И вот сейчас солдаты топали по дороге. Под ногами чавкало, но лица были веселы. Добыча взята, осталось лишь сдать её скупщикам. Такое обстоятельство не в силах омрачить дождь, который собирает силы, чтобы пролиться на эту землю, и так до конца не просохшую.
Дорога вилась меж болот. Лес часто подходил вплотную к ней. Таильрен ехал рядом с пленниками и разговаривал с ними так, будто бы это не он принес в их дом огонь и меч. Он расспрашивал об их крае и обычаях, о городах и дорогах. Люди отвечали неохотно, тем более, что всего лишь пара из них знала имперский язык. Он жалел, что не взял с собой ведьму, но её в краях огнепоклонников ждала бы неминуемая смерть на костре. Там ведьм считали источником вредоносной магии, порчи и моров. В землях любичей ведьмами называли всего лишь жриц Матери Сырой-Земли. Это он уже узнал. Что же до магии и порчи, то ему за все годы наёмничества, за все путешествия и похождения ещё ни разу не встретились чары, которые устояли бы перед хладным железом.
Солдаты, шедшие рядом с капитаном, тоже слушали ответы невольников и дивились местным обычаям.
– Ты послушай, послушай, что врёт! – восклицали они. – Эти дикари князей то приглашают, то гонят прочь, как худого трубочиста!
– Чего еще ждать от края, где служат не священники, а ведьмы! – смеялись им в ответ.
Таильрен ехал на кобыле и улыбался, слушая такие суждения.
– О, боги! Я хочу тут жить! – заорал один из солдат после одного из ответов. – Все слышали? У них люди решают, какие подати брать, какие нет, где дорогу мостить, а где стену подновлять! Тут люди, как лорды!
– Он сказал «достойные люди решают», – поправил солдата капитан с улыбкой.
– Ясно, что достойные, – ответил тот. – Вот я, разве не достоин?
– Эй, ты, – обратился Таильрен к пленнику. – Каков должен быть размер достоинства?
Солдаты заржали над немудренной шуткой, но селянин ответил.
– Должен иметь доброго коня и прочное седло.
– Так это всадник! – засмеялся уже Таильрен, обернувшись к давешнему солдату. –Слышал, дурачина? Здесь все решают рыцари, купцы и прочая толстомордая братия. Совсем, как и в Линдене, и еще тысяче мест. Ищи рай в другом месте.
– Давай, оставайся тут жить, – товарищи стали подтрунивать над солдатом. – Будешь таскать камни к месту, где надо мостить дорогу по слову достойных господ!
Солдат принялся огрызаться в том духе, что он покажет местным, кто тут чего достоин, но внезапно раздались свистки в арьергарде.
– Компания, стой! – заорал Таильрен. – Пирко – пленники на тебе! Остальные – разворот, стройся в каре!
Когда арьергард подтянулся, пехотная коробка уже была построена. В центре сгрудился полон под надзором. Перед строем алебардистов выдвинулись арбалетчики.
– Конные, – доложил командир арьергарда. – Десятка три, может и четыре. С копьями.
Таильрен кивнул и жестом показал, куда им встать на отдых. Он стал ждать и вскоре из-за поворота, скрытого языком леса выскакали всадники. Вовсе их оказалось не три десятка, а хорошо если два. Впрочем, что у страха глаза велики, истина дедовская и прадедовская.
Конники, увидев приготовившееся к бою каре, замедлили шаг коней. Было видно, что они достали кто луки, кто сулицы, но опасаются приближаться. Арбалетчики ответили бы им слитным залпом, а кони преследователей не защищены доспехами. Сами же всадники все доспешны, но защита была простой. У кого кольчуга, у кого панцирь, лишь у пары имелись кирасы.
Видя малочисленность и нерешительность преследователей, Таильрен решил прибегнуть к способу отхода, широко практиковавшемуся в западных землях.
Он отослал половину компании под командованием своего лейтенанта со всем полоном, сам же с остальной частью полдня стоял заслоном. Дорога здесь проходила по лесу, и у врага не было возможности преследовать уходящих, не подставившись под плотный огонь арбалетчиков.
