Альберт Калинов
Станция Кафе Отправление
Станция
Ночь. Комната. По старой штукатурке, повторяя один и тот же маршрут, друг за другом поднимались огоньки. Достигнув потолка, они меняли направление, вытягивались, преображая свои геометрические формы в нечто блёклое, размытое, и исчезали. Через какое-то время на стене появился уже караван из огоньков, и снова он проделывал тот же путь. Причудливая игра света неизменно проецировала происходящее за окном на серую стену.
Саня Понедельников сложил руки под голову, расправил плечи на мягкой подушке и, не считаясь со временем, продолжал наблюдать за представлением.
Завтра его ждала новая жизнь – в чужом пока ещё городе и с полным отсутствием знакомых ему людей. А в этой сталинке, в которую он заселился сегодняшним вечером, ему уже было хорошо.
Саня Понедельников, как истинный философ, рассудил, что огоньки запросто могут скользить даже по обшарпанной штукатурке, главное, им не забираться слишком высоко, туда, где потолок.
Наблюдая за игрой света и тени, Саня и не заметил, как уснул.
Как и положено, настал новый день – первый, отличавшийся от предыдущих. Через большое окно то и дело стали проникать звуки проснувшегося незнакомого города, и Саня открыл глаза. Он поднялся, подошёл к окну и отдёрнул старую занавеску. Свет, будто дождавшись своего часа, мгновенно ворвался и заполнил всю комнату. День обещал быть солнечным и полным надежд.
Одевшись, парень покинул своё убежище и уже собирался выскользнуть в какой-то бесконечно глубокий подъезд, как вдруг услышал адресованное ему:
– Куда пошёл голодным-то?
Так могла бы заговорить с ним родная тётушка, но, как упоминалось ранее, в этом городе у него не было родни и вообще знакомых. Поэтому окликнуть его могла только квартирная хозяйка, с которой они давеча договорились о сдаче комнаты. (К слову, ему досталась комната, что была отделена от двух других длинным коридором.) Владелицей жилплощади, в которой теперь обитал Саня, была старая тётка, маленькая, худая, с непреклонным лицом и цепким взглядом. Пропахшая табачищем (она смолила исключительно папиросы), тётка явно принадлежала к старой гвардии.
Новый жилец, как школьник, застуканный на желании смыться из дома при невыполненных уроках, сразу сдался, он тихонько прикрыл обитую дерматином дверь и побрел назад по тёмному коридору в сторону кухни. Он рассудил, что правильным будет всё же поприветствовать хозяйку.
Оказавшись на кухне, Саня несколько театрально вытянул вперёд шею и кивнул:
– Здрасьте…
– Есть-то будешь? – не поворачиваясь к нему, процедила тётка и, чтобы не выронить изо рта папироску в стоявшую на плите кастрюлю, ещё крепче сцепила жёлтые зубы. Одной рукой при этом она ловко орудовала сковородой, и парень увидел, как из чугунки, подобно эквилибристу, подпрыгнул румяный блин и вновь прилёг на раскалённую поверхность. Ещё немного – и блин снова подскочил, а затем разлёгся уже на тарелке, присоединившись к точно таким же ноздрястым и пышным, сложенным стопкой в ожидании своей очереди.
– Чай там… – движением головы хозяйка показала на эмалированный чайник. – Кружку возьми в буфете.
Новый жилец открыл дверки старого, пережившего не одну эпоху, но всё ещё ладного буфета и заглянул в него. Найдя глазами подходящую для питья железную кружку, он ухмыльнулся, оценив иронию выбора (отсутствие такового). Затем достал кружку и закрыл дверки. Саня, как и положено гостю, несмело уселся на стул, стоявший подле небольшого стола и, вместо того чтобы взяться за поедание блинов, принялся разглядывать буфет. И правда,было на что посмотреть. Закончив с блинами, тётка взяла с подоконника чайник и налила из него в Санину кружку.
– А можно сахару?
Услышав это, хозяйка достала из буфета холщёвый мешочек с вышитой буквой «З» и, развязав, положила его перед гостем. Из-под тряпицы выглянули кубики рафинада. Теперь, когда всё необходимое было на своих местах, Саня свернул блин и бесцеремонно засунул его себе в рот, поднял кружку и глотнул из неё. Его глаза моргнули и заметно округлились, а лицо приобрело тот вид, какой бывает, когда человек впервые знакомится с кухонными пристрастиями племени пумба-юмба.
