В чём преимущество подобного жилья? А из-за его расположения господа полицейские в подобные трущобы весьма редко забредают. Соглядатаи свои, конечно, у них везде есть, но мне пока повезло в этом смысле. Никто из служивых меня за эти дни не побеспокоил.
А дальше я сменил одежду на более городскую, посетил парикмахера, окультурил бороду и усы. В общем, превратился в порядочного горожанина. Новое жильё, новый имидж. И только теперь приступил к поискам хоть каких-то следов своего самолёта.
Потребовалось на это дело немного времени — в три дня уложился. Но ночевать всегда домой возвращался, хоть порой приходилось изрядно ногами поработать. Общественным транспортом по понятным причинам не пользовался, извозчиков не нанимал по ним же, вот и пришлось рассчитывать только на свои силы. Сто раз пожалел о проданном велике…
Пожалел не пожалел, но ноги не подвели и через три дня я выяснил всё, что хотел. Увы, нет больше моего самолёта. Разобрали его на части. Расстраиваться особо не стал. Понятно же было, что просто так его не оставят — будут изучать, копировать. Все почему-то только на китайцев во всём мире грешат за подобные дела, а на самом-то деле китайцы всего лишь более успешно переняли чужой опыт и теперь просто идут вслед за другими. Или нет, уже давно не так… Обогнали они всех значительно. Стоп! Что-то я времена попутал. Пока ещё не обогнали, пока ещё всё у них впереди. А на самом деле первыми в этом деле оказались островитяне. Они же со всего мира всё полезное к себе в королевство тащили…
И что теперь делать? Выбираться с острова по воздуху вряд ли хорошая идея, не получится ничего. И охрана на всех разведанных аэродромах усиленная, как я успел заметить, и явно она не дремлет. Да и не только на этих столичных аэродромах, так полагаю, а повсеместно…
И морем вряд ли получится выбраться. Несмотря на некоторые внутренние беспорядки сама государственная машина продолжает отлично работать. Опять же у них с германцами вроде бы как война продолжается. Пусть и вялотекущая, но бдительность от этого у населения не уменьшилась. Судя по тому, как меня быстро хуторяне вычислили и обнаружили. С поимкой, правда, немного не рассчитали… Да и господа полицейские довольно быстро среагировали на сигнал…
Поэтому больше чем уверен, что и в портах все отходящие суда тщательно досматривают. Тогда что остаётся? А ничего. Пешком отсюда на материк не уйдёшь. Мне что, теперь всю жизнь по этому острову мотаться?
Лежу на кровати, в потолок над головой пялюсь. Мыслей ноль. Не вижу пока никакого способа отсюда выбраться…
Царское Село
Тот же кабинет и почти те же лица, добавились военные.
В этот раз первую скрипку в разговоре играет Николай Александрович:
— Николай Степанович, вы отдаёте себе отчёт, что сейчас от вашей уверенности в своих словах зависит судьба Империи?
— Так точно, Ваше Императорское Величество. Самолёт находится на одном из аэродромов Лондона. Полностью разобранный. По нашим данным англичане сейчас возятся с моторами, стараются разобраться в составе металла. Но это дело долгое, деталей в этих моторах много. Следов полковника нами пока нигде не обнаружено, — генерал прервал свой доклад, сделал короткую паузу, во время которой сдавленно откашлялся в платок. Промокнул губы, покосился в сторону стола на графин с водой, сглотнул тугую слюну и убрал накрахмаленный лоскут ткани в карман. — Сложно работать в той обстановке.
— Работу продолжайте, но людей берегите и попусту на рожон не лезьте.
— Что делать с самолётом?
— А вы что-то сможете с ним сделать?
— Можно попробовать устроить диверсию в мастерских. Например, пожар…
— Не слышу уверенности в голосе. Поэтому никаких проб! Если бы это было настолько нам важно, мы бы этот самолёт вообще никуда за границу не посылали. Рано или поздно, а всё равно подробные чертежи конструкции утекли бы за границу. А так получилось как нельзя лучше — из двух приманок сработали обе. Так что постараемся в полной мере воспользоваться этой ситуацией. И воспользоваться именно в своих целях…
— Я понимаю, Ваше величество. И всё помню о ваших планах. Но и прощать подобную наглость не хотелось бы…
— А мы и не собираемся прощать! — Николай Александрович распрямил плечи и приподнял подбородок. И резко развернулся к Джунковскому. — Владимир Фёдорович, немедленно начинайте действовать! Вот и посмотрим на результаты вашей многодневной работы. Действительно ли всё настолько хорошо, как вы нам об этом докладывали.
