В полной тишине они дошли до крепости.
– Боже мой, – в слезах произнесла мать и побежала к сыну.
Все приближенные стояли рядом и недоумевали от того, что происходит. Мальчика не было всего несколько часов, а они уже сошли с ума. Для Мидека образ Кенваля был особенно отвратителен. Он был бы счастлив, если бы царевич и вправду провалился в трещину. Грендель схватилась за его затылок и обняла так, что у него чуть не начали хрустеть ребра.
– Мам, мне же тяжело дышать, – хрипя еле выдавил Кенваль.
– Может довольно сентиментальностей? У нас общий совет Сотар.
Царь с тоской окинул взглядом своё дитя и отправился вместе с придворными в крепость. На зелёной лужайке оставались лишь мать с сыном.
– Ты в порядке?
– Да, всё хорошо, – смело ответил Кенваль.
– Почему ты убежал в лес? Ты же знаешь правила.
– Горацио меня вывел из себя. Я разозлился и расстроился одновременно. Я просто бежал вперёд. А когда успокоился, понял, что уже залез глубоко в чащу.
– Ты будущий царь Кенваль. Никогда не давай эмоциям взять над тобой верх. Ты должен принимать решения отбросив все чувства.
– Но как? Они постоянно одолевают меня. Я не знаю куда от них деться. Я постоянно злюсь, что папа давит на меня с престолом, расстраиваюсь, что не могу жить как остальные дети, и боюсь, что так и не оправдаю ваших надежд…
– О, Кенваль, – выдохнула мать и начала теребить его густые темные волосы на голове, – ты наша плоть и кровь. Мы будем любить тебя несмотря ни на что.
Глаза мальчика стали блестящими от слез, и он накинулся с объятьями на шею опустившейся матери. Все одежды молодого царя были пыльными и малость сыроватыми.
– Пойди переоденься и иди в трапезную, – сказала, Грендель, когда отлепилась от сына.
Кенваль смиренно посмотрел на мать и пошёл в свои покои. Он отвёл взгляд в сторону и увидел радостного Горацио, который всё еще играл в бацкак со всеми остальными. Его интерес к этой игре пропал вместе с дружеским отношением к ребятам. Если они хотят снова с ним общаться, то должны извиниться за то, что так поступили. В поступках Кенваля не было вины, и он это прекрасно понимал. Он же наследник царя, в конце концов. Мальчик дошёл до крепости и начал со скрипом тянуть на себя громадную дверь.
Сотар величаво сел на трон. Царские атрибуты он редко одевал, а если быть точнее только при аудиенциях с гонцами и послами других стран. Остальные власть имущие расположились вокруг деревянного продолговатого стола, который блестел от лакировки. Престол находился выше стола, чтобы никто не забывал, кто здесь единственный правитель.
– Нужно решить вопрос с Версахом, – начал Сотар, – они подняли сбор дани.
– Немыслимая наглость, – вскричал Мидек, – Мы, итак, платили почти одну четвертую от всего производства. Ну, и насколько они подняли в этот раз?
– До одной третьей.
Царь старался не смотреть на возмущенные лица соратников. Ему не нравилась вся эта ситуация, а наблюдать за недовольством приближенных лиц ему хотелось меньше всего. Его голова была повернута в сторону полуоткрытого окна, сквозь которое можно было наблюдать за коралловым закатом.
– Я предлагаю отказаться, – вновь вскрикнул Мидек, – это непозволительно. Наш народ, итак, живёт сводя концы с концами и если мы пойдём на это, то они начнут голодать!
– Что ты предлагаешь?
– Пойти войной.
Все старцы разом посмотрели на своего молодого и импульсивного коллегу.
– Это крайняя мера, – высказался Аскольд, сидящий на противоположной части стола от Мидека.
– Крайняя? А разве положение наше не крайнее? Сколько мы так можем терпеть? Год? Два? А что потом? Я скажу, что будет потом: они всё равно захватят нас и наши земли. Не взирая на все наши попытки предотвратить эту войну, мы всё равно окажемся в неё втянутыми. Помяните моё слово.
– Мы к ней не готовы, Мидек, – озвучил царь.