«Чифирь, что ли?» По его телу пробежала дрожь.
– А воды можно? – глядя на невозмутимую хозяйку, попросил Понедельников.
Тетка достала старый советских времен графин и подлила из него в кружку.
– Кипячёная? – пробормотал Саня.
–Угу…– дрогнула папироска.
Немного подкрепившись, Саня вдруг поймал себя на мысли, что не помнит имени квартирной хозяйки. И это было невежливым с его стороны.
«Забыл!..»
Он принялся ковырять свою память, вытаскивая из неё всё, начиная с того момента, как прошлым вечером сошёл с поезда, а затем почему-то обошёл вокзал и наткнулся на объявление. Самое обычное, о сдаче комнаты, прилепленное к столбу, оно отличалось от других только тем, что было вывешено в таком месте, где его точно бы никто не увидел. На глаза оно попалось случайно. Скорее машинально, нежели осмысленно, Саня сорвал листок и сунул его в карман. По плану, крепко сидящему в его голове, ему предстояло день или два пожить в гостинице, а там видно будет, глядишь и найдётся другой подходящий план.
Какие-то знающие люди, вполне дружелюбные, но не совсем трезвые, объяснили ему, что от вокзала до гостиницы рукой подать. Надо лишь пройти туда, а затем повернуть вон туда…
Так вновь прибывший и сделал, он пошёл туда и повернул вон туда – гостиницы не было. Но вдруг на одном из домов Саня увидел уже знакомое ему название улицы и достал из кармана смятое объявление. Да-да, вот он, тот самый дом. Ни домофона, ни тяжёлых железных дверей. Саня вошёл. Третий этаж… вот и квартира. Низенькая, сухая тётка с папиросой в зубах глянула в его паспорт и задала единственный вопрос:
– Беглый?
– Нет, – сначала Понедельников кивнул словно болгарин, а затем, убедившись, что юмор не оценен, замотал головой под цепким взглядом хозяйки жилья.
– Заходи, – это слово было последним, что помнил он из их знакомства.
– Извиняюсь, забыл, как ваше имя? —Саня решил не затягивать и рубануть этот узел памяти немедленно.
– Зинаида… – тётка, сделав затяжку, добавила: – Васильевна,—её глаз подмигнул: – Не представлялась я.
Наевшись, Саня засобирался к выходу.
– Погоди. Вот ключ. Это на тот случай, если меня не будет дома. До ночи не броди, если не хочешь услышать мои матюки. Если захочешь есть, обед приготовлю в час, ужин в семь.
– Угу, – кивнул квартирант и закрыл за собой дверь.
Лишь только он вынырнул из прохладного и давно не видавшего ремонта подъезда, как июньское солнце одарило его своим теплом. Саня довольно прищурился и тут же решил не думать о будущем, не давать оценок увиденному и не сравнивать этот город с другими. Тем более что в небе щебетали птицы и день выдался на загляденье ясным. Он просто зашагал вперёд, туда, куда глядели его глаза.
Кафе
Кованый указатель на столбе ненадолго привлёк его внимание. Надпись на указателе гласила «Бульваръ». И хотя под ногами был асфальт, а не брусчатка, Саня не стал придираться и продолжил путь в направлении, указанном на чугунном столбе. Тем более что впереди, радуя мужской глаз, топали четыре пары очень стройных ножек. Их обладательницы что-то обсуждали, хихикали, крутили своими пышноволосыми головками и вообще вносили сумятицу. Саня решительно прибавил шагу. Девицы остались где-то за его спиной, и теперь он мог выдохнуть. Саня снова вернул себя к какому-то, как ему хотелось, равновесию и простому созерцанию. Нет, он не имел ничего против знакомства с девушками, а уж тем более с такими хорошенькими. Просто решил всё это оставить на потом. Не сегодня, ибо всё это повторяло бы его предыдущую жизнь, а он теперь уже совершенно определённо собирался жить по-новому.
