — и тут же подскочила с кровати, на которой до этого сидела. — А я помню как вальс танцевать! Представляете? А ну-ка, ну-ка… Идите ко мне, — впилась в мужчину хищным взглядом. — Я вас научу.
— Не надо, — так, сейчас сбежит, а партнёр на танец мне очень бы пригодился.
— Стойте! Куда вы? Это же так здорово — танцевать. Не с деревом же мне вальсировать? — задала вопрос капризным тоном, глядя в спину собравшегося уходить мужчины. — А… Уходите, раз вам не хочется. А ваш папа танцевать любит?
— К чему этот вопрос? — тут же насторожился супруг, спокойный голос дрогнул и нотки неудовольствия промелькнули или мне показалось?
— Тогда мы с ним станцуем. Вы же не хотите. Не с братом же вашим танцевать. Он меня не жалует. И вас тоже, — если уж добивать, то окончательно и полностью. — А больше я никого не знаю… Хотя. Есть же лекари.
— Они помнят ровно столько, сколько нужно для того, чтобы вас вылечить. Танцы я как-то не посчитал жизненно необходимыми в этом деле, — просветил он меня спокойно, прежде развернувшись ко мне лицом.
— А кто решал, что нужно помнить мне? — затаила дыхание, тут же забыв про вальс.
— Вы хотели научить меня танцевать, — не стал отвечать, паразит и сделал шаг ко мне. — Я в вашем распоряжении. А ваша память… Не в моей юрисдикции, — слово-то какое сложное знает, умник.
— Музыку бы… — протянула с сомнением, что-то мне моя затея уже интересной не казалась.
А вдруг нежность активизируется? Или слушаться перестанет? Прикоснусь… и всё? Переклинит? Но выбора-то нет, если уж назвался груздем… Боюсь, супруг не переживёт, если выяснит, что над ним снова подшутили. Да и не шутила я в тот момент.
Неохотно подошла к высоченному богатырю. Я ему еле-еле макушкой до плеча достаю. Со стороны мы будем смотреться очень забавно. Слон и моська, самые настоящие и неподдельные.
— Так, возьмите меня за руку, — хорошо хоть пока на расстоянии будем стоять. — Вот так. Второй рукой за вторую мою ладошку. Обе руки вытягиваем перед собой. Вот так… — так, расстояние всё ещё безопасное. — А теперь, вы с правой, а я с левой ноги. Топаем поочерёдно ногами. На счёт. Ритм вальса — число три.