— Будем брать всех? — подобрался жандарм.
— Конечно, — чуть удивился император. — Иначе и не стоило бы затеваться.
— А что будем делать с задержанными? Позвольте ещё раз уточнить… Может быть, всё-таки высылать, так сказать, за пределы?
— Нет! Делаем, как решили!
— И без суда?
— Владимир Фёдорович, мне непонятны ваши сомнения в последний момент. Вам не кажется, что это сейчас не то что неуместно, а позволяет усомниться в вашей преданности Отечеству и Престолу?
— Ваше величество, мои сомнения продиктованы именно заботой о Вас и об Отечестве. Может быть, всё-таки перед отправкой проведём суд? Хотя бы один? Чисто символический? Возможен международный скандал…
— С каких это пор жандармы стали опасаться скандалов? — впервые в кабинете прозвучал голос Марии Фёдоровны. — Вашему ведомству к ним не привыкать! Да и не скандалов сейчас опасаться нужно. Ведь так, Николай Николаевич? Армия готова выполнить свою задачу в случае обострения обстановки?
— Мы уже оговаривали это не один раз, — на бесстрастном лице главнокомандующего не промелькнуло ни одной эмоции.
— Вам понятно, Владимир Фёдорович? Не нужно оглядываться на Европу. Здесь вам не там! Здесь Россия! Делайте своё дело и не сомневайтесь! От решительных действий каждого вашего подчинённого будет зависеть качество всей проделанной работы в целом, — Николай Александрович перехватил у матери нить разговора. — Можете идти. И начинайте, начинайте уже работать, арестантские вагоны простаивают. Докладывать о результатах будете каждый час лично мне.
Император проводил взглядом вышедшего из кабинета Джунковского, подождал, пока за ним закроются двери и повернулся к Батюшину:
— Вам всё понятно, Николай Степанович?
— Так точно! Мои люди стараются по мере сил.
— Вы тоже можете идти. И тоже докладывайте каждый час. У вас сейчас будет очень много работы как у нас в стране, так и за рубежом. Ещё никогда в истории России не случалось того, что мы с вами решили проделать. В случае возникновения чрезвычайных ситуаций связывайтесь со мной немедленно. И постарайтесь не перетягивать на себя одеяло, работайте с жандармским ведомством сообща. Общее дело ведь делаете… Ступайте…
— Разрешите вопрос, Ваше величество? — Батюшин дождался разрешающего кивка. — Поиски Грачёва продолжать?
— На ваше усмотрение… Полковник свою роль в этом спектакле полностью отыграл. Пусть и не зная о своей роли. Будет возможность, ищите. Если же нет, то… Грачёв уже не раз самостоятельно выбирался из подобных ситуаций. Будем надеяться, что и в этот раз выкрутится…
— Теперь с вами, господа, — Император подождал, пока за Батюшиным закроются двери и явно расслабился. Всё-таки среди военных он чувствовал себя словно среди своих. — Что говорят в войсках?
— Определённая работа с офицерами проведена. Все понимают, для чего они здесь. И готовы выполнить свой долг перед вами, Ваше императорское величество, и перед Отечеством. Но я об этом уже докладывал…
— Лишний раз убедиться в этом не помешает. Тогда объявляйте тревогу, Николай Николаевич, и плотно закрывайте столицу. Пора заканчивать с беспорядками! Ни одна крыса не должна из неё выскользнуть!
Офицеры вышли, и Николай остался вдвоём с матерью. Присаживаться в кресла никому из них не хотелось. Едва сдерживаемое волнение и нахлынувшие после принятия решения эмоции не терпели покоя. Наоборот, хотелось ходить из угла в угол, и император поддался этой минутной слабости, сбрасывая ходьбой нервное напряжение.
— Ники, успокойся. Это давно нужно было сделать! — Мария Фёдоровна всё-таки опустилась в кресло.
— Да понимаю я всё! — остановился Николай, резким движением развернулся, посмотрел матери прямо в глаза. — Ты не думай, я не боюсь. Я уже ничего не боюсь, отбоялся за всех нас. Я о другом сейчас. Ты же понимаешь, сколько может крови пролиться? Русской крови?
— Тогда может быть отменить всё? Пока ещё не поздно? — Мария Фёдоровна пристально смотрела на сына, пальцы императрицы с такой силой вцепились в обивку кресла, что побелели суставы.
— Ничего я не буду отменять! — отмахнулся Николай.
И вдовствующая императрица, мать государя, незаметно выдохнула. Вот только скрюченные пальцы никак не хотели расслабляться и выпускать из захвата многострадальную обивку кресла.
— Всю эту заразу давно пора выжечь калёным железом! Ты же слышала доклады Батюшина и Джунковского? Англичане, да и не только они слишком вольготно себя у нас чувствуют. Распоясались совершенно. Довольно демократии! Наигрался я в эти игры до тошноты… А Россия должна идти своим путём! — резал кабинет по диагонали Император.
— Готов идти до конца? — пальцы, наконец-то, разжались, оставили в покое ткань кресла. И сейчас Мария Фёдоровна старалась по возможности незаметно для сына помассировать кисти рук, убрать из них судорожную боль.
— Мама́, не задавай в очередной раз одни и те же вопросы, — поморщился Николай и продолжил свой стремительный бег из угла в угол кабинета. На ходу отмахнулся. — Ну сколько можно?
— А ведь Джунковский прав. Вой за границей поднимется знатный. Может быть и впрямь провести хотя бы один показательный процесс?
— Нет! Никаких процессов! Хватит этих игр в демократию! Всех без суда и следствия в Сибирь! Пусть там занимаются своей подрывной деятельностью, пусть в рудниках готовят свои революции, а на лесоповале пропагандируют. Пусть трудятся. Может быть хоть таким образом нивелируют тот урон, что успели нанести России.
— Владимир Фёдорович с Николаем Степановичем докладывали о тысячах…
— Вагонов на всех хватит! — резко оборвал и не дал договорить матери Николай. — А в Сибири и Забайкалье рабочих рук всегда не хватает. Пусть и с этой стороны посмотрят на жизнь. Мама́, они все знали, на что шли…
— Я знаю. Просто хочу лишний раз убедиться в том, что и ты это прекрасно понимаешь. Ники, я не хочу отступать на полпути.
— Никакого отступления не будет! Если ты сейчас о возможном международном скандале, так мне на него… — Николай решительно рубанул рукой воздух. — Это моя держава! Моя страна и мои люди! У нас сейчас отличная армия и такой же флот. Да, может и не лучший в Европе, но и далеко не худший. Полезут, получат. Давно нас на берегах Английского канала не видели… Кстати, а почему именно Английского? Почему не Французского? Или Германского?
— Успокойся, — Мария Фёдоровна немного помолчала, словно обдумывая, говорить или нет. Потянула паузу и всё-таки решила сказать. — Хотела тебя спросить о Грачёве…
— И сдался вам этот Грачёв, — перебил Марию Фёдоровну Николай. — Только и слышу от всех Грачёв то, Грачёв сё. Он офицер, в первую очередь… И обязан выполнить свой долг перед Отечеством!
— Он уволен с военной службы, ты же знаешь.
— Он офицер! Увольнение тут никакой роли не играет, — поморщился Николай. — Пришлось использовать его втёмную, признаю. Но по-другому у нас бы и не получилось. Ты же сама согласилась с планом Батюшина?
— Я и сейчас с ним согласна. Что значит судьба и жизнь одного человека в сравнении с судьбой Империи? Ничего… Здесь другое. И ты знаешь, что именно.
— Да, я знаю. И именно по этой причине его кандидатура наиболее подошла для приготовленной ему роли. Ты же слышала, Распутин уже никому не интересен. Всем Грачёва у вас подавай. И даже якобы эта его потеря памяти этому желанию не помеха.
— Почему якобы? Ты что-то знаешь? — насторожилась Мария Фёдоровна.
— Нет, просто предполагаю. Очень уж хитёр этот ваш Грачёв.
— И ты, несмотря на такое предположение, всё равно позволил ему участвовать в этом плане?