Примерно получасовая прогулка по бульвару закончилась, когда Саня увидел перед собой широкую и могучую реку, отделенную от города гранитным парапетом. Он облокотился на каменную преграду и посмотрел вдаль, туда, откуда спешил в своей размеренности водный поток. Линией горизонта там служила синяя гряда таёжных гор. Никогда прежде он не видел реку столь грандиозных размеров. Ей не было равных. И стоило ему чуть выдвинуть голову за парапет, как воздушный поток обдал свежестью. Саня стоял, а ветер усердно омывал его лицо, как родитель чумазое дитя.
«Ну вот и ладно, – решил Саня. – Умыли и дальше – гулять…»
Он огляделся. По пути следования начинался парк – занимал часть набережной и теперь встречал гуляющих фигурными лавочками, киосками и аттракционами в тени тополей и краснокнижного амурского бархата. Впрочем, такие зоны отдыха имелись во всех сколько-нибудь приличных городах и городках, в которых Понедельникову уже довелось побывать. Он снова поймал себя на мысли, что оказался в роли оценщика и тут же решительно отмахнулся, избавившись от соблазна.
И ничего странного не было в том, что в этот будний солнечный день в парке оказалось много таких, как Понедельников, кто праздно прогуливал отмеренные ему часы и минуты.
Облизывая мороженое, вышагивали по аллеям семейные парочки. И, конечно, вездесущие дети задавали здесь тон, правили бал и брали верх над любящими родителями. Впрочем, также как и везде.
Саня оценил обстановку. Это был особый случай, поэтому мораторий на любые оценки был им временно снят. Он вдруг ясно понял, где мог бы разжиться деньгами (если что), подзаработать. План возник до малейших деталей, в красках и с действующими лицами. Нет, если вы, конечно, подумали, что Саня собирался заняться криминалом, к примеру, грабить влюблённых или отбирать у детей мороженое,то нет. Понедельников задумал рисовать отдыхающих. В предыдущей жизни он считался неплохим рисовальщиком, и почему бы ему теперь не проявить такую слабость и не вернуть себе привычку рисовать хотя бы для того, чтобы облегчить своё существование? Ведь в этом парке полно приезжих – отпускников, туристов.
Никогда прежде Александр Понедельников не зарабатывал себе на пропитание таким образом. Ему даже в голову не пришло бы стать уличным художником. Раньше он имел непостоянную, но, как бы сказали многие, приличную работу, а значит, и неплохой, а иногда и очень неплохой доход. Но Саня никогда и ни о чём не жалел, не имел такой гнусной привычки. Подобно путнику, он двигался дальше до тех пор, пока прежние топкие болота и высокие горы не пропадали из вида.
Если же продолжить мысль о рисовании, то Саня любил это ремесло настолько, насколько оно давало ему чувство свободы. И в известном смысле был благодарен силам небесным за своё скромное умение орудовать карандашом и красками.
Не раз и не два способность недурно рисовать выручала и помогала ему, прежде всего убивая в нём скуку. Вспомнить хотя бы службу в армии или школьные годы, когда изрисованные Сашкины тетрадки одна за другой ложились на стол завуча. И даже когда Понедельников наконец-то закончил художественно-графический факультет и познакомился с творческой богемой, он редко посещал чужие выставки. Его не заботило признание как таковое или членство в каком-либо профессиональном союзе, он презирал почитание и формальности. В его голове устоялось искреннее убеждение, что быть художнику в какой-либо стае противоестественно.
Полностью поглощённый рассуждениями о постройке канала для перетекания шелестящих ручейков и рек из кошельков клиентов в его карманы, Саня не заметил, как заплутал в незнакомом городе. Где-то, бог знает где, остались набережная и зелёный парк, а он теперь стоял среди кирпичных коробок и выискивал глазами путь из серого лабиринта.
«Да… Недаром, что провинция – и заблудиться можно, и пропасть…– подумал Саня, а затем ещё раз огляделся и пробубнил себе под нос:– Куда все подевались-то?»
Прошло ещё время, прежде чем где-то за спиной послышались шаги, и Саня с надеждой оглянулся.
«Вот те нате, театр какой-то!»– смешливо подумал он, увидев женщину.
Та куда-то торопилась и шла, не обращая на него внимания. И всё бы было ничего, если бы не её одежда. Женщина как будто только что сошла с театральных подмостков или перемахнула время и попала в российскую провинцию прямиком из вавилонского, а может быть, ассирийского царства. Да-да, не больше и не меньше! Саня даже припомнил какие-то фрески из какого-то учебника по истории.
– Хм… – ухмыльнулся парень и чуть было не упустил возможность спросить, как ему выбраться отсюда. Женщина почти скрылась в проулке, когда Саня решил-таки её догнать.
– Девушка! Мадам!– окликнул он.– Да я только хочу спросить, как мне на бульвар попасть? Ну этот, как там его…Я приезжий, я заблудился! – скороговоркой заговорил он в надежде, что ей сразу станет понятным: он не назойливый тип, а действительно тот, кто нуждается в её помощи.
«Ассирийка» (такое определение для её образа показалось Сане наиболее подходящим) на мгновение оглянулась и с благородными нотками в голосе произнесла:
– Догоняйте!
Саня ещё прибавил шагу и теперь, поравнявшись с ней, мог рассмотреть длинную и красивую шею незнакомки.
– О чём вы хотели спросить? – не поворачиваясь к нему и не останавливаясь, обратилась Ассирийка.
– Вы не подскажете, как найти хорошее кафе?
– Мне кажется, вначале ваш вопрос звучал иначе? – не сбавляя шага и демонстрируя свой аристократический профиль, Ассирийка ещё сильнее вытянула шею, но вот краешек её губ чуть дрогнул, и она улыбнулась: – Я знаю одно чудесное место, там прекрасная кухня, вам понравится. Я как раз иду туда и разрешаю вам пойти со мной.
К двадцати восьми годам Понедельников, конечно же, накопил приличный опыт в вопросе, что есть женщины. В его голове были расставлены по полочкам толстенные фолианты на заданную тему. И, безусловно, эта библиотека пользовалась у владельца большим спросом. Там, на воображаемых полках, не успевала накапливаться пыль, фолианты регулярно доставались, и собственной рукой владельца в них вписывались замечания и дополнения. Эти титанические труды в основном были написаны другими, а Сане лишь оставалось выдавать их за свои. И вот сегодня он мог бы написать что-нибудь, ведь материала благодаря этой незнакомке в очень странных одеждах с чудаковатыми манерами набралось на пару страниц.
Судя по всему, они почти пришли. Его спутница вступила на узкую металлическую лесенку, крепившуюся к торцу серого здания и ведущую вверх. Местоположение кафе и вся округа— захолустный двор – удивили его не меньше, чем встреченная Ассирийка. Заведение общепита было спрятано среди дворов так, что сам чёрт ногу сломил бы.
Парень готов был побиться о заклад, что здесь ночной клуб или ещё что-то в этом роде, но не кафе.«Иначе нерентабельно»,– рассудил Саня. Он чуть помедлил, оглядывая унылый и тесный пейзаж, не дающий красок даже ясным и солнечным днём, прежде чем проследовал наверх за девушкой.
Оказалось, что это действительно кафе. Довольно просторное и уютное. К тому же в дальнем углу на старый лад тянул какую-то лёгкую мелодию шикарного вида граммофон.
– Присядьте там, – указала жестом незнакомка на пустующий столик в углу. Видя, как девушка уходит, Саня подумал, что забыл спросить её имя и что она ему давно нравится… Да-да, именно давно, признался он себе и тут же удивился: ведь пока они шли вместе, у него не нашлось времени, чтобы об этом подумать.
Он хотел было её окликнуть, когда девушка оказалась у двери, но уставился на табличку, висевшую на входе: «Случается,бывает…» И тут же граммофон, вроде поперхнувшись, вернул мелодию на прежний круг, после зашипел. В этот же миг дверь захлопнулась с обратной стороны, Ассирийка исчезла, наступила тишина. Саня сделал вывод, что его новая знакомая никакая не посетительница, а, вероятнее всего, сотрудница этого кафе.
С надеждой снова увидеть ту, что привела его сюда, Саня окинул взглядом зал. Оценил невысокие своды, придающие атмосферу старины, кресла, стулья и этот единственный диван, обитый зелёным бархатом. Вся мебель как будто оказалась здесь прямиком из далёкого прошлого, быть может, из того времени, когда господа собирались на ассамблеи.