– У тебя есть то, что нужно мне! – сказал он Урре. – Твои владения уже под нашими ногами. Ты видел, как топчут мои буйволы и кони посевы на твоей земле? Всё скоро закончится для вас. Но не с этим я пришёл к тебе, дразня желание твоё убить меня, здесь же и немедля… Дочь свою мне в жёны ты отдашь! Такая тебе плата, а ей судьба. Твои боги уже не сберегли её, и ты, царь, не сможешь защитить.
– Какую же из дочерей взять в жёны ты желаешь? У меня их четырнадцать от жён, а сколько от наложниц, того не знаю я.
– Ту самую, которую с недавних пор ты, отец, держишь взаперти. Скрывая от глаз чужих свой самый ценный клад. Чьи небесные глаза я видел мельком, когда под видом заезжего торговца бывал на празднике, устроенным тобою в честь совершеннолетия Шамирамат. С тех пор забыть её я не могу. Тогда я понял, что это есть то, чего желаю я больше, нежели богатства. Она колдунья у тебя, признайся мне, старик? Людям моим заплатишь выкуп золотом, бронзой и лошадьми, а после мы уйдём. Твоего решения я буду ждать до завтрашней луны!
Суискун ушёл.
Печаль отца была безмерной, но что она в сравнении с тем, что ждало царя, когда воинствующие орды ворвались бы в град его. Ещё оставались земли, не тронутые полчищами с севера. Дочь варвару отдать, обречь её, но не на казнь же. Итак, всё было бы решено. Но вот в чём дело: не знал Суискун тайны, скрытой за высокою стеною, – царевна Шамирамат больна была недугом страшным. Поэтому царь и спрятал её от глаз чужих. Тяжким проклятием на нежной девичьей спине вот уж почти год рос горб.
Урра в тайное укрытие царевны возил со всего света лекарей, знахарей и колдунов. Теперь же было очевидным:никто ей не помог, и молодость её, и прозрачность нежной кожи, и лица притягательные черты не в силах были скрыть тяжёлый груз, что ей давил на спину.
Отец открылся дочери и передал условие Суискуна в точности до слова.
– Что делать мне? Скажи, коль знаешь? Ведь ты, дочь, всегда была не по годам мудра.
– Отец мой,– склонив голову перед родителем своим, отвечала царевна, – так сделай, как требует грабитель. Отдай меня ему и не печалься, покорно приму я участь эту. Я буду успокаивать себя мыслью, что царство устоит и будет жить благодаря горбунье,– улыбалась мудрая Шамирамат.
– Но как же быть с твоим недугом? Что сделает с тобою Суискун, когда увидит верблюжий горб за твоими девичьими плечами? Он не оставит мыслей о разграблении царства.
– Я думаю, он удивится, увидев меня такой, какая я есть.
– Не время мне шутить, мы окружены врагами, и дом мой вот-вот рухнет, как в тот год, когда от гнева богов земля дрожала. Послал я верных мне людей к Евфрату наёмников собрать для защиты царства. Жду гонца, а с ним и весть, что идёт к нам помощь. Но к завтрашней ночи к нам подмога не придёт, будь там хоть колесницы.
Решил царь обмануть врага. Тянуть время. Послал с выкупом богатым дочь свою к Суискуну, но не Шамирамат, а старше её годом Махгину. И прежде научил её выдать себя за младшую сестру.
Обман раскрылся быстро. Суискун готов был убить Махгину, когда к нему пришла Шамирамат. Она вышла тайно за городские стены, чтобы спасти сестру. Одевшись как невеста, девушка спрятала горб под брачным покрывалом.
– О принцесса, я узнаю твоё лицо и наконец вижу перед собой Шамирамат.
– Теперь, завоеватель, бесстрашный Суискун, ты получил, чего желал, смилуйся и отпусти мою сестру, и отступись от стен дома моего, как обещал.
Наутро все шесть племён с богатою добычей отошли от стен и двинулись в сторону Евфрата, но, пройдя полдня, вдруг остановились.
– Почему твои воины остановились здесь? – спросила Суискуна Шамирамат.