— Повторяюсь, он идеальная кандидатура. И не только из-за этих ваших штучек… Кандидатура, имеющая сейчас реальный вес как у нас в стране, так и за рубежом, как бы мне ни хотелось видеть обратное.
— А если его и правда убьют? Представь, как много бы он для нас ещё мог сделать?
— Если мы сделаем то, что задумали, то большего России и желать не нужно. И, чтобы это выполнить, я и не на такие жертвы пойду. Кстати, а не этого ли всегда хотел и сам Грачёв?
— Этого, ты прав… Тогда другое… Что, если твои предположения о хитрости полковника с потерей памяти соответствуют истине? Не боишься, что твой кузен всё может узнать после его поимки и допросов?
— Боюсь. Но другого подобного по значимости повода мы не смогли найти, ты же знаешь. Очень уж одиозная фигура этот ваш полковник. Привлёкший к себе всеобщее внимание за столь короткое время. И весьма неординарная… Опять же новый самолёт… — Николай посмотрел на мать и хмыкнул. — Да выкрутится он, я уверен. Впрочем, довольно об этом! Что сделано, то сделано! Отступать поздно!
— Постой. А как же те русские подданные, что сейчас проживают за границей? Всё то, что мы сейчас сделаем, с большой долей вероятности ударит по ним…
—По ним? Не знаю… Это явно не от нас зависит, а от решения местных властей. Кстати, в этой связи хочу спросить. И давно они там проживают?
— Что за вопросы? Ты же и сам прекрасно об этом осведомлён!
— Осведомлён. Однако, ты не находишь это, мягко говоря, проживание странным? Ты не забыла, что у нас одна тяжёлая война только что закончилась и вот-вот, возможно, начнётся другая? Так что они делают там, за границей? Эти, якобы, русские подданные? Вместо того, чтобы принимать участие в судьбе своей страны, быть с ней рядом в это весьма непростое время? Рядом со всем русским народом? С тобой рядом и со мной? — Император внимательно посмотрел на мать и решительно закончил. — Все русские находятся здесь, в России…
Грачёв.
Нездоровое какое-то шевеление началось в городе. Полиция и так все эти дни не сидела без дела, а тут вообще активизировалась. По столице слухи поползли — то тут, то там начались повальные аресты. Хватали не только весьма обеспеченных людей, доставалось и более простым.
До окраины пока это действо не докатилось, но сидеть на месте и ожидать подобного… Проверять правдивость слухов на своей шкуре я не стал — поспешил оставить уютное логово и в быстром темпе покинуть город. В сельской местности будет проще затеряться, скрыться от многочисленных любопытных глаз. А то, что скоро бы и мой черёд пришёл, это как пить дать. Не только хозяева квартиры знают о моём явно иностранном происхождении, но и лавочник на углу в курсе оного, и булочник в кондитерской чуть дальше по улице, и ещё довольно много окружающего меня народа. На месте-то я не сидел, а знание языка всё ещё оставляет желать лучшего. Свечусь, словно свечка в ночи, с этим языком. Последнее время на французский перешёл, вроде бы он как язык союзников, но кто его знает, что в очередной раз взбредёт в головы этим островитянам? Поэтому ноги в руки, немудрёный свой багаж в саквояж и прощай-прости туманный Лондон! Помочь ты мне ничем не помог, а вот воспоминания о себе оставил плохие.
Из города ушёл своим ходом, прогулочным шагом, никуда якобы не спеша и никуда особо внешне не торопясь. Пикник у меня для самых любопытных глаз, пикник на природе! Ну и что, что в гордом одиночестве? Может быть я социофоб!
А глаз любопытных этих самых вокруг хватает. И движение такое оживлённое что в город, что из города. Поэтому весьма скоро ушёл в сторону, свернул сначала на менее наезженную дорогу, а потом и вовсе на тропинку. Но на натоптанную.
Свернул не просто так, не наобум, а в точности следуя выбранному по карте направлению. Карта у меня есть, заранее прикупил в лавке на рынке. Вот документов нет, это да. Не получилось у меня ничего с этим делом. Ни связей подходящих нет, ни больших финансов. То, что имеется, это слёзы. Крохи, оставшиеся после продажи трофейного имущества. Только на прожитьё. Так, чтобы ноги не протянуть.