И с места, кажется, поднявшись,
Ответил гордо младший брат.
«Лорд Вольф, воистину, казавшись,
Порыв благим, но он чреват.
Для смерти их нужна причина?
Причина есть, восток ей сжат» -
Ответа лорда не дождавшись,
Правитель Неба продолжал.
«Веками там они сражавшись,
Мой предок каждый, я молчал,
Причина кроется в востоке,
Богат железом, но пылал
Горел во голода объятьях,
Неплодородная земля,
И слёзы льют они о братьях,
Но по-иному жить нельзя,
Иль серп войны живых терзает,
Иль голод ступит на поля».
И поднимает длань Правитель,
Во лорда грудь он направлял:
«Для единиц ваш брат целитель,
Но сотни он и тем распял,
Необходимости есть жатва,
На том восток века стоял».
Но взор младой ещё пылает,
Он не желавший отступать:
«Мой брат в болезни прозябает,
И тем он проклятый страдать,
Он задыхается, но жаждет!
Для нас грядущее создать!»
Небес Правитель замолчавший,
И мрачный глас его и лик:
«Вот почему я вас призвавший,
Ваш брат не болен, но проник,
Во тело яд его, и волей,
Моей и только он возник.
Ведь перемены ожидают,
Меня и вас, и весь восток,
Но он и те, кто созидают,
Тому преграды, сей порок,
Я низвести обязан, должен,
Дать смерть тому и этот рок
Не избежит и власть имущий,
Коль на пути стоял, и он,
Коль не приблизит день грядущий,
Даёт мне право долг и трон,
Над жизнью суд вершить и скоро,
Познает брат ваш вечный сон».
Без веры в речи, что звучали,
Лорд Вольф взирает, продолжал:
«Вас для того сюда призвали,
Чтоб новый Герцог Снега встал,
И брата старшего сменивший».
Пустой же кубок оземь пал.
О сколь таинственным и странным,
Был взор тех серых лорда глаз,
От гнева, страха был туманным:
«Он говорил о вас! Не раз!
Он ваше имя прославлявший!
Он верил вам, но сей указ!»
«Довольно, Вольф, не смей закончить!» -
То старый герцог произнёс.
«С деяньем брата нам покончить,
Не оскорбляй того, кто нёс,
Убийства ношу, ты ведь знаешь,
Твой брат был другом, но утёс
Навис решения, сомненьем,
Который прокляты мы год,
Не рождена та казнь мгновеньем,
То размышлений долгих плод,
И вместо гнева слушай речи,
Что Короля пророчит род!»
И юный лорд тогда заметил,
От гнева речью отвлечён,
Не власти взор, печали встретил,
А пальцы сжаты и лишён,
Правитель силы, столь привычной,
От скорби бледностью сражён.
«Прошу о многом, понимаю» -
Правитель Неба продолжал.
«Я есть убийца, то признаю,
Но он был герцог и кинжал,
Иль меч, иль слово не порочат,
Ведь Короля он власть держал.
И Короля он волей правит,
Иного способа мне нет,
Своей мечтою обезглавит,
Восток, владения, ответ,
Средь яда гибели нашедший,
Я думал долго, много лет.
Не о прощении взываю,
Но исполнять я долг прошу,
Во гневе вас не упрекаю,
Но и покуда я дышу,
Обязан долга быть эгидой,
И потому я то вершу».
И то тяжёлое молчанье,
Что хладной дланью дух скребёт,
В покоях правит, ожиданье,
Минуты пали, но найдёт:
«Я на вопрос ответ желаю,
Правитель брата, что убьёт.
Вы ради долга совершали,
Приблизив час его конца,
Лишь ради долга, так сказали,
Он был мне миром, мертвеца,
Вы созидаете, скажите,
Была ли долгом смерть отца?»
Тень удивления и мрачным,
На миг покажется сапфир:
«Ответ мой будет однозначным, -
Правитель Неба, – он кумир,
Что был родителем и честью,
Отец достойный, Неба сир».
И взор небесный не отводит,
Лишь длань свою сильней сожмёт:
«Но старость каждого находит,
И страх он смерти обретёт,
И тем ошибку совершая,
Что недостойна, и почёт
Почёт былого позабытый,
Корону смевший в руки взять,
Грех искуплением омытый,
Я сын и должен исполнять,
И потому я суд вершивший,
И взявший тем я рукоять.
Я отделил главу от тела,
Растил и чествовал меня,
Отец мой, Эреон, слабела,
Душа его день ото дня,
Отцеубийство, но обязан,
Не средь позора жить огня».
На том сей речи окончанье,
Вздохнёт Правитель, продолжал:
«Востока, Неба то желанье,
И сим я истину сказал,
Прошу, подумайте, есть время,
В своих покоях» – замолчал.
И ликом бледный, но поклоном,
Ущелья сын ответит в час,
Как тень прошествует и стоном,
Ответит дверь. «Погубит нас», -
Так герцог старый возвещает.
«Заботой брат его не спас
Отнюдь же, Тедерик! Проклятьем,
Проклятьем слабости души,
От мира скрыл своим объятьем,
Не подготовил и впиши,
Мои слова, мои решенья,
Услышь, Арториус, реши!»
«Мой старый друг, я знаю речи,
Годами мудрости внимал,
Был Вольф ребёнком, эти встречи,
Ещё я помню, но желал,
Желал так Тедерик защиты,
Что брат извне и мир не знал».
В ладонях лик он свой скрывая,
Правитель Неба произнёс:
«Речь справедлива, но пустая,
Мой предок лишь двоих вознёс,
Два рода Герцога и правят,
И кровь Скарл-Фроев мальчик нёс».
На миг задумавшись и пальцем,
Пытаясь боль унять в висках:
«Он сфере власти был скитальцем,
Доселе скованный в стенах,
И потому, мой друг, взываю,
Ты Джеран, Герцог в Небесах.
Возьми с собою, разделяя,
Ты опыт с мудростью своей,
Сомненья он души являя,
Был уязвим и тем идей,
Ты заложи во нём». – «Признаюсь,
Не рад я милости твоей».
Поднялся герцог, недовольства,
Печать на лике: «Но увы,
Не смев огнями своевольства,
И коль приказы таковы,
Я их оспорить не посмею,
Небес то воля синевы».
«Я благодарен, но приказом,
Одним не смею грань вести», -
Востока карту смерив глазом.
«Гонцы пусть выберут пути,
И пронесут Престола волю,
Глаголю, шахты обойти
И среди каждой волей Трона,
Приказ подобный передать,
Что их настала оборона,
И скалы должно истязать,
Кайлом без отдыха и ночью,
Войны орудия ковать.
Пусть дети, женщины возьмутся,
С мужьями, братьями во ряд,
Предатель, если отрекутся,
И пусть повешенья обряд,
Вершат над ними без сомнений», -
Тяжёлый карту режет взгляд.
Почтенно герцог поклонился,
И оставляет за спиной,
А плен величия разбился,
Владыка Неба, но такой,
Такой воистину ничтожный,
Наедине с самим собой.
Спиной сутулый, лик усталый,
И дрожью в дланях рассказал,
Что груз страдания немалый,
Давил, раздавит, но собрал,
Все силы воли и молчавший,
На север он в окно взирал.
В своих раздумьях не заметил,
Как дверь откроется, она,
Невзгоды спутника он встретил.
«Ты здесь, Амелия», – спина,
Пыталась вновь прямой казаться,
Но участь эта столь трудна.
Река шумит, терзает стены,
Твердыни этой, окропит,
Она их пеной: «Перемены,
Я возжелавший, но грозит,
Грех на пути сломить рассудок,
Смотри, Амелия, дрожит
Дрожит рука от мыслей мрачных,
От моих действий и грехов,
Я повергаю ниц невзрачных,
Опору Трона, не врагов,
Своих я подданных терзаю», -
Но не услышать девы слов.
Ей рядом быть, она касалась,
Услышать слов ей не дано,
Лишь за плечо твоё держалась,
Достичь бы звукам! Суждено,
Тому лишь грёзами остаться,
Клеймо с рождения дано.
И ты подняться не желая,
Владыка Неба! Но такой!
Калека жалкий, упрекая,
Тот день, терзаемый рекой,
Причина кроется в вопросе,
Что возжелавший лорд Скарл-Фрой.
Причина кроется в короне,
Потомок, истинно, Король,
Не восседал давно на троне,
Четыре века, эта боль,
Средь поражения истоки,
И слово выслушать изволь.
Изволь услышать дни былого,
Четыре века и тогда,
Сменилась Эра и такого,
Событий скорбных череда,
Узнаешь скоро, будь уверен,
Одно запомни, то вражда.
Был Ариан, в роду Четвёртый,
Что при осаде умирал,
Горело пламя, камень стёртый,
Но и тогда Король сказал,
Не принимаю пораженье!
На троне заживо сгорал.
То поражение, во спину,
Ударил враг Его, спешить,
Нам не пристало, всю картину,
Не описать, но сохранить,
Своё внимание, послушай,
Одно лишь должен уяснить.
Тот сын сгоревшего на троне,
Не смел корону в длани взять,
Он молвил гордо, что Иконе,
Что не дано вовек распять,
Настало время погрузиться,
Во сон, чтоб после воссиять.
Ты вопрошаешь, в чём причина?
Зачем подобное ему?
Она проста, ведь Властелина,
Что предан древнему холму,
Не называй простым монархом,
Он жрец и символ, потому
Как поклоняются в соборах,
Есть теократия восток,
Он выше смертного во взорах,
Греха не знает и порок,
Забывший, высшее созданье,
Людьми он созданный пророк.
Года назад была картина,
Во сына длань отец вложил,
Клинок востока господина,
И старика мечтою жил,
Он возжелал корону мерить,
И грех великий тем вершил.
Сказал, Арториус, взываю,
Я пригласил сюда семью,
Уж смерти длань я ощущаю,
И вижу старую ладью,
Что отправляет в земли мёртвых,
Возьму корону, но судью
Судью отец отдавший сыну,
Клинок, что Eirmar, родовой,
И кровь подобная рубину,
И вмиг разрушился покой,
Так сын главу делил от тела,
Был долга скованный ценой.
Отец желаньем опьянённый,
Желая страстно большим стать,
И тем Арториус, сочтённый,
О долг воистину, страдать,
То не мешало, дом покинул,
Отцеубийцы суть, печать.
На север конь его стремился,
Там будет Тедерик и снег,
Тот день и вечер опустился,
То был воистину побег,
От стен в былом родного дома,
Что потерял обличье нег.
То вечер был, река предстала,
И мост на гибельном пути,
Природа гневалась, стенала,
Раскаты молний, низвести,
Желая мир до основанья,
Концом творения сочти.
Его отчаянье терзало,
Турниров множество прошёл,
Но тот Арториус, устало,
Дышал он грудью, но пошёл,
Сквозь легион небесной влаги,
Сильней себя природы счёл!
Решил в душе и позабывший,
К мосту направивший коня,
А гром ревевший, небо крывший,
И молний росчерки огня,
Не испугать меня, ступаю!
Гордыню высшую храня!
И проклинал потом, в грядущем.
И вызов, брошенный мосту,
Рекой в потоке всемогущем,
Опоры пали и кнуту,
Теченье схожее, терзает,
Во бездну павший, в пустоту.
И задыхаясь, и всплывая,
За жизнь сражался и стенал,
Секунду дышит! Исчезая,
И кожей дно тогда стирал,
За жизнь цепляется, но скоро,
Он с водопада ниц упал.
Упавший в озеро, теченьем,
Прибитый к берегу, кричал,
Погоде, небу, с наслажденьем,
Смеялся долго, он дышал!
Но лишь колено ты узревший,
Стенал от боли и кричал.
Колено правое разбилось,
Костей обломки, понимал,
Меча был гений! Но сменилось,
Всё на иное, ныне знал,
Свою судьбу, своё названье,
Калека средь дождя рыдал.
Как выжил спросите? Узнайте,
Правитель Неба был спасён,
Без рода девочкой, создайте,
В грязи вы образ и вручён,
Ей после дар от Неба высший,
И новый дом ей обретён.
Во дне сегодняшнем взиравший,
Колено сжавший, а она,
Его есть спутник, разделявший,
Невзгоды жизни, и верна,
Судьба калеки есть проклятье,
И в одиночества страшна.
«Мир сей застывший, наблюдаю,
В ошибках прошлого пылал,
Смирился каждый, но я знаю,
Мечтает многий, но молчал,
Для перемен наш род рождался,
Но даже коль в душе страдал
Он повторяет, одинокий,
Свершеньям буду я чужой,
Уж лучше так, сей плен жестокий,
Меня терзающий, но мой!
О столь отвратно! Перемены,
Желаю их своей душой».
Когда былое нас терзает,
Но нет грядущего для нас,
Мир на распутье застывает,
То род людской услышит глас,
То есть Раздор, то Первый Всадник,
То Белый Конь снискавший час!
«Невзгоды жизни кто презревший,
Преграды волей разбивал,
И телом он пускай слабевший,
Но он не сдался и звучал,
Триумфа гимн его деяньям,
Так человек вперёд ступал.
Услышь, читатель, о востоке,
Я говорю и потому,
О Короле скажу, пророке,
Хоть и рассудку моему,
Земель восточные законы,
Напомнят мрачную тюрьму.
Был Эрих Скарл, Король Небесный,
Его пример во длани взяв,
С тобой рассмотрим интересный,
Момент истории, сияв,
Был Пантеон до дней подобных,
Но смертный клетью восприняв
Его отринул, громогласно,
Сказал, нет плену высших сил!
И самому ему подвластно,
Вершить судьбу свою, убил,
Или изгнал жрецов с востока,
И равным Высшим объявил.
Самоуверенность? Быть может,