Резеда Хамраева
Черта
Метаморфоза
Однажды, встав на путь из боли,
Из крови, ада и мощей
Мой личный дьявол, съев пуд соли,
Вдруг захотел внезапно щей.
И получил по щам тот час же,
Так сильно, что из глаз слеза
Не покатилась…не смогла.
Мой личный дьявол был бессилен,
А бес силён, который в нем.
Кто он и где? Он меркантилен?
Поговорим теперь о нем!
Он всемогущ, он как зеница
Зрит в корень, слышит пенье птиц,
Из уст его течёт водица
Он всех пленил вокруг девиц.
Он рассказал, как жизнь прекрасна,
О том, как воду добывать,
О том, как жить в раю и сказке,
О том, как притчи толковать.
Теперь, раскрыв все эти грани,
Познав ту правду, что моя,
Мой личный дьявол стал покладист
И жизнь свою живет любя.
Он мутит воду с вдохновением,
Он розгами лишь гладит торс,
Он даже плачет с наслаждением,
Он сам себя уж перерос.
Котёл ему стал мал и узок,
А преисподняя светла.
Он стал лучист, игрив и мудр,
И жизнь теперь ему мила.
Новый пришел
Внутри меня дыра, черная, вязкая, теплая. Если бы я вдруг решился ее заполнить, то мне, скорее всего, понадобилась бы целая армия душистиков. Эти дребезжащие светящиеся существа способны творить чудеса. Как правило, хватает всего одного сорванца, чтобы залатать дыру размером в 10 лет жизни аватара. Я никогда не приглашал их в свое тело, даже когда оно изнывало от боли. Я терпел и прятал дыру от других, в надежде, что деревянная маска на моем лице никак не выдаст моего состояния. Я делал это вполне осознанно. Учитель как-то сказал мне: «Будь сильным, никого не интересует твоя боль, все хотят видеть тебя заряженным, чтобы твое горе всегда сияло красным!» И я ему верил. Он сам так всегда жил, пряча от других свое истинное горе. Горем у нас принято называть не то, что называют у вас, у людей. Горе – это орган, который располагается где-то в районе солнечного сплетения и предназначен он для индикации уровня аватара, а также его состояния.
Когда аватар только начинает свой путь и в него вселяется горе – оно сияет оранжевым. Смотрителям становится понятно, что в мир пришел новый. Смотрители учат оранжевого управлять телом, погружают в правила общежития, оберегают. Примерно через 7 лет горе становится зеленым и тогда аватара отпускают из обители в свободное плавание. А дальше начинается самое интересное, скучное, печальное, смешное, красивое и уродливое путешествие по закоулкам вселенной.
Немус
Горе Немуса выбрало очень красивый аватар. Он был силен, мускулист, черты лица правильные. Не смотря на это, он никогда не кичился своей внешностью, скорее наоборот, чуть-чуть смущался, когда какая-нибудь дама обращала на него внимание. Ему было 253 года, когда мы познакомились.
– Послушай, приятель, что ты тут делаешь? – спросил меня Немус, подсаживаясь ко мне осторожно, стараясь всем своим видом показать, что он искренне интересуется моей персоной.
Я не сразу нашелся, что ответить. Вот уже несколько лет я мучился этим же самым вопросом. Я молчал и просто смотрел на него, широко раскрыв глаза. Мысли крутились в голове, но ответ так и не появлялся.
– Приятель, ты слышишь меня? – уточнил Немус.
– О, прости, да, я слышу. Твой вопрос застал меня врасплох, – я покраснел.
– Ааааа, Искатель…– с улыбкой констатировал Немус и тоже замолчал, уткнувшись взглядом в переливающуюся гладь реки Орвы, которая в эту самую секунду нескончаемым потоком неслась куда-то мимо нас.
– Хм, возможно, – ответил я, будто бы понимая то, что он имел в виду под словом «Искатель», – а ты? Что ты здесь делаешь?
– Я? – удивленно переспросил незнакомец. Странный вопрос, приятель. Наверное, ты еще слишком молод, поэтому желаешь узнать ответ на свой вопрос у меня.
– Не понял? – в недоумении уставился на него я.
– Молодые аватары любят переадресовывать свои вопросы тем, кто кажется им более мудрым. Мудрецы сами в этом виноваты, приучили молодежь жить мнением старших, отвечая заранее даже на те вопросы, которые не задаются.