– В отце твоём и в тебе я не ошибся. Я получил, чего хотел, то верно. Радость моих глаз, теперь ты моя, но вот тем, с кем я пришёл сюда, выкупа мало. Что проку им от малой доли, когда всё это может им достаться почти даром. Они уже готовы ночью двинуться на штурм. Условие я выполнил, когда отошёл от стен.
– Останови их своею волей, вот выкуп, вот я перед тобою, что же ещё?
– Твоему отцу тебя в условие я выкупа поставил, чтобы во время штурма не досталась в руки соплеменникам моим, как степным волкам. Чтобы по гордости своей не выпила ты яду, остриём кинжала не нарушила ручей жизни, что пульсирует на твоей шее. А в остальном не знал я жалости к другим, то почему же сейчас мне отступиться? Неужто отец твой поверил мне, что, как безумец, я вдруг остановил своих людей перед порогом дома, где нам уготована награда? Лишь пнуть ногой – и двери отворятся пред нами. А пока поставлю я людей своих, чтобы стерегли тебя и днём, и ночью. Я обманул его, но спас тебя, смирись и прими это как дар.
И вот жадною рукой отвергнутый платок спал с девичьей головы, и безобразный горб предстал глазам Суискуна. Не то от страха, не то от омерзения, он заорал и, впав в безумство, выволок девушку из шатра всем на потеху. Затем ударил бронзовым клинком царевну, желая горб отсечь. И тут же меч выпал из рук его: из безобразной плоти явились свету два крыла. Шамирамат взмахнула ими и, подобно птице, полетела прочь.
В этой истории имелось белое пятно. Никто из исследователей не нашёл ответа на вопрос, какая же причина погубила грабительское войско. Лишь утверждалось, что на грабителей напал вдруг ужас. Увиденное их ошеломило, лишив воли. Воинственные племена, пришедшие с севера, были рассеяны, а когда сменился месяц – окончательно разбиты наёмниками, теми, кто пришел на помощь Урре. Пропал в пустыне и безумец Суискун.
Совладав с последней картинкой, Саня провалился в сон.
Случается, бывает
В дверь постучали. Саня нехотя открыл. Это была квартирная хозяйка. Зинаида Васильевна вынула изо рта не прикуренную папиросу и спрятала её в руке.
– Здрасьте! А я здесь рисую, бардак немножко развёл…
Хозяйка достала из фартука очки и, не дожидаясь приглашения, вошла. Остановившись около эскизов, она, глядя сквозь линзы в чёрной оправе, как в лупу, бегло рассмотрела рисунки, а затем развернулась и уже на выходе буркнула:
– Приходи есть!
У Сани сейчас был зверский аппетит. Ему просто до зарезу необходима была энергия. Но дело, которым он был занят, в настоящий момент казалось ему превыше всего. Немного помедлив, он всё же заставил себя бросить кисть и отправиться на кухню.
Хозяйка стояла у плиты, повернувшись к Сане спиной. Выкладывая очередной блин со сковороды на тарелку, она казалась очень занятой.
Покашляв, как заядлый курильщик, Зинаида Васильевна вдруг изменила собственным правилам и, нарушив молчание первой, неожиданно обратилась к Сане. Голос её прозвучал с той интонацией, какие бывают у доброго следователя или строгой тётушки.
– Рассказывай.
К лаконичности слов Зинаиды Васильевны Саня уже привык, но всё же… Он хотел было возразить, но закалённая временем тётка опередила:
– Не тяни.
– Угу,– отставив тарелку с борщом в сторону, Саня стал обдумывать, с чего начать. Тему он уже знал, так как был уверен, что именно на этот разговор вызывала его квартирная хозяйка.
– За этот месяц я за комнату заплатил вам. Работа у меня есть. С вашего разрешения, если не мешаю, поживу пока у вас. Если нет возражений?
– Тьфу, ты… Да не об этом речь.
– А вы про что?
– Случилось чего?
Саня посмотрел на потолок, как школьник, не знающий ответа, немного поковырял внутри себя и, наконец, решился не юлить.
– А с чего начать-то?
– С главного, и всё по порядку.
