– Может, и сгодитесь на что. Но отныне забудете вкус человеческой крови и перебиваться станете чем Бог пошлет: малиной, берестой или булкой просроченной. Это ясно? А теперь замрите.
Оробевшие черти застыли, боясь пошевелиться. Булат перехватил Костяную поудобнее и кончиком лезвия выцарапал у каждого на лбу по печатной литере: «Л», «Х» и «О».
– Что там, чел? Ругательство? Не круто. – Калач, которому досталась буква «Х», с озадаченным видом стер со лба кровь.
– Наградная аббревиатура – чтобы с вами дружки не водились. – Булат рассмеялся, сам не понимая, зачем это сделал. – А если серьезно: надурите – головы взорвутся. – Ложь далась легко, но он, к собственному изумлению, ощутил, что это вполне может оказаться правдой. Будто Костяная, испустившая в этот момент легкую вибрацию, стала гарантом его слов.
Черти, не сговариваясь, поклонились, точно обруганные актеры после фиаско на сцене.
– Долг прошедшей платежкой красен, – изрек Балда, изо всех сил пряча ненависть и злобу за фальшивой улыбкой.
– Валите уже, пока я не передумал.
Нечисть сейчас же порскнула в стороны, разбрасывая всё и опрокидывая. Даже Калач проявил завидное проворство, решив бежать через окно. Вскоре бесы покинули избушку и, петляя, скрылись в серебристом тумане, наполнявшем светлеющий лес.
Ни один из них не обернулся… и не забыл.
Булат подобрал лист Черномикона: в нём, словно за белым шумом, виднелся Лунослав, которого то и дело скручивало, будто металлическую вешалку, и растягивало; временами он напоминал вопящего под кровавым небом человека с картины Мунка «Крик».
– Держись, держись, братишка. Сейчас. – Булат вцепился в бумагу, пытаясь разорвать ее, точно пакетик с чаем, но заколдованная целлюлоза не поддалась. – Черт, такая и слона на скакалке выдержит. Ну-ка.
Он вернул лист на стол, отшагнул и с размаху ударил Костяной. Раздался скрип, будто от керамических черепков, и косу выбило из рук. Сбросив несколько бутылок, она отлетела в «красный угол». Самогонная вонь опять дала о себе знать.
Булат с раздражением достал из «косухи» дважды сложенный фрагмент Беломикона. Тот засиял, напомнив кувшинку, облюбованную светлячками. В следующее мгновение листы Черномикона и Беломикона, похожие как два близнеца, но с разным оттенком кожи, поднялись на два метра в воздух.
А затем – сложились.
Бумага невообразимо проросла сквозь бумагу.
На долю секунды возникла клубящаяся мгла – и из нее выпал Лунослав. Задев спиной стол, он грохнулся на пол. Левая рука угодила в бутылочные осколки. Побежавшая из свежего пореза кровь смешалась с сатанинским алкоголем.
От молодого человека разило нечистотами. Порванные сандалии настаивали на плотном ужине. Летние брючки и рубашку покрывали мазки чужих экскрементов и рвоты. Темные волосы, имевшие едва заметный ореховый оттенок и некогда образовывавшие на голове «горшок», подступали к бровям и накрывали уши. В отросшей бороде застряли отвратительные хлопья неопределенного цвета. Карие глаза неудержимо вращались, точно разболтанные телескопы.
– Лунтик?.. – Булат расхохотался. – Лунтик! Братишка! Ядрен батон! Дрищ ты мой любимый! – Он обнял товарища, несмотря на вонь, и покрутил.
Они действительно напоминали братьев. Одногодки, разменявшие по четверти столетия каждый. Примерно одного роста – около метра восьмидесяти восьми. Правда, Булат всегда казался выше за счет своего обожаемого кока Элвиса. Вдобавок Лунославу не доставало пару-тройки килограмм мышечной массы, чтобы совсем уж не провисать на фоне поджарого напарника. Впрочем, всё это он с лихвой компенсировал уникальными талантами, бравшими начало в безумном предке.
– В одном поезде родился день… в нём же он и умер, – прошептал Лунослав с крайне потерянным видом. – Потому что ехал тот поезд больше суток. Авторский фильм, однако…
Булат нахмурился. Потом расплылся в широкой улыбке и угостил напарника «сливой». Костяшки указательного и среднего пальцев крепко зажали товарищу кончик носа.