– Странное умозаключение, – парировал я, – ведь ты первый спросил меня об этом, не так ли?
– Дружище, по-моему, я лишь озвучил твой вопрос вслух. Кстати, Я Немус.
– Катоки, – ответил я.
– Красивое имя. А что оно значит?
– Смотритель сказал, что значение его двояко, то ли затмение, то ли рассвет.
– Смотрители странные. Они никогда не дают одного точного определения. Мое имя тоже по их описаниям двусмысленное. Но я знаю, что это не так. Я понял, что значение у него одно. Но, чтобы убедиться в этом, я прошел удивительный путь и… – Немус замолчал, – впрочем это сейчас не важно, – почти шепотом добавил он.
– А что важно? – с ухмылкой спросил я.
– Ни-че-го! – протянул Немус и уставился на Орву.
Я сидел неподвижно. Вообще-то этот Немус был мне симпатичен, хотя его манера разговора и казалась мне странной. Я видел его в первый раз, но то спокойствие, которое вдруг окутало меня, пока он находился рядом, показалось мне каким-то нереальным. Мысли замедлились, дыра внутри меня перестала ныть, все тело расслабилось, я вдруг увидел вокруг себя новый мир. И этот мир был прекрасен. Орва, хоть и неслась со скоростью болида и постоянно меняла свой цветовой диапазон, я вдруг стал отчетливо различать глубину каждого оттенка. Розовый уже не был просто розовым, он был нежным, легким, пушистым цветом фламинго. Изумрудный был четким, ярким, острым как нож. Желтый – гладким и скользким, будто атласная лента. А белый и черный так ловко сменяли друг друга, при этом не смешиваясь и не задевая соседние цвета, что казалось, будто бы они ведут всю эту гамму, являясь и руслом, и берегом, и водой одновременно. Я впервые так ощутил краски. Я как будто попробовал их на вкус, пригубил, смакуя каждую каплю. Это было новое чувство. Я никак не мог понять, как оно стало доступным для меня. Что такого со мной случилось? У меня словно вырос новый орган, отвечающий за вкус цвета. Я хотел обратиться к Немусу в надежде получить от него объяснения, но, видимо, в то время, пока я тестировал свои новые ощущения, он куда-то ушел. Я обернулся. За моей спиной, переливаясь на солнце, сияло поле люпинов. И снова я начал пробовать это поле на вкус. Фиолетовый цвет мягко окутал мои глаза. Он был теплым на ощупь и сладким на вкус. Цветы были сочные и свежие. Я сидел неподвижно и не понимал, что происходит. Но это нисколько не смущало меня. Мне хотелось тонуть в этих цветах и своих чувствах. С тех пор, как я ушел из обители, я много кого повстречал на своем пути, но именно Немус стал тем, кто открыл для меня новый мир. Именно с его появлением моя жизнь пошла в другом направлении. Тогда мне было не понятно, что именно он мне подарил. Но ценность этого я смог ощутить с первого нашего с ним разговора. Теперь я точно знаю, что в какой-то момент, когда ты готов к переменам, в твою жизнь приходят события, способные эти перемены тебе подарить. Все, что от тебя требуется – быть внимательным и уметь наблюдать, прежде всего за собой.
Вдоволь насладившись новыми ощущениями, я обернулся, Немуса нигде не было. Он исчез так же незаметно, как и появился. Но почему-то я был уверен, что это не единственная наша встреча. По крайней мере, я бы очень хотел увидеть его вновь.
Сокровище
Когда меня отпустили из обители, я все еще не имел никакого понятия о себе. 7 лет хранители обучали меня манерам и правилам, но о том, кто я такой, мне не было сказано ни слова. Будто бы основная цель аватаров – выполнять написанный кем-то свод. В первые годы я был уверен в этом. У меня даже мысли не было, посмотреть на все происходящее с другой, не привычной стороны. Я слепо верил всему, что говорят смотрители. Их горе светило красным, а это означало, что они те немногие, кто не только сам разобрался в этой жизни, но и способен обучить этому других. Причин сомневаться в их мудрости у меня не было.