Когда полон удалился, Таильрен начал отступать. Чтобы не искушать конного противника к атаке, заслон отходил группами: сперва одна часть держала позицию, в то время как остальные делали шагов полста за их спины и ощетинивались алебардами там, после чего первая часть отоходила на сотню шагов и так же занимала позицию. Тогда наступала очередь отходить второй группы.
Было видно, что преследователи колеблются. Если они атакуют, то отступающие быстро уйдут под защиту товарищей, держащих оборону, а всадников обстреляют из арбалетов. Если ничего не предпринять, то налетчики скроются безнаказанно на территорию Конфедерации. Один раз они попытались приблизиться, и Таильрен скомандовал залп. Преследователи не пострадали, но отошли, впечатленные.
Такая игра продолжалась до темноты, когда заслон встал на ночевку, выделив сильное охранение. Конники же, видя, что момент для атаки может не представиться, сочли за благо отойти. Никто бы не сказал наверняка, вернулись они восвояси или просто дают отдых коням.
Капитан всю ночь бодрствовал, но нападения так и не последовало, а на следующий день компания вышла в земли Конфедерации. Преследователи так и не объявились, опасаясь, как видно, нарушать границу. Ну, это ненадолго. Скоро отряды примутся сновать в этих местах туда-сюда без продыху.
Грасис
Крепость Ключице стояла на реке Ведоме, в десяти милях от впадения в Новоозеро. Отсюда доброцкие контролировали важнейший торговый путь, ведущий из Северного моря в южные страны, богатые серебром и пряностями. С этого пути и жирел Доброце. Поэтому, когда началась война, Орден решил ударить княжество, которое на деле было купеческой республикой, Доброце по самому чувствительному – по доходам. Собранное войско прошло морским путем и рекой Едогой в Новоозеро, где и осадило Ключице. Тряхнули-таки епископы мошной, не устояв перед давлением маркграфа Линденского, дали денег на наём кораблей.
Грасис мрачно вышагивал по свеженасыпанному валу и посматривал в сторону укреплений. Нечего и думать взять такие без пушек – крепость оказалась сильна: каменные стены, могучие башни. Пушка в посланном войске была, здоровенная, кованная из железных полос. Для неё соорудили лафет, и теперь множество людей копошилось вокруг, устанавливая на него пушку.
Гарнизон заперся в Ключице и отказался вести переговоры о сдаче. Припасов у них в избытке, это было ясно, как день. Осадной армии напротив, предстояло искать фураж с большими трудностями, ведь здешняя земля населена скудно и урожай дает плохой. Провизию доставляют в эти места с юга по рекам. Везти припасы с орденских земель морским путем было слишком далеко, поэтому Грасис уже представлял себе все прелести голодной жизни и болезни в осадном лагере. Будь он во главе Ордена, он не повел бы войско в эти гиблые места, а обложил город Главец, который расположен куда как ближе к землям Конфедерации. Может, взятие Главца не смогло бы уязвить Доброце так же, как осада Ключице, зато и войско не рисковало бы сгинуть в диких местах. Лучше маленькая добыча, чем большие потери, рассуждал про себя Грасис, и как только магистры этого не видят?
Весна ещё готовилась перейти в лето. Время стояло голодное. Зимние запасы подъедены, новый урожай – не скоро. И неизвестно, насколько затянется осада. И никаких битв, ни крупинки славы. Предстояло долгое сидение в лесах и болотах, поэтому Грасис был мрачнее обычного.
Всю надежду он возлагал на пушку, она может поколебать уверенность защитников, и те сдадутся. Ещё она может пробить стены, что позволит через бреши ворваться в крепость. Пушки стоили дорого и весьма дорого, но это были ключи к городам, поэтому Орден не пожалел выслать под Ключице свою самую большую и новую пушку. Она метала ядра в шестьдесят стоунов, а сама весила шестнадцать хандредвейтов. Доставить такую громадину в эти края было сущей морокой, но сейчас пушка должна сказать свое веское слово землепоклонникам.
Главное, что беспокоило Грасиса – молодость орудия. Он знал – лопаются чаще всего или очень молодые пушки, или совсем старые. Это если не брать в расчет пушкарей-неумех, которые неверно берут заряд пороха или вес ядер. Поэтому он выбрал местом своего пребывания для начала стрельбы вал. Никто не обвинит его, стоящего в виду вражеской крепости, в трусости. Так он, в то же время, избежит опасности от разрыва орудия. Некоторые, чтобы иметь возможность сказать, что они участвовали в обстреле Ключице, обретались у самого орудия.
Установку пушки на лафет закончили, теперь её заряжали. Грасис смотрел, как засыпают порох, пыжуют, поднимают и закатывают в ствол каменное ядро.
Вот к запальному отверстию поднесли огонь, все закрыли уши… Громыхнул выстрел! Ядро ударило в крепостную стену. Еще несколько таких попаданий и можно надеяться на брешь в стене.
Пушкари суетились, банили ствол, тащили порох. Первый выстрел прозвучал поутру, второй должен был прогреметь к обеду, так долго заряжалось исполинское орудие.
Что же, время прогуляться. Видит Священный Огонь, это не ярмарка в Дестмане! Там есть, на что посмотреть и кому себя показать. Но и стоять истуканом до обеда глупо.
Грасис был в доспехах на случай внезапной вылазки осажденных. Шлем и щит лежали в палатке. Нахлобучить шлем и взять в руку щит – дело недолгое. Облачиться же в кольчугу, кирасу, наручи второпях было делом затруднительным. Потому такой вид имели многие воины в лагере – в железе, но с непокрытой головой. Для привычного к весу кирасы воина невелик труд – походить в доспехе, и пренебрегать такой предосторожностью Грасис считал глупостью и ленью. Фокр, упор для копья, был снят с кирасы. Все равно, если схватка окажется внезапной, то это будет пеший бой. Лишнее железо все ж ни к чему. Проявляя благоразумие, не следует впадать в мнительность, ибо так можно выставить себя посмешищем.
Лагерь только обустраивался. Повсюду сновали плотники, возчики и прочие подлецы. Земля перемешана тысячами ног, сотнями копыт и десятками колес и уже превратилась бы в непролазную грязь, если бы не была настолько полна песком.
Неспешная прогулка вывела Грасиса к шатру барона Зогена. Тот был гостем Ордена. В поисках славы и для приумножения чести рода он прибыл, узнав о близящейся войне. Гости делились на знатных и попроще. Первым честь нужна была сама по себе. Простых же интересовали возможности, которые откроются, буде случится им покрыть себя славой. Поступить в дружину сильного лорда или, чем демоны не шутят, на королевскую службу куда проще, обладая именем или знакомством, каковое также можно свести в походе или бою.
В орденском войске барон Зоген стал самым именитым из гостей. Остальные гости, вышедшие в поход, были мелочью, простыми всадниками, лишь некоторые из них оказались посвященными рыцарями. Однако гости служили Ордену неплохим подспорьем, ибо хоть наемников вокруг довольно, но они требуют за свои мечи деньги. А сундуки братьев-келарей не бездонны.
Возле баронского шатра были накрыты столы и лавки. Зоген жил и путешествовал на широкую ногу. Вина на столы выставили изрядно. Сидящего за ними народу, да и просто стоящих рядом, тоже хватало. Сам хозяин пирушки сидел во главе стола и как раз поднимал кубок, сопровождая его цветистой речью. Барон хоть и невеликий владетель, но известен широко. Правда, в основном не ратными подвигами, а застольными. Видать, этот-то недостаток в славе он и прибыл исправлять.
Грасиса приняли одобрительно, но места на лавке уже не нашлось, и он остался стоять. Ему протянули несколько кубков, один из которых он принял. Пили за успех похода, за здоровье барона и братьев Ордена, за пушку и за свет истинной веры. Было видно, что гулянка началась задолго до первого выстрела, как бы ни сразу по выгрузке из судов. Иные из гуляк уже набрались до такого состояния, что вряд ли отличили бы щит от меча, однако, требовали боя и штурма.
Грасис по обыкновению своему пил с умеренностью. От ученых людей он слышал суждение о необходимости пития вина, дабы не допустить болезни живота, особенно в походе и при плохой воде. Весь опыт молодого друга Ордена говорил тоже самое. Тот же опыт утверждал, что вино полезно, если не терять способности к схватке в любой момент.
К тому времени как пушка была изготовлена к новому выстрелу, участники посиделок уже получили приглашение и к обеду за баронским столом. Тот распорядился все приготовить, пока честная публика будут смотреть стрельбу. Вся толпа повалила в сторону циклопического сооружения – пушки на лафете.
Грасис провозгласил своим собеседникам, что намерен наблюдать, как понравятся ядра стенам крепости, и позвал их с собой на вал. Некоторые согласились с ним, говоря, что удар молнии интереснее грома и что выстрел надо смотреть с вала. Иные возразили, что пушка во время первого выстрела произвела на них столь сильное впечатление, что они желают видеть её вблизи и при втором. На этом публика разделилась, и, когда всё было готово, Грасис снова стоял на валу.
Грянул взрыв, и он был страшен. Казалось, что сама земля раскололась пополам и сейчас рухнет в благодатный огонь своих недр. Пушка разлетелась на куски сама, разметала сооруженный из бревен и земли лафет. Над ухом Грасиса просвистело нечто. Он так и не понял, железо это было, дерево или камень. Друг Ордена устоял на ногах, все ж расстояние достаточно велико. Лишь в ушах его звенело так, будто соревновались все колокола кафедрального собора.
Он бросил взгляд на место, где стоял лафет. Вокруг разорванной пушки ползали люди, которым посчастливилось остаться в живых. Или не посчастливилось, это как посмотреть. Сам Грасис предпочел бы погибнуть, чем жить калекой. Будь он братом Ордена, мог бы рассчитывать на место наставника или келаря в дальнем гарнизоне. Гостей Ордена, ждут по домам. Даже если гость не из именитых, там ему, пострадавшему за истинную веру, обеспечено должное уважение. Друзей же Ордена в случае увечья ждало лишь небольшое денежное возмещение и полная свобода в выборе средства к существованию: хочешь – побирайся, а хочешь – иди в монастырь. Оба пути были бы для Грасиса горше смерти. О возвращении в отчий дом он и не думал. Кому там нужен увечный родственник, пользы с которого чуть, зато возможны претензии на часть невеликих доходов?
За спиной его, меж тем, послышались торопливые шаги.
– Господин Грасис! – закричал один из его слуг, ибо приближался именно он. – Господин Грасис! Пушка разорвалась! Какое несчастье!
А то я не понимаю, что произошло, подумал друг Ордена. О боги, кто смог бы не заметить разрыва пушки? Кто бы не понял, что это несчастье? Какой же он балбес. Зато балбес старательный, усмехнулся Грасис про себя. Прибежал доложить. Уже неплохо, на фоне остальных. Небось, рыщут по округе в поисках разлетевшихся кусков пушки, чтобы сдать в надежде на награду.
– Да, я видел, – просто ответил он.
– Вы целы, мой господин?
– Я цел. Ступай, приготовь обед, я сейчас приду.
Барон Зоген был у самой пушки. Если он и остался жив, ему точно не до пиров, вновь усмехнулся про себя Грасис.
– Да, мой господин, – почтительно ответил слуга, впечатленный хладнокровием воина, думающего про обед, пока в сотне-другой шагов от них ползают искалеченные люди.
Грасис же посмотрел в его сторону лишь, когда слуга направился к лагерю. Он понимал, какое впечатление произвел. То, что и старался произвести.
Ничего, подумал он. За время осады будет много бед, сегодняшний день еще покажется легким перекусом на пиру смерти, когда мы устанем хоронить унесенных лихорадкой и холерой. Осада началась.
Мамута
Солнце уже клонилось к горизонту, когда в стойбище Пармуты заметили гостей. Полтора десятка конников ехали по степи в их сторону. Были они не похожи на налётчиков, однако воины собрались и вооружились. Когда отряд приблизился, навстречу отправился Мамута.
– Мир вам! – произнес старший из гостей.
Он ехал во главе. Одет был по степному воинскому обычаю: панцирь, наручи, мисюрка. Мамута решил, что он лет на пять моложе отца. Лицо гостя пересекал шрам от удара саблей. Говорил он дружелюбно, но юноша оставался настороже.
– Мир и вам! – ответил он. – Куда вы держите путь?
– Мы ищем стоянку славного Пармуты! – произнес гость с той вежливостью, на которую способны лишь истинные воины степи. – У нас к нему важный разговор.
– Я провожу вас, – молвил Мамута, потратив на раздумья не больше пяти мгновений.
Пока они ехали к юртам, не было сказано ни слова. Лишь сблизившись с патриархом, старшина гостей произнёс: