Раду слизнул капельки пота с губы и ничего не ответил. В следующий раз он дал себе труд просипеть нечто вроде «защищайся, ублюдок». И Корнелий тогда подумал, что воспитание молодежи – дело весьма хлопотное.
***
Корнелий планировал заехать на несколько дней в Тичаны, где у него было небольшое поместье. Раду и Тию прежде не бывали в тех краях, и потому спокойно согласились задержаться там.
Тичаны был небольшим городком невдалеке от крупного тракта. Полдня пути до поместья местного князя, столько же – до большого торгового города, в котором жители Тичан укрывались – если успевали, – во время войны. Впрочем, именно в этом княжестве военные действия не велись. А вот разбойный люд вовсю здесь хозяйничал, пока князь с ополчением проливал кровь за короля. Корнелий краем уха слышал страшные истории, о том, что происходило тут – будто бы и человекоторговцы девок увозили, и что святилища грабили, и много еще чего.
Князь местный с самого начала выступал за нынешнего короля, да еще и отличился на войне, так что с его возвращением княжество процветало, а разбойников теперь выпалывали как сорную траву.
Но с сорной травой как: пока мелкая, разве поймешь что это? В одном месте выдернешь, а она уже в других лезет. Тяжелое дело.
***
Знакомство с городом произошло… выразительно. Корнелий сказал бы даже, что в некотором роде удачно.
Сам он сколько бы ни приезжал в этот город, сколько бы там ни жил, никакого уважения у местных не сыскал. Практику там он не открывал, поместье было далеко за чертой стен, и потому как чужаком был, так и остался.
В этот раз он собирался передохнуть в поместье неделю, заранее послал весточку своему слуге, который следил за домом. Знал, что тот весьма нерасторопен и потому приказал остановиться сначала в гостинице на въезде в город – с тем, чтобы еще раз послать какого-нибудь мальчишку в поместье и удостовериться, что там все приготовлено.
А то ведь бывало уже, Корнелий приезжал и самолично будил лежебоку, который только что и сделал за все время, что одно из окон в гостиной открыл.
И вот Корнелий и Тию стояли на широкой прохладной веранде гостиницы, Тию утомленно обмахивалась веером, устав от долгой дороги, а Корнелий наблюдал за разгрузкой их багажа. Точнее сказать, наблюдал за Раду, который этим руководил.
Раду не нужно было кричать, как многим другим управляющим, которых видел Корнелий. Раду шипел самым злобным образом, ни капли не стесняясь в выражениях.
Слуги долго не выдерживали, всякая спесь да неторопливость с них вмиг слетала. Они будто чуяли, что вот этот человек прибьет, не задумываясь, как муху какую.
Разгрузка вроде и завершена была, Раду рассчитывался с кучером наемной кареты – Корнелий после нескольких первых дней доверил ему вести все расходы по путешествию, – как из переулка напротив гостиницы выскочила мелкая и растрепанная девчушка. Она рыбкой нырнула между снующими слугами, но бежала неловко и, споткнувшись, врезалась прямо в Раду.
И только ойкнула, отскочив, а потом попыталась мимо него пробежать дальше.
Раду схватил ее за шиворот и поставил перед собой.
– Глаз нет, что ли? – разъяренно спросил он. – Чего несешься, не глядя?
Девчушка подняла на него залитое слезами лицо, и Раду склонил голову к плечу, поняв, что она куда старше, чем кажется, только ростом не вышла.
– Ой, господин, – торопливо зашептала она, – прощенья прошу, ой не нарочно я, не со зла! Отпусти меня, ради матери-заступницы!
Может, Раду бы и отпустил, чего она ему сдалась, но из того же переулка выскочили трое мужиков, и тут уже слугам пришлось расступиться. Мужики не особо сильными выглядели, роста среднего, да морды больно злые и кулаки разбитые.
– А ну, господинчик, – окликнул тот, что постарше, – отпусти девку, наша она.
Слуги уже побросали вещи, расступились, а кое-кто и заухмылялся – а вдруг сейчас господинчику морду начистят? Небось шипеть меньше будет, гонору убавится.
Раду за шкирку же приподнял обмякшую от испуга девчонку и спросил:
– Вот эта, что ли? – потом повернул к себе лицом, – Это как это ты «их»?
