Ну и подсказки появились, как надо действовать. Руки окончательно отпустили установленную крышку и опустились вниз. Там нащупали вздрагивающую голову и стали её поглаживать. Да и слова откуда-то взялись вполне утешительного свойства:
— Настюха… Ты это… не переживай так! — говорить он постарался шёпотом. — Всё как-то образуется… И нам главное — выжить! И шуметь нам нельзя, иначе нас тоже убьют! — это подействовало, рыдания почти стихли. А чтобы хоть как-то отвлечь от трагедии, лучше всего неожиданную союзницу занять чем-то существенным: — И голову мне разбили, наверняка мозги видны в дырку… Не могла бы ты как-то осмотреть? И водой промыть?..
— Ой! Конечно! Сейчас!..
Объятия разжались, девчонка метнулась куда-то вглубь довольно просторного погреба, зачиркала спичками, и подземное пространство озарило пламенем свечи.
— Санька! Иди сюда! Садись…
Он уселся на лавку, руки сложил на столе, сверху умостил осторожно голову. Тотчас, уже при первом осмотре, подруга заахала, голос её стал прерывистым, а пламя свечи заплясало в дрожащих руках:
— Мамочки родные!.. Да у тебя там комок крови!..
— Вот его и надо как-то смыть…
— А чем?! — всхлипывала девчонка. — Ни бинтов, ни зелёнки…
— Ну вода-то есть, — подсказал мемохарб, занявший тело Шульги, который Фёдорович. — А тряпка…
Он начал вытягивать рубашку из брюк, чтобы оторвать полоску ткани. Но был тут же остановлен решительным заявлением:
— Стой! Лучше я свою нижнюю юбку порву! Она у меня новая, только сегодня первый раз одела. Только не поворачивайся…
Вскоре раздался звук разрываемой ткани. А там и к затылку нечто прохладное стало аккуратно прикасаться. Благо воды в погребе оказалось много, полное ведро, прикрытое плотно крышкой. Собиравшиеся здесь «партизаны» любили попить обильно, после интенсивных игрищ и беготни. Нашлось и пару мисок, в которых можно было полоскать окровавленную ткань. И хотя действо затянулось не меньше чем на час, в конце концов Анастасия заполошно произнесла:
— Сань, вроде кровь всю смыла… Но тут у тебя страшный разрыв кожи! Просто жутко выглядит! Странно как-то, что больше не кровоточит… Но в любом случае: зашивать надо…
Услышанное Киллайда невероятно обрадовало:
«Однозначно! Присущая именно мне регенерация — действует! Ха-ха! Значит, по большому счёту, там и зашивать ничего не надо. Само всё зарастёт в течении ближайших суток. Но как к такому аборигены отнесутся?.. Надо как-то замаскировать свою необычность…»
Поэтому вслух не стал скрывать досаду:
— Зашивать?.. А чем? И где? В госпитале нам показываться сейчас нельзя. Совсем нельзя.
— Ну да, — тоскливо отозвалась Анастасия, — Понимаю… Моя иголка с нитками никак не подойдёт…
— А есть? — оживился Александр, оглядываясь на подругу. Та ему продемонстрировала за воротником недавно ещё нарядного пиджачка швейные принадлежности. — Отлично! Шей!
У той глаза расширились от удивления:
— Ты что?! Там такой разрыв!.. Нужен ещё кто-нибудь, чтобы края раны вместе свести. Да и вообще… простой ниткой? И простой иглой?
Опять чужая память помогла:
— Вон там в углу, за ящиком, должна стоять чекушка с остатками самогона. Борька Шуля принёс… Давай её сюда… Промывай нитку с иглой… А рану я сам руками сведу края раны вместе, ты только подсказывай и руководи. И не смотри на меня так! Шевелись, шевелись!
Вначале юная Бельских всё пыталась откреститься от предстоящего действа. Мол, ничего у неё не получится. И нельзя так делать. И плохо ей. И сам он края раны не сведёт. И вообще. Но получив пару более жёстких команд, всё-таки принялась за дело, ворча еле слышно:
— Смотри как раскомандовался… То из него слова не вытянешь, а то вдруг и не поспорь с ним…
Постепенно руки у неё перестали дрожать, и работу она доделала всё с нарастающей сноровкой. Всё равно оставшись при этом недовольной:
— Неправильно это всё! Нитка гнить начнёт. Да и рана обязательно воспалится. Тут более тщательное промывание нужно… И как ты только выдерживаешь?..
Затылок Киллайда в самом деле щипало и дёргало от вонючего самогона. Да и сама голова болела после смертельного удара. Но уж как-то абстрагироваться от боли мемохарб сумел. И больше всего он радовался перенёсшейся с сознанием регенерации. Слабенькой, конечно. Ведь в идеальном варианте он смог бы свести края раны и сразу её зарастить. А здесь на это уйдут местные сутки, а то и двое. Но уж в любом случае опасаться грязной нитки не стоило.
Что ещё убеждало в резко повысившемся метаболизме доставшегося тела, так это нарастающий, зверский аппетит. И как только девица Бельских завершила оказание первой помощи, Санька потребовал осипшим голосом:
— Ищем всё, что можно съесть! Иначе я за себя не ручаюсь!
А потом он начал есть. И в течение получаса съел всё, что имелось в «землянке партизан». До последней крошки! При этом даже не поинтересовавшись у девушки, хочет ли она кушать. Как-то и мысли у него такой не мелькнуло.
Тогда как Анастасия пялилась на парня во все глаза и только повторяла не столько ошарашено, сколько с невероятным ехидством:
— Странное у тебя сотрясение мозга… Явно что-то серьёзное повреждено… Так жрать в три горла?.. И не подавиться?..
Чем в какой-то момент опять вызвала у Киллайда желание придушить сидящее напротив существо за тоненькую шейку. Вовремя остановиться помогла приятная сытость, подступающая расслабленность и рассуждения о нецелесообразности такого поступка. Да и пригодиться ещё подружка могла. Хотя бы для последующего осмотра раны на затылке. А вот логика подсказывала, что пора и поговорить:
— Ты как здесь оказалась? — причём спросил жёстко, грубо, не собираясь вновь спровоцировать представительницу слабого пола не очередные рыдания.
— Да мы с дядькой на зады вышли, глянуть на ваши новые кусты крыжовника, и он заметил, как бандиты стали окружать поместье. Меня закинул на забор, приказав уходить огородами, а сам бросилась в дом, предупредить остальных мужчин. А ты знаешь дядю Бориса, попробуй его ослушайся…
Всплыло в разбитой голове и такое знание. Дядя Боря, майор, продолжавший служить, весьма резкий и решительный человек. В своей части — парторг. Кажется, он первым и открыл стрельбу по атакующим усадьбу лицам.
— Ну и чего домой к себе не побежала? — продолжился опрос негаданной помощницы.
— Так почти сразу же началась стрельба. Я рассмотрела, что окружают нас краснопогонники. Ну и на дальнюю улицу выскользнуть не получалось, там уже оцепление стояло. Вот я сюда и проскользнула… А ты как сбежал? Что видел? Что с твоими?
И с нарастающим недоумением уставилась на парня. Хорошо ещё, что пламя свечи не позволяло толком рассмотреть эмоции на лице друг друга. Так как молодой Шульга еле удержался, чтобы не пожать равнодушно плечами. Ведь занявшему это тело Киллайду были совершенно безразличны судьбы вообще всех землян, а не то, что чьих-то там родителей. В то же время новая память подсказывала много чего полезного, дабы суметь адаптироваться в здешнее общество.
Например, следовало показывать свою печаль и сильное переживание, произрастающее из соболезнования всем убитым или арестованным. Даже мужские особи в таких случаях не стеснялись своих слёз, тоскуя по близким и знакомым. Иначе говоря, не ощущая особых эмоций, следовало их как-то разыграть, притвориться крайне опечаленным.
Вот Санька и выдал с душевным стоном:
— Мать точно убили. Отца — не знаю… Но он такой, что живым никогда этим уродам не сдастся!
Казалось бы, какая ему разница, что он скажет и как на это отреагирует поселковая подруга. Но! Тут появлялся определённый, крайне меркантильный интерес. Ведь Шульга (как и Бельских) прекрасно знал: если сегодня арестовали родителей, не завтра, так послезавтра придут и за их отпрысками. Если сразу не нашли… Царящий в данной стране геноцид собственного народа, сразу же переводил в категорию преступников и детей (любого возраста!), которых отправляли в специальные лагеря. Там и умирало большинство из них только по той причине, что считались выродками «врагов народа». Страшно. Кошмарно. Ужасно.
По большому счёту, последнему представителю цивилизации пьетри было глубоко плевать на местные нравы. Он к подобному привык, сам почти всю жизнь провел в роли подопытного куска мяса. В нём прочно укоренился оголтелый цинизм и презрительный скепсис к любым рассуждениям о гуманизме. И будь он в полной своей силе и при наивысших своих возможностях, попросту менял бы тела доноров хоть до бесконечности, выбирая наиболее благоприятные условия проживания. Увы! Пока такие силы в себе не ощущались, и неизвестно когда удастся их восстановить в полной мере. Поэтому следовало использовать любые варианты для сохранения доставшегося донорского тела. И в этом плане содействие местной девчонки, вкупе с её максимальной лояльностью, давало не в пример большие шансы на выживание.
Следовало немедленно уходить из этого места, спрятаться надолго, лучше навсегда. А куда конкретно? К кому? И каким образом?
Ведь у самого Шульги вся родня находилась именно в разгромленной усадьбе. И вряд ли на помощь родственников можно рассчитывать, их просто не осталось. При такой жестокой зачистке никого из арестованных на свободу не отпустят. Уж тем более — в ближайшее время.
Тогда как у Анастасии имелись ещё какие-то родственники, пусть и не проживающие в посёлке. Род Бельских считался огромным, солидным, довольно известным в крае. То есть девчонке есть куда пойти, спрятаться, получить разнообразную помощь, в том числе и новыми документами. И если возле неё станет крутиться и помогать друг-приятель, то и ему попутно окажут должную помощь. Мало того, всплыла хорошая местная пословица: одна голова хорошо, а две — всяко лучше. Тем более что Настя резко отличалась от своих подруг в лучшую сторону: сообразительней, активней, шустрей, решительней… и так далее.
Вот и пришлось нарабатывать должный артистизм. А тело-то — новое, чужое, неизученное. И зеркала нет, и времени, чтобы потренироваться. Как оно со стороны смотрится?
Оказалось — вполне нормально смотрится. Или отсутствие нормального освещения помогло. Но девушка вдруг подошла к парню, осторожно обняла его одной рукой за плечи, а второй стала поглаживать по спине, приговаривая при этом:
— Бедный! Как же ты теперь жить будешь? — при этом в этих её нескольких словах прозвучало столько искреннего сочувствия, что внутренности Шульги как-то сжались, затрепетали от какого-то ранее никогда не испытываемого чувства. Он практически и дышать перестал, пытаясь понять, что это в нём такое шевельнулось.
Но тут Анастасия и о своём личном горе вспомнила. Первый всхлип, продолжился словами:
— А как же мне теперь? — после чего перешёл во все усиливающиеся рыдания. Этого не следовало допускать. И услышать могут, и просто паника возрастает, да и толку с этих слёз, когда каждая минута дорога?
Вот Александр и стал подбирать слова, которыми следовало бы остановить рыдания. Но что ни говорил, как не пытался выразить своё сожаление и сочувствие, девушке становилось всё хуже. Хорошо, что старый циник не очень-то озадачивался нравственными вопросами местной морали, и сообразил применить некое брутальное средство. Развернулся на ящике лицом к подруге и довольно крепко обнял её в районе талии. А потом и по бёдрам стал руками елозить, то поглаживая, то сжимая упругие выпуклости юного тела.
Минуты не прошло, как рыдания стали стихать, а мышцы подруги стали каменеть от резко нарастающего напряжения. А потом она стала интенсивно вырываться из вульгарных объятий, прекратив даже всхлипывания и перейдя на шипение рассерженной кобры:
— Санька! Ты чего творишь?!.. Отпусти!.. Отпусти, я тебе сказала!.. Иначе сейчас по больной твоей башке, как тресну!..