Смотрители много рассказывали об Окринсах, чье племя было священным. Меня безумно захватывали эти истории. Жизнь в обители была достаточно скромной. Деревянные дома на несколько аватаров напоминали спичечные коробки. Да, они были удобные и функциональные, все что нужно было для жизни в них имелось, но вот эта вот стройность и линейность в какой-то момент надоедала мне так, что горе начинало дребезжать и рваться куда-то наружу, лишь бы больше не видеть эти серые стены. В такие минуты рассказы о жизни Окринсов были как глоток свежего воздуха. Яркие краски, события, сменяющие другу друга со скоростью света, умопомрачительные путешествия не могли оставить меня равнодушным. В библиотеке обители было очень много книг, посвященных этому племени. Одна история меня так захватила, что я посчитал, что теперь она должна остаться со мной навсегда. На свой страх и риск я вырвал из книги несколько страниц, посвященных ей. С тех пор я ношу эти листы с собой как талисман, аккуратно упаковав их в кожаный переплет тёмно-коричневого цвета, на котором ровно и красиво было выгравировано мое имя и год рождения. Я часто перечитывал эти страницы. Особенно они мне помогали в минуты отчаяния, когда мое горе изнывало от боли, но я, как учил меня учитель, прятал свое состояние от иных, позволяя себе отпускать чувства только ночью. Обычно я включал небольшую настольную лампу, доставал эти листы и громко с выражением начинал читать этот текст как заклинание: «А потом он увидел перед собой океан. Быстро скинув с себя одежду и оставив ее тут же на берегу, Клинкос кинулся в воду с задорным криком «Аааааа!» Вода оказалась теплой и тягучей, в ней нельзя было утонуть даже при всем желании. Она походила на желе и пух одновременно. Под водой можно было совершенно спокойно плавать с открытыми глазами, никакого дискомфорта от этого не ощущалось. Тело, окутанное в эту негу, становилось легким и расслабленным, оно парило в невесомости. Клинкос резвился как ребенок. Густота воды нисколько не стесняла его движений, но являла собой прочную опору для всего тела. Вдоволь накувыркавшись, он вышел на берег. Тиона уже сидела возле его вещей и ждала, весело напевая какую-то песенку себе под нос и жадно уплетая клубничное мороженное.
– Клинкос, ты как маленький ребенок, – шутливо сказала она.
– О да! Знаешь Ти, я могу быть по-настоящему счастлив только в те моменты, когда я, как несмышленый малыш, резвлюсь и дурачусь, делая только то, что приносит мне искреннюю радость!
– Я так люблю тебя, дорогой!
– И я тебя, моя замечательная Ти! Наверное, мне было бы гораздо сложнее стать собой если бы не ты.
Клинкос, ты знаешь, никто не может стать собой, не взаимодействуя с другими. Только через иных мы можем познать себя. И все, что есть в других – есть в нас! Абсолютно все! Особенно с лихвой того, что нас раздражает и как-то цепляет. Если бы ты знал, Клинкос, скольких бесов я приняла в себе, прежде чем полюбить тебя так, как люблю сейчас! Когда мы только познакомились, я была одержима тобой, хотела тебе нравиться и во всем угождать. Многие называют это маской. Но я считаю иначе. Это наша праздничная сторона. Это не лицемерие или обман, это наша суть. И глупо винить друг друга в том, что мы хотим понравиться кому-то, скрывая при этом своих демонов. Это норма! Вначале нам нужно убедиться в безопасности, разглядеть другого поближе, привлечь его. А привлечь мы можем только тогда, когда мы так же безопасны. Природа устроена так, в этом нет нашей вины. Просто нужно понимать, что за праздничной стороной последует другая, та, которую мы прячем в шкафу. Это не должно становиться чем-то из ряда вон выходящим. К этому стоит быть готовым. Помнишь, какое-то время спустя, у нас настало время претензий и придирок, – она мягко и смущаясь улыбнулась, – я ненавидела весь мир и боролась с ним как обезумевшая фурия! Мне было не понятно, почему мир не гнется под меня, ты не гнешься под меня! А потом наступило опустошение и отчаяние. У меня не было сил что-либо делать, я не хотела ничего! Тогда я подумала, что можно уже завершить свой путь, я даже была к этому готова, мне не было страшно покинуть эту вселенную, потому что она меня не радовала, а перспективы моей жизни меня не впечатляли. Но в один из дней ты мне сказал: «Если ты все еще жива, значит, ты нужна этому миру! Значит твой путь еще не закончен! Не смей сдаваться!» Хоть сил продолжать жить было немного, но что-то щелкнуло в моей голове тогда, и я решила, что буду жить, хочу жить, умею жить! Так что, дорогой, если бы не ты, мне было бы просто невозможно стать собой! Я очень тебе за это благодарна! Особенно за то, что не смотря на ту боль, которую я тебе причиняла в порывах своего бешенства, ты не стал швырять ее в меня обратно, понимая, что эти «ножи» летели в тебя не с целью тебя ранить, а с целью облегчить мою собственную боль от непонимания этой вселенной – Тиона улыбнулась своей лучезарной улыбкой, обняла Клинкоса за плечи, а он в свою очередь мягко и нежно прильнул губами к ее лбу».