– Я не ихняя, господин, – обмирающее сказала она. – Не ихняя. Снасильничать хотели, папаша меня за долги отдал.
– Чё, глухой, что ли, господинчик? – с ухмылкой спросил мужик. – Давай-ка нам. А опосля и поделиться можем. За денежку. Небольшую, потому как в поимке способствовал. Тиба благодарным быть умеет.
– Ты, что ли, Тиба? – вздергивая подбородок, спросил Раду.
Корнелий заметил, как подобралась Тию, выпрямилась, ровно сложив ладони перед собой. Ее тонкое личико застыло.
«Чертов дурень Раду, – выругался про себя Корнелий, – везде ж приключения найдет.»
– Тию, мне стоит вмешаться, – тихо сказал он, – а вы оставайтесь здесь…
Она положила руку поверх его рукава и качнула головой.
– Не стоит, господин Тенда, – сказала она. – Для Раду это не соперники.
– Ах ты ж, смотри, опять Тиба, – плачуще воскликнула за их спинами женщина. – Да что ж ему неймется, окаянному, чтоб пусто ему было! Опять девочку забижает…
То была жена хозяина гостиницы, маленькая, хрупкая женщина, с красным лицом и руками. Она не переставая терла их передником и причитала вполголоса, пока муж не вышел следом и не одернул ее.
– Да сдалась нам эта девчонка, – с досадой сказал он, – к постояльцам цепляются опять, а мои-то бараны и не пикнут… Господин, так то ваш молодец, да? Уж вы бы позвали его, не ровен час покалечат....
– Что вы, – всплеснула руками Тию, – это как бы мой брат ни разошелся, да опять не было беды с властями… он у меня злой, чуть какую несправедливость видит, так сразу на защиту идет! А сильный, знаете какой? Вы не смотрите, что он не крупный, он сильный!
Корнелий закашлялся, кулаком прикрывая рот. Не далее как вчера «любитель справедливости» отвешивал пинков мальчишкам в одной деревеньке, где они останавливались на отдых. Двоим – за то, что третьего макали в лужу головой, а самому пострадавшему – за то, что не сопротивлялся. Потом расквасил нос папаше одного из задир, который влез было в педагогическую науку Раду. Побитый мальчишка как раз спрашивал Раду, надрываясь от слез: «Ведь они сильнее! Разве ж я могу что сделать?!» Раду свалил парой ударов вопящего мужика и ответил: «Бей, а потом посмотришь».
Кажется, из него воспитатель молодежи вышел бы еще хуже, чем из Корнелия.
«Боже мой, – подумал Корнелий, – да хоть был день, чтобы мы тихо где-нибудь проехали, не встревая никуда?»
– Ну ежели так, – с сомнением сказал хозяин гостиницы, – с властями-то никакой беды не будет, только в ножки поклонятся, спасибо скажут. У нас стражи всего-то полдюжины стрелков, да господин капитан. За всем не углядят, а эти хуже нарыва, уж простит меня юная госпожа.
И это было хорошо. Потому что Раду как раз в этот момент, оборвав надоевший ему разговор, с ноги врезал Тибе под колено и нырнул вперед, уходя от ответного удара. Девицу он швырнул перед этим в сторону, вроде и ненароком сбив с ног одного из троих разбойников.
Раду был быстр и гибок, он по большей части уходил от всех ударов – и немудрено, думал Корнелий, противники били жестко. Попади хоть парочка ударов в цель, и Раду мгновенно бы потерял преимущество в скорости и верткости.
Девчонка, дура, вместо того, чтобы бежать куда глаза глядят, рванула обратно к Раду, прячась за его спиной и хватая за рукава. Вот поистине, помощь хуже вредительства, Раду едва только успел оттолкнуть ее и отмахнуться от ревущего как раненый олень компаньона Тибы. Кровь из разбитой брови заливала разбойнику глаза, и бил он почти наугад, толкнув пару раз и самого Тибу.
Почти одновременно Раду и Тиба свалили незадачливого «оленя» – Тиба от досады, а Раду расчетом, и следом они сцепились друг с другом.
Тию ахнула, подалась вперед, сжимая перед грудью тонкие руки.
– Раду! – воскликнула она. – Только не убивай его! Будь милосерден!