– А потом будем, когда полностью истощаться наши ресурсы и народ?
– Если мы сейчас начнём военный конфликт, то погибнем навсегда.
– Мы, итак, уже мертвы. Разве это жизнь, находится в рабстве? – возмущённо произнёс Мидек.
– Решение будет принято посредством голосования всех участников государственного совета. Те, кто считает наиболее разумным уступить Версаху ещё часть продовольствия, то поднимите руки.
Все как один, помимо Мидека вытянули вверх ладони. Они понимали, что это решение более приемлемое. Но, конечно, не обходилось без авторитета главы государства. Его слушали, его уважали, а иногда даже боялись.
Мидек был бессилен. Его положение не позволяло решать за весь Нильшерт. Но если бы он заполучил как-то место царя, то всё бы сразу стало на свои места. Уже никто бы не смог попирать его мнение, потому что он бы был олицетворением власти. Мидек недовольно сел за стол и презрительно оглядывался вокруг себя.
– Перейдём к остальной части вопросов. Что с урожаем? – продолжил Сотар.
– Упал по сравнению с предыдущим годом, – отметил Лукар.
– Что случилось?
– А я вам расскажу, что случилось! – ворвался в разговор Мидек. Он яростно тыкал указательным пальцем по столу. – Большинство посевов смыло. А вы хотите отдать оставшееся этим варварам!
– Решение уже принято и, если ты продолжишь буйствовать, то тебе придётся покинуть шел.
– Здесь не осталось ни единого здравомыслящего человека… Похоже, что я действительно лишний среди вас.
После этих слов он показательно встал с места и гордыми размеренными шагами вышел из зала. "Так не может больше продолжаться. Необходимо свергнуть этот род с престола любым способом. Но как заставить царя отречься от него? Сотар уже немолод, ему осталось недолго. Вся проблема в Кенвале… Он такой же бесхарактерный, как и отец. Нельзя, чтобы он имел даже возможность прикоснуться к трону. А когда Сотар уйдёт в мир иной, то я приберу власть к рукам и мой род станет новой правящей династией, с наступлением которой Нильешерт вновь воспрянет и расправит крылья", – размышлял Мидек по направлению в свои покои. Он видел цель, но не знал, как её притворить в жизнь. Ему недоставало того, через что можно было бы это всё осуществить. Мысль о об этом настолько сильно его волновала, что стала его наваждением. Она засела у него в голове и не давала покоя.
Кенваль сидел за столом и жадно запихивал себе в рот всё изобилие пищи, которое на нем располагалось. Фаршированные рисом миландри, обжаренная с хрустящей корочкой фасоль, посыпанная ароматными южными травами и небесного вкуса сладкий вишневый пирог. Блаженство от смакования подобной еды мог позволить себе далеко не каждый. Другие дети только мечтали о таком. "Все-таки быть сыном царя не так уж и плохо", – размышлял он пока наслаждался пищей. Обычно ужин проходит в семейном кругу, за большим столом и непринуждёнными лёгкими разговорами. Но сегодня всё пошло не по плану. Кенваль заставил всех волноваться своим исчезновением, поэтому мать и отец и думать не могли о еде. А когда он нашёлся, то было не до этого. Сотар отправился на общий совет, а Грендель занималась срочными дворцовыми делами. Кенваль сделал последний глоток фруктового сока и спрыгнул с высокого деревянного стула, тем самым подав всей прислуге знак о том, что закончил кушать.
Туфли маленького царя звенели каждый раз, когда он шагал по пустынному дворцу. Этот звук эхом уходил по всей крепости, задевая её каждый уголок. "Куда все подевались?", – размышлял Кенваль и двигался в комнату игр. Это единственно место, где он мог уединиться и побыть тем, кем он является. Место, в котором он может делать то, что хочет, а не то, что велят другие. В нём он словно обретал самого себя. Он так забылся в предвкушении предстоящих сладостных часов, что только беззаботно смотрел вперёд. Нога скользнула по мокрому мраморному полу и Кенваль упал на спину. "Ау!", – простонал мальчик от боли. К нему тут же подбежала маленькая девочка со шваброй и помогла встать, поддерживая его за локоть.