– Попал я здесь в историю одну,– начал Саня. – Да, в общем-то, может, даже влюбился, – тут он замолчал, обдумывая последовательность фраз. – Да и не в этом дело… А в том, что пропала Ассирийка, исчезла без следа,– и, взглянув на тётку, пояснил:– Девушку эту я так назвал. Странная она какая-то… В общем, как специально, всё, что происходит со мной напрямую или косвенно,– всё о ней, про неё или около неё,– Саня уставился на Зинаиду Васильевну.– Вы понимаете меня?
– Ну-ну,– закивала та в ответ.
Саня соскочил со стула и, спрятав руки в карманы, зашагал от дверного проёма до подоконника и назад, отмеряя ровно шесть шагов.
– А ещё это кафе… панно и те эскизы… вы видели сегодня их. События и люди… Всё словно бы вокруг неё…
Квартирная хозяйка стояла у плиты, как будто принимая парад, а Саня всё нарезал круги по скрипучему полу.
– Взял заказ хороший, и в нём опять она. Я не хотел, но загорелся… В творчестве, в жизни такое может быть лишь раз. И снова же нужна она. С неё всё началось, теперь мне должно написать царевну. А её нет.
На этих словах Саня снова уселся на стул и уставился в окно.
Зинаида Васильевна совсем немного помолчала, затем покашляла и, перекатив папиросу по ряду крепких, но пожелтевших зубов, процедила:
– Теперь всё по порядку.
Саня стал рассказывать обо всём с самого начала, и за всё время, пока он говорил, Зинаида Васильевна ни разу не перебила его и не попыталась закурить. Когда же он закончил, подошла к окну и, деловито уставившись в одну точку, спросила.
– Так ты искал её?
– Конечно! Искал. Ходил в кафе раз семь или восемь. Однажды прихожу – всё как всегда. Всё та же официантка задаёт вопрос: «Чего хотите отведать вы сегодня?» Заказываю чай, что пил с отцом, когда он маленьким меня брал на рыбалку, и пудинг, который подавали нам в обед в детском саду. Всё как по заказу: чай с запахом костра и ароматом леса и пудинг вкусный, похож на тот, что в детстве ел.
– «Скажите, чего хотели бы отведать в это время суток, а мы уж постараемся»,– вдруг продекларировала Зинаида Васильевна, не дав Сане продолжить свой рассказ.
– Чего? – не поняв замечания, переспросил Саня.
Тётка обернулась и, разминая пальцами папиросу, добавила:
– А того… Не «чего хотите отведать вы сегодня», а «скажите, чего хотели бы отведать в это время суток, а мы уж постараемся». Разницу чуешь?
– Не особо… – замотал головой Саня.
– А я чую. По-разному спросили тебя официантки в тот первый раз и в этот. Смекаешь?
– Нет пока.
– Ну ладно, чего ты затеял опять разговор про еду? Давай дальше.
– Ну так спросил я у официантки, давно ли работает она в этом кафе. Отвечает мне, что чуть больше года, и здесь же интересуется, не случилось ли чего у меня. Мол, не претензии ли по обслуживанию, качеству блюд или иное что подтолкнули меня к такому вопросу? Нет, говорю и объясняю, что девушку я ищу, ту, что привела меня сюда. Рассказываю вкратце, описываю её и день тот. А официантка, что удивительно, не ссылается на занятость и не отмахивается от меня, и слушает внимательно. А после объясняет, что эта девушка работала в этом кафе до того дня, описанного мной, и где она сейчас, ответить мне не может. Тогда интересуюсь именем той незнакомки, что привела меня. Официантка пожимает плечами и говорит, что никто здесь не скажет мне имени её, так как в этом кафе у персонала нет имён и нет фамилий, а только функция. Я возмущаюсь, а она с улыбкой: здесь нет случайных, здесь все по доброй воле. Интересная, говорю, у вас работа, и в шутку спрашиваю: а меня возьмёте? Нет,отвечает официантка категорично. Тогда возражаю: мол, почём ей знать, она-то всего лишь официантка. Что, если поговорить мне на этот счёт с администратором или отделом кадров? А она отвечает: раз я к ней обратился, то и решение о приёме на работу должна принять именно она, и никто другой. Такие у них правила. Цирк какой-то,– выругался Саня, а затем продолжил: – И снова всё о том же:что случайных в этом месте не бывает, и нет мне никакой надобности устраиваться в кафе, так как я гость, а это функция.Тогда иду ва-банк и признаюсь, что в ту незнакомку я влюблён. Прошу её хоть намекнуть, где искать девушку. А официантка мне задаёт вопросы: а что, если она замужем и любит мужа своего? Что, если у неё семья и дети? Как тогда?
– Ну и как тогда? – посмотрела на него квартирная хозяйка и раздавила папиросу о пепельницу.
– Так я больше не хожу туда. Не знаю как… А тогда подумал: вот это поворот! Ведь я даже и в расчёт не брал такие мысли.
Выпятив губу, Саня сделал гримасу, как если бы экскурсовод во время экскурсии забыл весь свой текст.
– Вероятнее всего, в этом кафе какая-то секта, и краля твоя – её адепт, – заключила Зинаида Васильевна. – И если всё так, то девка в большой опасности.
– Вы думаете? – он уставился на квартирную хозяйку.
– Уверена. Этого добра сейчас прудпруди. Ты помочь-то ей хочешь?
– Конечно! – без тени сомнения закивал Понедельников.
– Я постараюсь через свои источники собрать информацию про это кафе.
Саня ещё пристальнее уставился на тётку, отметив, что та заметно оживилась, в её чуть выпученных глазах появился азарт.
А тем временем представительница старой гвардии продолжала:
– Собрать данные надо бы,что да как. Провести оперативную проверку, ну а там поглядим.
– Угу… – Саня закивал и мгновенно, и с радостью погрузился в обдумывание тёткиного плана. Первые картинки и подробности, как на первых полосах утренних газет, появились в его воображении.
– Я говорю адрес там какой? – вдруг вернул его в реальность тёткин голос.
– А я не знаю… Как-то не интересовался… – по лицу парня растянулась придурочная улыбка.
– Ну, а название у кафе есть? – ещё один совершенно логичный вопрос вылетел в щель между двумя рядами крепких зубов и зажатой новой папиросой.
– Да говорю же, не знаю. Вывески там нет. Ни на входе, ни на выходе, ни на салфетках, ни в меню – ничего.
– Да уж… – тонкий край едва накрашенных губ Зинаиды Васильевны чуть дрогнул и с одной стороны полез вверх, но затем остановился и быстро вернулся назад.
Оставалось только одно:отправиться Зинаиде Васильевне вместе с Сашкой к месту предполагаемой секты, тайного общества или ещё бог его знает чего, прятавшегося под вывеской кафе. Они туда пришли, но кафе оказалось закрытым.
Усердный труд над эскизами, конечно же, принёс плоды, но, как часто это бывает с людьми творческих профессий, энтузиазм, порыв, сравнимый с вихрем, вначале ослабел, потом и вовсе сошёл на нет. Стихии подвели и быстро изменили человеку. Казалось бы, всё дело оставалось в решительном броске, и цель, поставленная заказчиком, была бы достигнута, но нет.
Доверие— вот в чём было дело… Сотворённые рукой Александра рисунки, как пасынки, стали вдруг ему чужими и тягостными. Незримая стена, вставшая меж ним и делом, при каждом его взгляде оказывалась всё выше и непременно достраивалась кем-то, лишь стоило ему отвернуть от неё свой взор.
Довершать дело Саня явно не спешил. Как он рассудил, было перед ним два пути: первый – глядеть вперёд на стену и ждать, когда дожди, солнце и бульдозеры разворотят её. Второй – найти обход, лазейку, так сказать, и идти вперёд.
Выбор был сделан в пользу второго. А дальше в его голове выстроилась матрица на заданную тему, в которой определённым и неизменным оставались две вещи: незнакомка и странное кафе. Внимательно оглядев их своим внутренним взором, он твёрдо решил ускорить шаг в нужном направлении и завтра же отправиться в кафе.
Конец ознакомительного фрагмента.