Корнелий покосился на нее.
– Неожиданно, – прокомментировал Корнелий. – Думал, вы за него переживаете.
Тию взглянула на него: темные глаза – тихие озера, и что там в глубине под гладью?
– Воздействие на противника и создание нужного образа, – едва слышно сказала она, – часть победы.
Тем временем Раду начали подбадривать и недавно возмущенные слуги, и мимо проходящие зеваки, да и хозяева гостиницы не отставали. Девчонка наконец отошла подальше, и Тию подозвала ее к себе, чтобы та больше не мешалась под ногами.
Драка разрешилась неожиданно и быстро. Раду вконец озлился, а тут Тиба за ножом полез… едва только сверкнуло на солнце его лезвие, Тию коротко вскрикнула, как-то по-особому позвав: «Раду!», и тот змеей извернулся, уворачиваясь.
А потом вороненой сталью мелькнул его изогнутый клинок, и пару мгновений спустя Тиба лежал на земле, хватаясь руками за грудь. Сквозь разрезы на рубахе толчками лилась темная кровь. Раду наступил каблуком на упавший нож Тибы, и лезвие тонко взвизгнуло, ломаясь на куски.
Взлохмаченный, злой Раду схватил за шиворот оставшегося на ногах подельника Тибы и подтянул ближе.
Медленно вытер окровавленное лезвие о грязную рубаху мужичка и выцедил в искаженное лицо:
– Уберись тут, смерд. Еще раз увижу кого из вас, убью сразу.
И отступил, вкладывая кинжал в ножны.
Пару мгновений стояла глухая тишина. Раду упер руки в бока, наблюдая за сопящим мужичком. Тот мялся, не зная, с чего начать, потом подхватил хрипящего Тибу под мышки и поволок прочь, по дороге пнув третьего подельника в бок.
– Эк вы его, – с уважением сказал один из слуг, потом почесал бороду и признался: – Я на той неделе пьяный шел домой, так они, суки, хотели кошель у меня забрать…
– И как, забрали? – хмуро спросил Раду, уже заранее презрительно скривив рот.
– Куда им! – фыркнул тот. – Я ж его и пропил как раз.
Раду поднял бровь, не ожидав такого ответа, а потом вдруг захохотал, хрипло и надсадно, и остальные подхватили, так что вслед разбойникам еще долго несся дружный гогот. К Раду подходили уважительно потрясти за руку, да восхититься, как не «забоялся господин такого дурного человека».
– Ах, боже мой, – устало вздохнула Тию. – С вашего разрешения, господин Тенда, я пойду отдохну. Вся эта дорога вымотала меня донельзя.
Корнелий кивнул, поглядел еще немного, как споро и оживленно слуги хватают вещи, еще недавно побросанные кое-как на землю, и пошел следом за Тию.
– А ведь я думал, не примут, освистают или как-то еще выкажут недовольство, – пробормотал Корнелий.
Тию, не оборачиваясь, пожала плечами.
То мгновение сразу после драки, обрывок тишины, когда все замолчали, а побитый разбойник тащил Тибу прочь, казался теперь Корнелию переломным. Чуть пошло бы не так – и Раду оказался бы в глазах толпы не героем, а таким же злом, как и Тиба. Они ведь и готовы были его отринуть, он им не нравился, высокомерный, придирчивый господинчик.
И вот же эдак повернулось все.
Про себя Корнелий решил, что устроит все дела побыстрее, и постарается уехать раньше срока. Мало ли что – вдруг Тиба жив останется, сам мстить решит, или еще кого найдет? Где тут Корнелий себе другого помощника найти сможет? Да и с Раду не хотелось расставаться, не расколол еще этот хитрый орех-загадку.
А как говорят в народе? Вот так: задумал что – уменьши втрое задуманную прибыль, добавь вдвое больше затрат. Так оно и выходит, труда всегда больше, а итог оставляет желать лучшего.
Корнелий еще не знал, что задержаться в Тичанах ему придется надолго.
Глава третья. Вурдалаки и прочие соседи
Тию писала письма. По утрам, когда Корнелий спускался к завтраку, она выходила из маленькой угловой гостиной, держа стопку листов, и спокойно кивала ему. Вечерами, когда Корнелий устраивался перед камином с книгой и заметками, а Раду выполнял задания или составлял планы на следующий день, Тию тихо сидела за письменным столом и писала. Мерный скрип пера и шорох песка успокаивал, но Корнелий все больше любопытствовал, кому и что пишет девушка?
– Я пишу дяде и его дочери, в Дажью, – ответила Тию. – Я обещала им.
– Каждый день? И так много?
– Я пишу о том, что с нами за тот год случилось. Всяческие события, которые происходили. Еще я для Иоланты зарисовываю пейзажи и дома. Она сказала, что по ним сочиняет истории. Она хочет быть писательницей.
– Женщин не печатают, – отозвался из угла Раду, который разбирал по папкам заметки Корнелия.
– У нас печатают, – возразил Корнелий, потом осекся и уточнил: – Это очень далеко, можно сказать, что не считается.
Собеседники поглядели на него с любопытством, но Корнелий продолжать не стал. Махнул рукой, показывая, что больше никого не отвлекает, и вернулся к своей книге.
По его расчетам выходило, что еще пара дней – и можно собираться в дальнейший путь. Тем более что пребывание в Тичанах оказалось куда тяжелее, чем обычно. Прежний слуга не вынес того, что над ним появился надсмотрщик, требовательный и жесткий. А Раду было наплевать на заведенный порядок и привычную размеренность в делах, он вылавливал мужика в самых разных уголках имения, не давал спать среди дня и за ухо тащил в нужное место.
Одни оскорбления для почтенного слуги, и никакого уважения.
Так что тот ушел, и еще приходящую кухарку от дома отвадил, наврал ей с три короба, мол, хозяин – колдун, сживет со свету.
Корнелий решил было, что искать новую будет слишком накладно по времени, тем более что гостей он принимать не собирался. Раду вполне сносно мог приготовить похлебку и дичь, но вскоре Корнелий понял, что его помощник не успевает свои первейшие обязанности, и по его распоряжению Раду нашел в городе пару женщин – для уборки и готовки.
Тичаны понравились Раду. В городе уже стояла теплая солнечная осень, и в воздухе плясали паутинки.
На северо-востоке возвышались горы, покрытые лесами, и Раду по вечерам разглядывал их непривычные глазу изломанные линии. Нравилось имение – в темном обширном особняке, как говорили, обитали привидения, но Раду, сколько бы ни искал, не нашел ничего.
В торговом квартале Раду вскоре знали все – он часто ходил по поручениям Корнелия, закупая необходимые продукты и предметы для исследований. Гончар Стан Сивый встречал Раду на пороге лавки – честь, которой удостоены были лишь немногие. И вовсе не потому, что в первый же день они сцепились едва ли не насмерть из-за небрежно выполненного заказа Корнелия. Раду расколотил о мастера все кривые сосуды, и остаться бы им врагами, если б в лавку о ту пору не заглянул капитан городской стражи.
– Бузите? – мрачно спросил он.
Он вообще был невеселого нрава человек, и не спешил разглядывать в окружающем доброе.
Раду, не отпуская шиворот гончара, посмотрел в морщинистое смуглое лицо капитана и честно ответил:
– Нет. Объясняю вот мастеру, как заказ исполнять нужно.
Гончар Стан промолчал – не признаваться же, что нарочно запорол все сосуды, чтоб заезжему колдуну неповадно было.
Капитан обвел мастерскую прищуренными глазами и кивнул.
– Стан, есть кого при делах оставить? – спросил он. – Помощь нужна.
Раду выпустил ворот Стана и отступил.
– Да, господин капитан, – хмуро кивнул гончар и позвал из глубины дома сына.
– Что случилось? – коротко спросил Раду, оправляя одежду.
Капитан некоторое время смотрел на него, размышляя, стоит ли чужаку говорить.
– Народ успокоить нужно, – наконец сказал он. – Преставился тут один разбойничек, дружки его хоронить несут… а городские стоят уже, перед воротами кладбища да перед храмом Пресветлой матери. Не пропустят, и побоище будет.
– А разбойник – как зовут… Звали? – спросил Раду. – Гриба, Дива…
– Тиба, – ответил капитан.
– Я с вами, – сухо сказал Раду, снимая с пояса перчатки. – Лишние руки ж не помешают? А то ж стало так, и я стороной виноват в этом деле.