– Б-Булат?! – Лунослав не верил глазам. Издаваемые им звуки так и норовили распасться на части. – М-матерь Божья, жи-живой!..
Впервые заикание дало о себе знать еще в шестилетнем возрасте. Во время третьей ревакцинации против полиомиелита он вдруг замолчал. Словно шприц вколол ему пару кубиков молчания. Никто не мог вытянуть из него и слова целые сутки. Перед глазами всё стояла игла, выдавливающая вместе с капелькой вакцины опустошающий страх. Когда дар речи наконец вернулся, слова то и дело разбивало заикание. С тех пор оно мимолетным призраком проявлялось всякий раз, когда он волновался.
Вот как сейчас.
– А ты зарос, Лунтик! Только по слепку зубов и узнал. – Булат свято верил, что настоящая крепкая дружба требовала циничной и зачастую издевательской честности.
И повод для подобных подколок имелся.
Благодаря диастеме16, между верхними резцами Лунослава можно было впихнуть зубочистку. А неровные и сдвинутые соседи по челюсти могли позолотить ручку дантисту. И то, и другое – последствия вредных миофункциональных привычек17, устранить которые не хватало то денег, то жизни. Особенно сейчас.
На глаза Лунослава навернулись слезы. Черт, да он готов был разрыдаться! Больше никаких убийств и вкуса чужой крови. Больше никаких всхлипов задыхающегося человека, что обволакивают тебя, словно гель! Больше…
Булат без лишних слов еще раз обнял друга.
– С возвращением, брат.
– У тебя борода? – Лунослав потрогал себя за подбородок. – И у меня тоже?.. Сколько меня не было-то? И как ты умудрился выжить?! – Вид напарника, умиравшего от кровопотери у него на руках, ноющей болью отозвался в сердце.
– А вот это, шаман-брат, та еще история. Но вот ее краткая версия: пока мы с тобой два месяца отсутствовали, всё развалилось.
– Развалилось?
– Да. Ты как? Сам двигаться в состоянии?
Лунослав сделал нетвердый шаг.
– Вроде да.
– Обопрись. – Булат подставил плечо и помог напарнику переступить сбитый порог и выйти наружу.
Сверкал утренний лес. Потеки тумана неторопливыми щупальцами уползали в овраг, на дне которого, казалось, кто-то едва слышно стонал. Близ распахнутого сарайчика с телами на ветру покачивалась корзинка с лентой. Бензиновый генератор всё так же неутомимо перегонял литры топлива марки «А92» в напряжение электросети.
А над всем этим пламенели тошнотворного цвета небеса, подожженные всходившим на востоке солнцем. Казалось, золото сентябрьского рассвета душила красная волчанка.
– А… а что это с небом? – Лунослав задрожал. При взгляде на неестественный бордовый оттенок, заполонивший небосвод, кружилась голова. – Оно же… оно же цвета дьявольской марганцовки!.. Боже. Это из-за Бессодержательного? Где он? Где эта тварь?!
– Затаилась. Большего не знаю, брат. Так что ход за нами. – Булат с сомнением оглядел товарища. – Но сперва давай-ка наведаемся в бюро – приведем тебя в порядок.
– О! Полцарства за ванну, парикмахерскую и чистую одежду.
– А получишь – душ, бритву и трусы без прорех!
Они засмеялись.
– Погоди, – сказал Булат и заскочил обратно в избушку.
Там он сдернул грязные занавески с окон, поджег и швырнул на пол, залитый самогоном. Огонь вспыхнул почти сразу. Сгоравшие сгустки крови взвивались светящимися алыми точками.
Наконец Булат покинул домик, из щелей которого уже валил мерцавший дым.
– Слушай, Лунь, а ты всё ощущал, пока бумажкой был?
Лунослав побледнел. Говорить об этом не хотелось. По крайней мере, не сейчас.
Господи, мама!.. Я задыхаюсь!..
– Ощущал больше, чем хотелось бы.
– И что, у того рыжего чёрта и вправду в заднице находилось какое-то параллельное измерение?
– Шутишь? Нет, конечно. Тебя надурили. Но спасибо, что не стал рубить сплеча.
Булат замер, обдумывая услышанное, а потом весело хохотнул.
– Вот ведь паршивцы.
Они опять рассмеялись, после чего направились к уазику, ступая по влажной тропинке. По дороге они связались с отделением полиции Погарского района и сообщили о найденных трупах. До Питонина не дозвонились: майор с кем-то разговаривал по телефону. Так что беседу отложили на потом.
А позади огонь всё пожирал и пожирал обиталище зла.
Лаванда притаилась в кустах шиповника, находившихся в тридцати метрах от полыхавшей избушки. Она всё видела: желтоглазый ублюдок преуспел в уличных развлечениях и вернул в строй напарника. Как неудачно.
Она выдохнула сквозь стиснутые зубы и постаралась расслабиться, несмотря на то, что ее потряхивало от сладкой, зудящей злобы, убегавшей куда-то вниз живота. На лицо привычной маской наползло глуповатое выражение, глаза по-детски расширились, словно в них проплыло отражение голубого воздушного шарика. Достала телефон.
– Товарищ майор! Разрешите доложить? – Голосок блондинки-лейтенанта разливался беззаботным птичьим щебетом. – Тут такое! Такое! Булат нашел Лунослава, представляете? И тот жив, да! Клинья, как вы и обозначили, не вбивала. Да. Только наблюдение и страховка. Труподелы на второй линии? Я думала… Поняла. Есть заткнуться! – Она с подчеркнутой вежливостью завершила вызов. – Коз-зел.
О, она будет лебезить и притворяться полной дурой. Если понадобится, она раскинет ножки перед этим уродом, изображая похоть и страсть. Бери меня, лошадиный ты кусок дерьма! Но, к ее неизбывному облегчению, майора волновали только работа и собственная жена, с которой они образовывали довольно странный союз. Та женщина, которую она видела всего раз, уравновешивала его дикость.
Лаванда поджала губы. На очереди – визит к настоящему начальству. А там не ругали, не лаяли в лицо и не объявляли выговор. За неудачу попросту сносили голову с плеч. Если не хуже.
Одернув ненавистный китель, она по северо-западной тропинке вернулась к служебной машине.
Как часто вас имеют? Как часто к вам пристраиваются сзади, чтобы посопеть и посокращаться, точно английский мастиф над замершим в ужасе пудельком?
Именно такая аналогия приходит на ум, когда на пороге появляются страховые агенты, коммивояжеры и прочие шулеры жизни, запакованные в брючки и белые рубашки с галстучками.
Они, точно средневековые алхимики, превратят свинец ваших пенсионных накоплений в чистейшее золото. Пообещают спасти душу – свободную от финансовой шелухи и имущества. Ведь Боженьку интересуют только нищие идиоты. А за сущие гроши оформят медицинскую карту и трехдневную путевку в «лучший» санаторий области, чтобы наверняка быть уверенными, что со среды по пятницу вас не будет дома.
В-ВУП.
В-ВУП.
В-ВУП.
Именно такой звук издают маховики работающих лохотронов и черных схем. Если вы их слышите, значит, кто-то, свесив язык, уже видит в вас курчавого пуделька. Ну что, дружок, поиграем? Аф-аф.
Верный способ распознать мошенников – их незамысловатый вопрос: «Как к вам обращаться?» Верный, потому что вселенной на самом деле глубоко насрать на то, как вас зовут. Но есть такой же верный ответ, ознаменовывающий противостояние этим ублюдкам.
Всегда без стеснений отвечайте: «Обращайтесь ко мне – "мой господин"».
Глава 3 Хороший мальчик
Если заглянуть под ковер, именуемый временем, под ним непременно обнаружится заметенная пыль. То минувшее. Проведем по нему рукой. Еще разок. Еще. Вот, теперь видно хорошо. Пылинки лет сложились в слово.
Ивот.
Обычный поселок с населением в шесть тысяч душ, основанный аж в 1800 году. Ничего примечательного или броского, словно звон в порожней бочке, что случайно задели ногой. Так бы и катиться Ивоту невостребованным по годам, но в начале третьего миллениума на поселок позарилась градообразующая корпорация «ЗОЛА», чье лоснящееся от успеха лицо приманивало инвестиции со всего мира: Великобритания, Франция, Гонконг и даже Катар. Тогда оккультные изыскания «ЗОЛЫ», точно тлеющие огни шахт, еще не привлекли к себе столько внимания.
В результате прихода «ЗОЛЫ» северо-восточнее поселка возникло его более современное продолжение – будто из неприветливого мистера Хайда в строительных муках родился доктор Джекил18. Поскольку любой населенный пункт России с количеством жителей за двенадцать тысяч мог претендовать на статус города, уже в 2002 Ивот пускал в небо воздушные шарики и красил ночь в цвета салюта, празднуя взросление поселения.
Так новоиспеченный город обрел два непохожих района – Старый Ивот, территориально совпадавший с границей прежнего поселка, и Новый, ставший урбанизированной усладой корпораций и крупнейших частных компаний, таких как «X5 Retail Group», «НЛМК» и других мастодонтов бизнеса.
Новый Ивот стремительно расширял границы ойкумены19, напоминая процесс подъема дрожжей, и уже к 2009 площадь района приблизилась к ста квадратным километрам, поставив сам Ивот на второе место после Брянска по многим показателям. Однако в 2010 году промышленный и экономический расцвет сменился загноением.
Наступил чертов Канун.
Пятнадцать дней самоубийств. Свыше шестидесяти тысяч жертв. Почти треть всего населения городка.
Кладбища всходили быстрее домов.
Говоря об Ивоте и о событиях Кануна в целом, один брянский депутат VII созыва, выступая в своем пижонском пиджачке по местному телеканалу «Брянская Губерния», изъяснился так: «Скажите спасибо Господу Богу, что население сей бородавки росло не так быстро, как она сама». К ужасу социологов, мнение политика, пусть и не в такой резкой форме, разделяло большинство. Соседние области. Россия. И даже мир.
Городок почти семь лет напоминал тяжелобольного, единственным лекарством для которого оставалась разогнанная в стволе пуля. Но Ивот так и не обратился в город-призрак. Последние три года на его небосводе всходила счастливая звезда, поднятая временем, сгладившим кошмары Кануна, и к 2020 городок отжился.
В Новый вновь потекли деньги, люди и судьбы.
Но потом грянул второй Канун, вернувший всё на круги своя и даже больше. Основной удар приняло одноименное бюро, состоявшее всего из двух сотрудников. Их поражение проторило путь куда более чудовищному злу.
Суеверия, предрассудки и страх, казалось, навеки осели в Ивоте. И если Старый держался молодцом, то заброшенные проекты Нового повергали сторонних наблюдателей в тоскливый ужас. Вообразив недоделки Нового района картой тела, можно обнаружить, что место аппендикса громадного человека приходится точь-в-точь на метрополитен.
О нём и поболтаем.
Подобно отростку слепой кишки, недостроенное метро из десяти станций и протяженностью тридцать два километра вело в никуда и в никогда. Именно эти два слова оставили чиновники и метростроевцы в лице «China Railway Construction Corporation» городку, когда его захлестнула первая волна самоубийств. Подземку забросили, и в любви к ней признались диггеры, бродяги и гонимые ливневыми водами крысы.
Однако с недавних пор исчезли и первые, и вторые, и даже третьи. Ибо во мраке гулких туннелей возносилась песнь смерти.
Итак, Новый Ивот, закат, нервозный променад в сквере.
Софья намотала брезентовый поводок на руку и примостилась на краешек скамейки Первомайского сквера. Вздорный носик, едва не утонувший в рыжих волосах, подброшенных ветром. Карие глаза с едва заметным проблеском беспокойства. Джинсовый плащик. Она взглянула на декоративную вазу с агератумом, стоявшую по правую руку, и поджала губы: розовато-аметистовые цветки невообразимым образом навели на мысли о сексе. Словно пушистые помпоны растения размахрились и разбухли.
НЕНОРМАЛЬНО.
Она поелозила тазом, борясь с неуместным зудом, который так и хотелось достать, смять в руке и кинуть куда подальше – с глаз долой, из лона вон. Перед глазами всплыли лица одноклассниц, кривящиеся в насмешках: «Просто предложи кому-нибудь "поесть киску". Кинь горошинку на язык. Да не будь ты такой стремной целкой! Иначе эти мысли тебя со свету сживут!»