Я и сам не мог объяснить себе, почему именно этот момент настолько захватил меня, что я не только решился на «преступление» и испортил книгу, написанную много веков назад, чутко хранимую смотрителями, но и по сей день ношу эти листы с собой, читая их как молитву.
Первый бой
Что такое жизнь вне обители я узнал буквально сразу, как только покинул ее. Я долго брел по дороге, усыпанной камнями без какого-либо плана и маршрута. Почему-то мне интуитивно казалось, что строить планы и маршруты – это мало того, что скучно и не интересно, так это, по большому счету, не имеет никакого практического значения. Однажды один из смотрителей дал мне задание вообразить всю свою жизнь наперед, разбить ее на временные отрезки и написать, что конкретно меня будет ждать в каждой точке. Мне это задание показалось очень глупым, о чем я незамедлительно сообщил.
– От чего же ты так думаешь, Катоки? – спокойно спросил меня смотритель.
– Учитель, когда мое горе только вселилось в аватар и я увидел обитель, мне казалось, что все, что в ней есть, такое большое и необъятное, что мне понадобится не одно воплощение, чтобы познать ее полностью. Буквально через год жизни здесь я понял, что изучил весь этот мир и нравы его жителей до такой степени, что никаких сюрпризов мне ближайшие 200 лет жизни принести не смогут. Еще через 2 года я снова поменял мнение, впервые задумавшись о том, что обитель – это только часть другой огромной вселенной, о которой я ничего не знаю. Я как-то интуитивно стал доходить до того, что все мы воспринимаем мир и видим его по-разному, хотя, казалось бы, смотрим в одну точку. И тут дело совсем не в точке, дело во взгляде на нее! Описанный вами мир, учитель, который ждет меня за воротами, скорее всего окажется совсем не таким для меня, каким он является для вас. Именно поэтому я предпочитаю не строить планы и умозаключения относительно событий будущего, потому как в ста процентах случаев из ста, мои планы поменяются, только лишь потому, что поменяется мое мнение относительно этого мира.
Учитель внимательно выслушал мою теорию. Закрыл глаза и так просидел минут 5, ничего не говоря и не шевелясь. Тогда я в первый раз увидел со стороны как происходит процесс общения учителя со своим горем. Затем он плавно открыл глаза, медленно встал, подошел ко мне и произнес слова, которые до сих пор звучат у меня в ушах:
– Катоки, ты абсолютно прав в своей теории. Она будет подтверждаться в твоей жизни из раза в раз до тех пор, пока ты не выдумаешь иную и не поверишь в нее. В мире уже существует все, что может нарисовать себе твое воображение, вопрос лишь в том, чтобы найти этому подтверждение. И если ты веришь, что планы не нужны и глупы, каждый раз ты будешь находить все новые факты, свидетельствующие о хаотичности этого мира и невозможности жить в системе. Но это и есть система, Катоки. И пока ты веришь в то, что жить можно только хаотично, ты будешь рушить все планы. Это и будет твой план.
Я замолчал. Мне еще только предстояло осознать то, что хотел до меня донести учитель. Кроме того, я почувствовал, что он как-то не заметно для меня выиграл этот спор, даже не восприняв мой вызов как вызов. По сути, тогда я в первый раз в жизни осмелился отказаться от выполнения задания, да еще назвав его при этом глупым. Для меня это был бой. Однако, для учителя, судя по всему, это было что-то повседневное и легкое, и уж точно не воспринималось как сражение.