– Простите, это моя вина, я должна была предупредить вас, что мою полы, – произнесла она с опущенной головой.
Кенваль долго на неё смотрел. Он был удивлен. Почему эта маленькая девочка работает? Зачем она извиняется за свой проделанный труд? И почему она обращается к нему на "вы", они же примерно одного возраста? Милые кудрявые локоны, свисали по бокам головы и прикрывали уши. Маленькие пальцы еле как обхватывали деревянную рукоять. Она видела в мальчике олицетворение власти и поэтому уважала и боялась его одновременно.
Её мать одна из харонов – царской прислуги, то и делала, что рассказывала истории о жестокости правителей.
– Как тебя зовут?
– Элара, – робко произнесла девочка, не поднимая взгляда.
– Не хочешь пойти со мной играть?
Она медленно выпрямила голову и увидела перед собой самого обыкновенного мальчишку. Может на нём и была царская одежда, но ребяческую страсть к играм у него никто не отбирал. Тёплый дружеский взгляд, говорил о том, что это никакая не злая шутка и он готов с распростёртыми объятьями принять её в свою компанию.
– А можно? – вновь с опаской произнесла Элара.
– Конечно! – вскричал Кенваль.
Он выхватил швабру и опер об ближайшую стену. Мальчик взялся за её хрупкое запястье, и они вприпрыжку передвигались по царской постройке. На лице Элары появилась озорная улыбка. У неё было не так много друзей. Точнее сказать их вообще не было. Семья – единственное её окружение. И поэтому предложение провести время с кем-то помимо родственников было для неё в радость. А если учесть тот факт, что это царский ребенок, с кучей игрушек, то она и вовсе находилась на седьмом небе от счастья.
Тяжёлая дверь с противным скрипом отварилась и в комнату вошёл Кенваль. Элара пугливо шла за ним по пятам. Она боялась, что их увидят и её накажут за то, что она оставила полы недомытыми.
– Это мои воины, – проговаривал Кенваль, поглаживая каждую деревянную фигурку по голове. – Это копьеносец, этот с луком, а у этого два больших топора.
Элара подошла к полке и внимательно рассматривала нарисованные краской лица.
– Можешь взять в руки.
Она трепетно потянулась ладонью до игрушки и коснулась. После чего резко отдернула её назад.
– Не бойся, это мои игрушки, я разрешаю.
Элара вновь достала рукой до фигурки и схватила её. Руки и ноги двигались вперед-назад. А голова имела возможность совершить круговой оборот. На некоторых частях деревянной куклы были оторваны небольшие кусочки и имелись заусенцы. Не слишком тонкая работа. Но Кенваль не был ценителем искусства, для него было важно, чтобы его воины могли держать оружие и участвовать в кровопролитных сражениях. Наблюдая за тем, как она перебирает руками части воина, сердце Кенваля наполнилось необъяснимой теплотой. Её ловкие пальчики шустро извивались вокруг игрушки. Она что-то почувствовала и подняла взгляд на мальчика. Он не отрывал от её глаз. Ему было чрезвычайно интересно смотреть за её движениями. Элара застенчиво повернула голову и поставила бойца на место. Кенваль пришёл в себя.
– Ещё есть фигурки лошадок, – продолжил он демонстрировать свои владения.
Он двинулся к смежной стене и взялся за одну из них. Животные были выкованы из сплава версахской занны и залежей фетора в северной части Нильшерта. По весу они в несколько раз превосходили деревянные скульптуры. Элара робко подошла и схватилась за одну из них. Не ожидая, что лошадь окажется настолько тяжёлой – она вывалилась из её руки и с металлическим звоном упала на пол.
– Простите, я не хотела – взволнованно отскочила и взволнованно произнесла.
– Пустяки. Они всё равно железные, им ничего будет. И не нужно общаться со мной как со старшими, мы же одного возраста.
После этих слов Кенваль поднял игрушку и поставил на место. Виноватое лицо Элары, говорило о том, что она не может больше находиться здесь. Она чувствовала себя очень неловко.
– Я, наверное, лучше пойду.
– Куда? Мы же только пришли. Я не показал тебе свою крепость, – произнёс он и указал ладонью на неё.
Кенваль не хотел её отпускать. Что-то внутри него желало, чтобы она осталась. Но Элара начала многократно извиняться и пятиться к двери.
– Постой, куда же ты?!
Как только она оказалась на пороге, то развернулась и умчалась назад на своё место. Она уже тогда понимала, что эта дружба ни к чему хорошему не приведет. Царь и простая служанка. Слишком разные. Слишком другие.
Кенваль с растерянным видом стоял и смотрел на открытую дверь. Будто весь смысл жизни сейчас проскочил через неё. Он хотел её догнать, но потом понял, что раз она убежала, то не хотела здесь оставаться. Не заставлять же её силой играть.
Это был один из самых скучных вечеров в недолгой жизни Кенваля. Он безрадостно сидел за столом и крутил конечности воинов. Всё настроение улетучилось и желание играть пропало. "Дурацкий день", – сказал он и с размахом швырнул безделушку об стену. Она с треском развалилась на кусочки. Мать стояла в этот момент у порога и увидела удрученное состояние своего сына.
– Не стоит вымещать свою злость на предметах. Многие дети мечтаю о том, чтобы у них были такие игрушки, а ты пренебрегаешь своим изобилием.
– Зачем они мне, если мне не с кем ими поделиться, – с грустью произнёс мальчик.
– Знаешь, дружбу часто переоценивают. – Грендель подошла и села рядом с Кенвалем. Он повернул голову в её сторону и стал внимательно слушать. – Люди непостоянны, эгоистичны, ненадёжны. По большей части ты разочаровываешься в них и это приносит тебе очень много боли.
– Как же быть? Неужели мне всю жизнь быть одиноким?
– Всему своё время. Ты найдёшь человека, который будет ценить не только отношения с тобой, но и любить твое сердце.
Наставнический и в то же время ласковый голос матери воодушевил его. Он положил голову ей на плечо и обнял.
– Эх, Кенваль, почему эта тяжёлая ноша выпала такому душевному мальчику как ты…
– Я справлюсь, мама, обещаю.
– Верю, сынок, верю.
Она нежно поцеловала макушку его головы. Кенваль закрыл глаза и начал засыпать на коленях Грендель.
– Пойдём я тебя уложу.
Она аккуратно подняла его и повела в спальню. Большая упругая кровать и мягкая подушка уже заждались своего постояльца. Грендель помогла снять с него верхнюю одежду и накрыла одеялом. Он сладко укутался в него и закрыл усталые глаза. Что бы не произошло он всё равно останется её маленьким мальчиком. Грендель любила сына, любила всей своей сущностью и очень боялась, что когда-нибудь он отступиться от своих принципов и станет посредственным политическим деятелем, коим его видят другие. Можно ли сохранить человечность оставаясь у власти, когда на тебе лежит ответственность за тысячи людских жизней? Этот груз настолько тяжелый, что ломает под собой даже самый волевой характер. Он превращает все человеческие чувства в камень и обращает в прах все проявления сострадания, милосердия, любви. Жалостливый взгляд матери застыл на спящем сыне. Её сердце с болью сжималось. Мысль о том, чтобы Кенваль родился девочкой постоянно металась в её разуме. Тогда бы она могла с радостью наблюдать за взрослением своего ребенка, не опасаясь за его будущее. Но всё случилось так как случилось. И теперь ей оставалось только молится, чтобы Бог сопровождал и хранил его на всех путях. Грендель тихо встала с края постели и захлопнула за собой дверь.
К царевне подбежал харон и задыхаясь еле произнёс:
– Ваше величество… Там… Петория…
– Что случилось?
– Ей совсем плохо.
Она торопливо начала перебирать ногами. Длинное платье не давало ей делать большие шаги. Быстрые постукивания каблука скользили по всем коридорам. Одна из её самых близких слуг была тяжело больна. Лучшие лекари пытались привести её в чувства, но тщетно. Её бросало то в жар, то в холод. По лбу стекали капли пота. Стоны не прекращались уже несколько часов. В лихорадочном состоянии она видела какие-то образы и говорила с ними. Маленькая девочка сидела на полу рядом с постелью и повторяла одно и тоже: