Сила Воли - Иванович Юрий 16 стр.


Расставленная для завтрака снедь и ароматы простенького чая, заставили проснуться девицу Бельских. С первой минуты бодрствования она выглядела страшно обиженной, надувала губки бантиком, демонстративно смотрела в окно и явно сдерживалась от недовольного фырканья. Даже сбегав в туалет и умывшись, она добрей не стала. Похоже, она никак не могла понять, как так случилось, что она уснула? Вот вроде парень её щупал, шептал нечто ласковое и …раз! Всё пропало во сне?

Тогда как Киллайд легко делал вид, что ничего не замечает. Наелся, напился и вновь с блаженством устроился на своей полке. Ещё и острить попытался:

— Если появилось дикое желание поработать — ляг, поспи! Неуместное желание сразу пройдёт.

Ему даже закрыть глаза не удалось. Анастасия уселась к нему и стала бесцеремонно тормошить парня за плечи. И возмущалась при этом:

— Ты извиняться не собираешься? — столкнувшись с недоумевающим взглядом допрашиваемого, перешла на конкретику: — Ты как себя ночью вёл?! Безобразно! Вначале нагло проигнорировал мою просьбу установить тишину, из-за чего я вся изнервничалась. А потом?! Бесцеремонно и без спроса осмелился меня целовать и тискать! Что ты себе позволяешь?

И хоть ругалась она шёпотом, Шульга преизрядно засмущался. Да и стыдно как-то стало, что подобные обвинения может услышать кто-то посторонний. А вот Киллайд Паркс несколько цинично и отстранённо подумал:

«Может и следовало такую союзницу придушить? Сразу же, в том заброшенном погребе? Уж больно странные у неё, не то претензии, не то обвинения, не то… хм, заигрывания. Если следовать логике — то она однозначно дура. Если вспомнить о местном воспитании порядочного комсомольца — то честная девушка имеет полное право меня засудить. Но вот если прислушиваться к собственному телу, которое в некоторых местах опасно перенапряглось, то подобные гормональные всплески — это всего лишь фривольные проявления юношеского флирта. Какой же вариант поведения мне выбрать в ответ?.. Ладно, рискну с третьим! Как там в анекдоте было: «За такие пошлые предложения — бывает и по морде дают. А бывает — и дают!» Хе-хе!..»

И он стал отвечать чувственным шепотком:

— Понял, ягодка! Понял свою ошибку и осознал! — перехватил девичью ладошку, начал её целовать и продолжил: — Конечно так нельзя! Раз начал супругу ласкать, возбудил её, растормошил её самые заветные желания, то следовало доводить начатое до конца. До самого финала страстного совокупления!

Она вырвала свою ладошку, восклицая ошарашено:

— Ты о чём?!

— О том самом. Во время которого молодожёны делают деток! — заявил он с самым частным и наивным выражением на лице.

Ну и получил за это несколько раз кулачком по груди. Вкупе с нелестным восклицанием:

— Дурак! — и сердитая, если не разъярённая девушка переметнулась на свою полку. Парень на это лишь печально вздохнул и пробормотал:

— Ну хоть не по морде…

— Чего ты там мямлишь? — всё ещё гневалась Настя, начав нервно убирать со стола. — Извиняться надо громко, чётко выговаривая слова и…

— Стоя на коленях?

— Мм… желательно! — и тут же, совершенно неожиданно стала менять тему разговора: — Наверное я не прислушивалась толком, потому что не поняла: о чём вчера спорили наши соседи с пятого купе? Что тебя так в этом диспуте заинтересовало?

Пришлось в общих чертах рисовать перспективы комплексного развития личности, когда в этом участвуют сразу несколько составляющих. Подробней обрисовал физическое совершенство воинов, которое практиковалось в монастыре Шаолинь. Ну и напоследок подвёл итог:

— Мне кажется, нет ничего лучше, чем путешествовать по всему миру и заниматься развитием собственной вселенной. Стать философом. Пройти путь воина. Изучить высшую медицину и усвоить самые действенные постулаты целительства.

За это (уже в который раз!) удостоился взгляда округлившихся глаз. И восхищённого признания:

— Ты такой умный стал! — и тут же из женской вредности, Настя добавила: — Всё это — глупости! Кто тебе такое разрешит? Для начала попробуй хотя бы среднее образование получи. А уж чтобы работать путешественником, надо как минимум стать академиком географических наук.

— Не обязательно профессором или академиком, — рассуждал Шульга, упираясь ногами в верхнюю полку и делая как бы спортивные упражнения. — В любой экспедиции иных специалистов хватает, тех же охранников, простых носильщиков, тот же повар, наконец…

— Разве ты умеешь готовить?

— Легко! Вон какую краску для твоих волос сварил, тебя и не узнать! Тогда как щи сварить, десятикратно проще.

Стоило напомнить девушке о смене её облика, как она достала зеркальце и уткнулась в него со всем вниманием. Она всё никак не могла привыкнуть к таким кардинальным изменениям в своей внешности, и всё сомневалась в адекватности такого поступка:

— Странный цвет волос… И я — тоже странно выгляжу с ними. А на твой взгляд, Саня, мне так лучше или хуже?

— Без сомнений: раз в пять лучше! — сглупил парень.

— Хм… Тогда получается, что раньше я тебе совсем не нравилась?.. И ты врал, утверждая, что давно на меня заглядывался?

«М-да! Этих женщин, как ни похвали, всё равно не угодишь! — досадовал мысленно Киллайд. — Интересно, это я не умею делать правильные комплименты? Или в любой цивилизации самки одинаковы?»

Естественно, что в его трагической судьбе ни разу не случалось вступить в любовный контакт с иным полом. А воспоминания детства и юности настолько стёрлись в памяти, что к ним обращаться вообще не стоило. Память донора в этом плане смотрелась гораздо солидней и информативнее. Но это лишь при оценке вообще. На самом же деле Шульге не хватало ни опыта, ни смелости, ни настойчивости, ни надлежащего цинизма. Зато при объединении двух матриц памяти, образовался готовый к флирту мужчина, готовый на всё.

Правда и он никак не мог понять женской логики. А потому всё-таки иногда опасался форсировать отношения. Например, сейчас Киллайд требовал от себя переместиться на полку к Насте и усыпать её поцелуями. Тогда как воспитание и скромность Александра и мысли такой не допускало. То есть оно тормозило наглухо все порывы пламенной души. Ну и тело страдало, чего уж там. Именно прислушиваясь к телу, мемохарб и предвидел в скором будущем немалые страдания:

«Или меня станут одолевать ночные поллюции, или надо проявлять настойчивость в соблазнении этой девицы. Знать бы ещё, как это сделать без обид, истерик и ругани?»

В данный момент он ничего лучше не придумал, как сказать:

— Просто раньше я страшно стеснялся тебе признаться в своих чувствах. А сейчас — я уже раз в пять стал смелей! — после чего рискнул добавить: — Потому и решился тебя обнять… Да… К тому же изменения твоей внешности — дело рук моих, так что имею законное право гордиться твоими улучшениями.

— Всё-таки улучшениями?

— Настюха, перестань! Ты мне в любом виде и в любом цвете нравишься.

Сказал это просто, без неуместного смущения или стеснения. И дыхание не прерывалось. И уши не покраснели. Хотя, по сути своей, прозвучало, чуть ли не полноценное признание в любви.

На что Бельских несколько раз стрельнула глазками на парня, присматриваясь: нет ли ехидной улыбки, да и успокоилась. Видимо сделала вполне удовлетворяющие её выводы. Потому что дуться перестала окончательно и сама перевела разговор на другую тему:

— Ладно, с тем профессором пообщаешься… А вот что дальше делать будем? Где попытаемся осесть?

— Этот вопрос постараемся решить уже в самом Иркутске. Непосредственно на распределителе завербованных граждан. Так что гадать пока не станем… А вот если вообще…, - Шульга задумался. — То желательно в рабочей вечерней школе завершить среднее образование. При этом попутно провести активную подготовку для поступления в институт. Или сразу готовиться начнём, себе выписав уже готовые аттестаты и справки об окончании школы. Где-то подмажем деньгами, где-то ценными подарками. Жаль, что мы пока не в курсе, какие конкретно ВУЗы есть в Байкальском округе.

Подруга тоже не могла с уверенностью сказать что-то о далёком сибирском городе. Потому что имела намётки поступать после школы совсем в ином городе. Зато сомнений по поводу прозвучавших планов вывалила целую кучу. Особенно в плане взяток. Как истинная советская комсомолка она не верила в факт поступления с помощью материального стимулирования преподавателей. В должную подготовку с помощью репетиторов — верила частично, ибо таковых тоже никогда в глаза не видела. Считалось, что такие специалисты есть только в Москве да в Ленинграде. И вообще репетиторы — горькая отрыжка буржуинского общества.

Спорить с ней Александр не стал. Да и не смог бы, не обладая толком нужной информацией. К тому же зашевелились, заговорили соседи в пятом купе. Значит, следовало выходить на «охоту». Что парень и сделал, заняв стратегически выгодную позицию в коридоре.

Для начала смог рассмотреть толком нужную четвёрку пассажиров. Потом по голосам легко определил, кто из них кто. Хотя зрелище открывалось неприглядное. Представители советской интеллигенции накануне перебрали, мягко говоря, настолько, что ничем не отличались от рабочего гегемона или запойных крестьян. И сейчас, у них не только руки тряслись, но и опухшие лица подрагивали, словно в нервном тике.

Первым делом они выпили все остатки жидкости, которые нашли в багаже и среди объедков. Затем жадно пили принесённый проводником чай. Много, стакана по четыре. И больше могли бы выпить, но! Тут стало выясняться, что умные, образованные люди «приплыли». Или «приехали»? Короче у них с деньгами выяснился глухой затык. А запасы продуктов и алкоголя, рассчитанные на несколько дней, подошли к концу во время вчерашнего, беззаботного застолья.

Возможно, кое-что в загашнике оставалось у каждого, но во время побудки никто с больной головы не спешил расщедриться и угостить вчерашних собутыльников. Наоборот, все смотрели друг на друга хмуро, с подозрением, чуть ли не сердито. И у каждого на сморщенном челе легко читалось очевидное:

«Как гуляли — веселились! Подсчитали — прослезились!» — теперь им оставалось только озадаченно чесать затылки и, «положив зубы на полку», путешествовать дальше скромно, в экономическом варианте. Если не хуже.

Напившись чая, представители интеллигенции опять устремились в сторону туалетов. И облегчиться, и покурить, и остыть малость. Потому что топили в вагоне уже весьма прилично, несмотря на третью декаду сентября. Вот тогда-то, выбрав подходящий момент, Киллайд завязал надлежащий разговор с конкретным человеком, который оказался весьма импозантным и представительным на вид.

Внушительный, массивный, с лица, да и по имени — простой рязанский мужик. Хотя отчество уже такое редко встречалось Корней Савович. А вот фамилия его подвела, приходилось последние семь лет за неё частенько оправдываться, что товарищ Эрдэр делал уже на полном автомате:

— Мой прапрадед, учёный-биолог, приехал в Россию из Голландии. Так что я уже больше русский чем все остальные.

Но изначально к молодому парню он отнёсся неприветливо. Красными от перепоя глазами рассматривал своего собеседника и не мог понять, что от него хотят. Постепенно до него дошло, что интерес вызывает его легендарное путешествие по Тибету. А об этом профессор, декан Горного института в Иркутске, готов был говорить сутками.

Последний ледок подозрений стало крошить искренне приглашение Александра:

— Корней Савович! А не хотите ли кваску? Ядрёный такой, только вчера купил! — на это Эрдэр сразу стал облизываться и нервно сглатывать. А окончательно его добил доверительный шепоток коварного соблазнителя: — У нас ещё стаканчик наливочки найдётся! Думаю, что жена не станет ругаться, если я вас угощу со всем вежеством.

Ну и какой «больше русский» от такого откажется. Правда, уже сидя в шестом купе, профессор немало поразился, рассмотрев «молодожёнов»:

— А по сколько вам лет, дорогие товарищи? — услышав, что по семнадцать, воскликнул: — Что-то я совсем старый стал! Глаз замылился, перестал отличать школьника от первокурсника. Или это вы так молодо выглядите, потому, что не пьёте и не курите?

— Она — не пьёт! — мотнул Шульга головой в сторону Насти и постарался смущённо покраснеть. — Ей нельзя. А вот мне можно, всё-таки взрослый, семейный мужчина.

За своё хрупкое, неопытное тело Киллайд не волновался. Усиленная регенерация, вкупе с ускоренным обменом веществ, что угодно переработает на благо организма. Конечно, если в течение получаса, сдуру, не употребить вовнутрь несколько стаканов спирта. Так что решил, для укрепления знакомства и усиления доверия тоже выпивать с приглашённым гостем. Тем более что трофейного спиртного хватало, хотя стаканчик наливки в самом деле нашёлся и первым пошёл словно ледокол, проводящий за собой караван судов и пассажирских теплоходов.

За наливкой, неспешно пошла водочка. И под хорошую закуску. От чего профессор Эрдэр вошёл в раж и повёл разговор в режиме занимательной лекции. А про своих попутчиков в пятом купе, он благополучно забыл и возвращаться к ним совсем не торопился.

Так и ехали дальше: пока Корней Савович выпьет и закусит, Шульга ему новые вопросы задаст, аккуратно направляя в нужную сторону и смещая разговор на важные темы. Ну и сам время от времени выдавал некие изюминки своего знания, интригуя каждый раз профессора до глубины его широкой души. И каждый раз профессор восклицал с восторгом:

— Никогда не переведутся на Руси истинные самородки! Молодой человек! Ваш путь в науку — однозначен! — а концу многочасового общения, даже доверительно добавлял шёпотом: — И я приложу все усилия свои и немалый, поверьте, авторитет, чтобы вас приняли на учёбу в наш Горный институт!

Пришлось его несколько разочаровать ближе к вечеру, когда товарищ Эрдэр, покачиваясь и тщательно скрывая сытую отрыжку, собрался в своё купе:

— Понимаете, профессор, науку геологию и недропользования — я обожаю. Но углублять свои знания в этом направлении, я собираюсь факультативно, в добавочном варианте. Потому что не могу нарушить данную недавно клятву: стать врачом. Так что придётся поступать в мединститут.

— Каким врачом?! — стал на глазах трезветь поборник познания материи. — Ты о чём?! Как можно знания о нашей планете променять на клистирные трубки? Медиков у нас хватает вполне, вон, после закрытия военных госпиталей многие без работы сидят. А вот истинных, талантливых геологов родина требует сотнями, тысячами! Наша промышленность задыхается без нужных металлов, без нефти, без технических алмазов и дефицитных бокситов. Да быстрей перечислить, что у нас есть, чем чего нет. А ты…

— Ну вот так получилось, — с сожалением разводил руками Шульга. — Мужчина должен держать данное слово, если не хочет прослыть тряпкой. Но я постараюсь учиться так, чтобы и ваш институт посещать при первой же возможности. Да и у жены намерен тщательно прочитывать все её конспекты.

Эрдэр с недоумением глянул на Бельских, которая выглядела совсем растерявшейся от такого поворота. Но при этом она получила по ноге аккуратный удар от «мужа» и не стала выражать своё удивление вслух. А тот продолжил:

— Ну да, Настя мечтает поступить именно в Иркутский горно-металлургический институт. А я приложу все свои силы, знания и умения, чтобы её там никто не обидел, и училось ей там в удовольствие.

Профессор после такого заявления долго морщил лоб, возмущённо фыркал и всё пытался скомпоновать некую, убойную аргументацию именно своей правоты. Потом всё-таки осознал, что сильно за день устал от обильных возлияний. Да ещё и вспомнил, что его угощали совсем молодые люди по своей доброте душевной. То есть кричать и ругаться — не пристало интеллигентному человеку.

В итоге, он важно изрёк:

— Утро вечера мудренее! — и пригрозил: — Вот завтра и станем разбираться с тобой… и с твоей прекрасной супругой! Спасибо… Благодарствую… До свидания…

И, стараясь не шататься, отправился спать к своим трезвым, почти голодным попутчикам.

Тогда как Настя в первую очередь загордилась:

Назад Дальше