Он и отпустил. Повёл плечами, которым досталось пару тумаков, покрутил шеей, на которой остались следы от нескольких щипков, и начал с надлежащих слов:
— Извини, Настюха! Виноват… Просто иного ничего не придумал, чтобы тебя хоть как-то успокоить, переключить на самое главное: отсюда нам тоже надо уходить. Как можно скорей! Потому что утром устроят общую облаву. Всё-таки тихо всех арестовать не удалось, такая стрельбы поднялась, горы трупов. Начнут землю рыть. Могут нас найти… Да и собаки будут. Вот мне и пришлось…
На что получил злое восклицание:
— Дурак!
— Но я ведь как лучше хотел…
— Тем более — дурак!
Киллайд только мысленно хмыкнул, озадачившись отсутствием нормальной логики у местных аборигенов:
«Наверняка я что-то недопонимаю… И память донора толковых разъяснений дать не может. Ну и ладно! Главное, что у девицы враз слёзы высохли, и она уже в меру разогрета для дальнейшего отступления».
А вслух постарался говорить резко, со всем доступным ему убеждением:
— Не хочу гнить десять лет на детской каторге в Казахстане! И ты, я уверен, не хочешь. И у своих бабушек, как ты сама понимаешь, не отсидишься. Поэтому надо нам с тобой срочно, этой же ночью валить как можно дальше от этого места. А у меня документов — никаких, всё в доме было. Так хотя бы тебе надо взять свидетельство из дому, пока туда не добрались, да и мне какую справку подобрать. А в этом как раз твоя родня и может помочь. Именно сейчас, срочно. Часа два у нас всего… До рассвета.
— И как?.. Мм… Куда мы отправимся? — её глаза вновь наполнились слезами.
— Да куда угодно. Страна большая. Мир — ещё больше. На любую комсомольскую стройку примажемся. Мне бы только любую бумажку, что мне шестнадцать, ну и тебе… Главное, чтобы как можно дальше отсюда оказаться уже завтра.
— Может, всё-таки у родни отсидимся? — похоже, девица никуда не хотела бежать и тем более корячиться на комсомольских стройках. — Обитать среди чужих людей?.. И жить в палатках? Так и не закончив школу?..
Конечно, сходу виделось и такое, простейшее решение. Только и следовало согласиться: «Хорошо, оставайся! Я и сам неплохо справлюсь с дальнейшими перемещениями. Только пусть твоя родня мне хоть какую-то справочку сообразит!»
Но! Всё та же циничная сущность, сообразуясь со здешними реалиями, рассудительно подсказывала: вдвоём будет легче затеряться на просторах этой громадной страны. Как бы это ни странно выглядело, но пара молодых людей смотрелась не в пример респектабельнее парня-одиночки. Такая пара вызывает больше доверия, и к ней меньше будут приставать с проверками. Пусть они и слишком юные на первый взгляд, но вполне могли бы сойти за молодожёнов. Особенно если постараться и «состарить» свой внешний вид с помощью соответствующей одежды и определённых подручных средств.
К тому же мемохарб с нетерпением ждал очередных проявлений своих уникальных для данного мира возможностей. Верил: раз регенерация проснулась, то и остальные умения — не за горами. А как только личный арсенал наполнится хотя бы на треть, можно будет без сожаления расстаться со всеми мешающими попутчиками.
Пока же, представительница Бельских могла очень пригодиться. Так что Александр Шульга высказался категорически:
— Сама прекрасно понимаешь: надо бежать! Так что быстро соображай, к кому мы можем сейчас заявиться и потребовать помощь? При этом получить документы, некоторые вещи, деньги и питание на первые дни. Ну?!
6 глава
Анастасия думала недолго:
— Понимаю, что ты прав… Нам лучше всего из посёлка тоже убраться поскорей. Иначе пострадают те, где мы попытаемся спрятаться… Но тогда лучше всего уйти в Степной. Там тётя Глаша живёт. А она у нас самая деловая и пронырливая. И меня любит…
До соседнего посёлка Степной двенадцать километров. Если приналечь, то за три часа можно добраться пешком. Только Сашка никак не мог откопать в памяти, о ком идёт речь:
— Что за тётка? Нас там не будут искать?
— Нет. У неё другая фамилия, Каргазян. А заведует она коопторгом, связей у неё полно, знакомства самые полезные, возможности самые невероятные.
— И с документами?