Усы и борода мужиков тотчас обросли инеем.
- Снегу-то понавалило, - сказал Павел. - Дороги не видать. Без лыж не доберёмся.
- Топтаться станем - точно не доберёмся, - буркнула Таисия из-под завязанного по самые глаза платка. - А ну скоренько, по-охотничьи... Нужно же споймать тех варнаков, что моего брата обидели да погосту поругание учинили...
Кузнец вышел вперёд, за ним цепочкой потянулись сын с матерью. И легонько побежали по дороге, чиркая полами зипунов по снегу.
Ветер поднял колкую снежную пыль, резанул по глазам.
Кузнец вдруг встал как вкопанный, не снимая с плеча ружья.
- Петрович... - негромко окликнула его Таисия. - Ты чего?
Чёртов ветер погнал на них огромную, в рост человека, плотную позёмку, от которой ходоки волей-неволей отвернули лица да ещё и закрылись голицами - кожаными рукавицами на меху.
Когда стих противный тонкий посвист ветра, увидели, что за одной позёмкой следует другая.
Кузнец крякнул, Павел дрожавшим голосом забормотал охранную молитву, а Таисия простонала.
Потому что на них надвигались не завихрения снега, а мертвяки в развевавшихся на ветру саванах.
Впереди шёл Кузьма, бывший голова предместья. Он приходился свёкром соседке Сашиных родителей. Кузьма единственный тащил, согнувшись, свой крест на спине. Из брюха, еле-еле прихваченного крупными стежками, вываливалось что-то чёрное и тянулось следом. Когда кто-то из мертвяков наступал на эту черноту, Кузьма дёргался и приостанавливал шаг.
Безжалостная луна и сияние снега делали видными следы тления на покойниках.
Кузнец вдруг сорвал ружьё и выстрелил в призрачное шествие. Но оказалось, что оно вовсе не призрачное - невысокий скелет с остатками плоти и женского платья кувыркнулся и застрял в сугробе. Тёмная рука без нескольких пальцев, похожая на птичью лапку, затряслась, как бы грозя кузнецу, но тут же застыла.
Павел с матерью встали рядом с Петровичем, готовясь продолжить пальбу, но кузнец вдруг отбросил ружьё и побежал навстречу мертвякам. Одной рукой оттолкнул бывшего пастуха, другой - чей-то покрытый землёй остов; упал на колени.
- Петрович! Что творишь-то, Петрович?! - заорала Таисия. - Поднимайся да беги назад, прикроем!
А потом она увидела, что кузнец обнимает ребёнка-голыша в несколько вершков с громадной водяночной головой. Летом у Петровича померла молодая жена, оставив ему сына-уродца, вся жизнь которого ушла в рост головы. На Покров и он преставился. Кузнец подхоронил его в материнскую могилу.
- Петрович! То нежить, а не твоё дитя! - крикнула ему Таисия, но новый порыв ветра заглушил зловещим посвистом её голос, засыпал ходоков снежной крупкой.
И тут земля швырнула все на ней сущее раз, другой, третий. Воздух стал упругим и недвижным; послышался гул, похожий на рёв реки на порогах. Потом равнина выгнулась, и Таисия увидела, что Павел, только что стоявший бок о бок с ней, вдруг оказался далеко вперёди, словно его отнесло волной. Снежное полотнище скомкалось, треснуло. Неимоверная сила рванула землю и точно вывернула её.
Таисия очнулась на боку. Рука всё так же сжимала приклад ружья.
- Павел! - крикнула Таисия и не услышала своего голоса.
Потом поняла, что это из-за подземного рыка невозможно разобрать ни один другой звук. Решила ползти в сторону, где перед последним толчком заметила сына.
Но не смогла пошевелиться: кто-то удерживал ноги. В тот же миг она осознала, что её тащат куда-то. Таисия повернула голову против движения и увидела чёрный дымившийся след на белом. Это наст раскровянил щёку. С трудом приподнялась на локте и широко открыла рот, захлебнувшись не вылетевшим из глотки криком.
На левой руке повисла часть безголового остова, несгнившие пальцы крепко вцепились в рукавицу. Две чёрные фигуры в обрывках саванов за ноги волокли её вверх по снежному склону, который заканчивался провалом, неимоверно смердевшим.
"Они хотят забрать меня с собой!" - подумала Таисия и ощутила бессильное отчаяние. Почти такое же, как в детстве, когда тонула в болоте. Но тогда рядом была ватага сверстников и дедушка. А сейчас... Сейчас при ней только дух матери семейства, хозяйки родового гнезда на этой взбесившейся земле.
Позабыв прочесть молитву, Таисия с силой саданула прикладом по безголовым останкам, освободила руку, изогнулась так, что затрещали мускулы, и выстрелила почти в упор по мертвякам. Но не смогла зацепить. Это она-то, обученная покойным мужем стрелять зверя в глаз, чтобы не испортить ценную шкуру! Твари по-прежнему медленно и неотвратимо волокли её к вершине снежного гребня. Перезарядить ружьё было невозможно.
Она уже приготовилась умереть, но тут раздался голос, извергавший ругательства. Сначала Таисия приняла его за речь умершего супруга, но потом увидела сына. Только сейчас она заметила, что подземный рёв и толчки прекратились. Сын раздолбал прикладом тварей, помог матери подняться.
- Ублюдки чёртовы! - неистово костерил мертвяков Павел. - Срань господня! Испугались земной тряски и полезли на белый свет!
- Окстись, сын, - строго промолвила Таисия, хотя губы еле-еле ей подчинились. - Во всём промысел Божий. Может, Судный день настал.
- Не нужон мне такой Судный день, когда всякая покость меня зарыть хочет. Идём, мать, я до головы побегу, пусть в околоток сообщит, а ты по соседям. Оборонять нужно предместье от этих...
Таисия вздрогнула, услышав из уст своего великовозрастного дитяти матерное слово, но смолчала. Предки, конечно, велели беречь уста от скверны. Но никаких указаний от них не было, что делать, когда эта скверна вопреки всем законам, людским и Божиим, полезет из-под земли.
- Значит, прав был Андрюня-то... - сказала она тихо.
Сын не откликнулся.
Кузнец исчез, возможно, провалился под землю со своим мёртвым уродцем; но вполне могло быть, что спасся. В любом случае сейчас было важнее предупредить людей, чем рыскать по снегам да оврагам, каждый миг ожидая новой тряски.
- Мать, глянь на дома... - прошептал Павел.
Таисия давно заметила и покосившиеся трубы, и дыбом вставшие крыши, и чёрную трещину, которая разорвала дорогу; и словно перепаханный снег. Павел и Таисия подумали об одном: видимо, мёртвая толпа металась, не зная, куда направиться.
- Они что, каждый к своим пошли?.. - изумился Павел.
Мать с сыном рванули к своей распахнутой калитке. Их тяжкое дыхание выдавало страх встретить дедов и отца. Людьми они были суровыми, никто из них не преставился своей смертью на лавке. Как-то обернётся их встреча с живой роднёй?
- Саша... - простонал Павел.
- Будет! - пресекла его муки мать. - Сашка хоть тоньше былинки, но постоять за себя сможет. Да и Андрюня с ней.
Павел простонал ещё раз.
К счастью, потусторонних гостей не оказалось. На соседних подворьях не было слышно ничего, кроме обычной суеты: ни воплей ужаса, ни мольбы, ни пальбы. Словно бы земля исторгла из себя на время вечных жителей, а потом снова поглотила их.
В избе, кроме упавшего поставца с посудой, поваленной лавки и наехавших одна на другую половиц, никаких изменений не было. Андрюня стоял на коленях перед иконой, Саша заметала глиняные черепки.
Павел облапил жену и даже пустил слезу, так расчувствовался. Всё могло обернуться хуже.
- Ну, я побежал до головы, - сказал он. - Крышу завтра осмотрю. Печь не вздумайте топить. Ты, мать, лучше посиди дома.
- Иди уж. Авось соображу, что делать, - сказала Таисия, не снимая одежды.
Павел понял, что унять матушку и удержать её дома не удастся. Такой уж она уродилась.
Только Павел скрылся за дверью и его шаги проскрипели в морозной темени, Таисия схватила Сашу за руки и неожиданно поинтересовалась:
- Что думаешь, невестушка?
Разум Таисии отрицал увиденное. Поэтому она попросила помощи у Саши.
Невестка во время толчка расшиблась. Она склонила лоб с синяком к плечу. Застеснялась. Но потом подняла на свекровь, которая впервые с ней посоветовалась, вовсе не пугливые глаза.
- Дядя Андрей правду сказал. Земля вытрясла из себя покойников. Перемешались все: и мёртвые, и живые. Мертвяки свой покой хотят откупить. И живым точно так же сделать нужно.
Таисия отбросила Сашины руки и сказала в сердцах:
- Ну и брехливая же ты, Саша! Что это за откуп от земли? Как он поможет от тряски?
Саша обиделась и молча опустила голову. Встала истуканом - ни слова больше не скажу.
- Ну прости меня, - попросила Таисия. - Не в себе я. Если б ты знала, что давече с нами случилось...
- А я знаю, - ответила Саша. - Тётка Мотря, соседка родителей, сразу сказала, что настало время, когда лик земли изменится. Наружу всё выйдет, что внутри, верхнее вниз сверзится. Откупы нужны, жертвы, чтобы по-прежнему всё было.
Таисия чуть не уселась помимо лавки.
Мельниковы давно враждовали с семьёй этой Мотри, которая слыла колдовкой, а ещё была завистлива и пакостлива. Во всех родах, на которые косо глянул Мотрин глазок, случались беды. Она же была как заговорённая. Однако верховодить ей не довелось. Даже её свёкор, при жизни голова предместья, сноху ни во что не ставил. А люди её просто не любили.
- Хорошо, что отец Петерим тебя сейчас не слышит. А то бы наказал чёрными работами при храме. Где ж это видано, чтобы миропорядок каким-то шаманством, откупами восстанавливали? - в сердцах сказала Таисия.
- Матушка... - тихо, но напористо начала Саша, - а кто: отец Петерим или приезжие доктора остановили чумной мор? Петерим или шаман на ноги моего батюшку поднял, когда он под лёд провалился? Телёнка кто реке скормил, и она забрала свои воды из батюшкиного нутра? А он не дышал долго, и с ведро пены потом из него вылилось.
- Для твоего же блага запрещаю такое говорить! - тоже тихо, но с закипающей яростью сказала Таисия. - Волю Божию всем чем угодно можно назвать. Да только слаб умом человек решать, где промысел Его, а где доктора с шаманами.
А ещё она подумала, что Мотря, как болиголов, успела всё вокруг себя отравить своими бреднями.
Андрюня отказался пить и есть, застыл на лавке, уставив прозрачные голубые глаза в потолок. С курчавой бородкой, отросшими тёмными волосами, он кого-то очень сильно Таисии напомнил. Она даже вздрогнула, когда осознала: паршивая овца их рода точь-в-точь походил на одного из святых, изображённых в церкви Вознесения. И вообще он пошёл не в их родову - кряжистых, словно медведи, черноволосых и черноглазых сибиряков.
С рассветом на улице началась беготня. Не обошлось без пожара и рухнувших строений. Но рубленные из круглого листвяка избы, казалось, пустили корни в бунтовавшую землю и остались целы.
Не успела Таисия с невесткой обиходить коров, как прибежала мать Саши с тёткой Мотрей.
Таисия поджала губы, неодобрительно глянув на смутьянку и вражину, но через несколько минут уже слушала её, открыв рот от изумления.
Оказалось, что перед самыми последними толчками в предместье примчались верховые буряты. Они проехали вдоль побережья Великого моря и везде видели страшные разрушения. А ещё слышали, что улусы в степи брошены людьми. Им пришлось бежать со скарбом на телегах, скотом, потому что море стеной пошло на землю, а она сама стала опускаться. И если глянуть с утёса, то под водой видны крыши изб и дымовые отверстия юрт. А особо отчаянные видели, как утопленники, в разные времена взятые морем, начинают обживать новые жилища. Вот только скот на новом дне не остался, всплыл дохлый и был принесён волной к берегу.