Это было только начало.
Перед тем, как ложиться спать, вышла заминка. Ладимир хотел, как обычно, лечь на полу. Мне меньше всего надо было, чтобы он застудил свою ногу.
– Не лягу я на кресло! – упёрся Ладимир.
– Лад, у тебя нога ноет. Не надо тебе с больной ногой ложиться на пол!
– Лучше на полу, чем на этом кресле.
Спорить было трудно. Я не знаю, как Сваромир провёл в кресле несколько ночей. Он не жаловался (подозреваю, он никогда не жаловался), но из этого не следовало, что ему было удобно.
– Ладно, – сказала я. – На диване ляжешь?
– Чтобы ты спала на кресле? Вот ещё!
– Лад, диван раскладывается.
Ладимир сразу заинтересовался.
– А Геральт нам не помешает?
– Нет, с какой стати, – холодно сказала я. – Он же не храпит.
– Я имел в виду само его присутствие, – лучезарно улыбнулся Ладимир.
– Мне его присутствие не помешает точно, – отрезала я.
– Мне тоже. Я просто подумал, что… ну… в первый раз всё-таки.
– Лад, какой тебе секс, скажи на милость?! Ты на ногу ступить не можешь!
– Так нога здесь вообще ни при чём!
– Ты уймёшься?
– Я уже это слышал. Ладно, придётся пока обойтись, – с сожалением вздохнул он.
В конце концов, мы улеглись на диване под разными одеялами – я у стенки, Ладимир с краю.
– Лад, – тихо спросила я, – что произошло в поле?
– Тварь, – ответил он. – Див предупреждал меня о том, что за ведьмаком в портал могла просочиться какая-то дрянь, и оказался прав, как всегда. Ты не бойся, мы её прикончили.
– Где же она бродила столько времени…
– Она не успела много напакостить. Эти заразы ухитряются воспользоваться даже эхом портала.
Около одиннадцати мы задремали, но в полночь я подскочила, словно меня ударили.
Ладимир сидел на диване и смотрел в закуток.
– Что случилось? – испуганно спросила я.
Ладимир не успел ответить. С кушетки раздался хриплый стон. Моя ненависть к ведьмаку мигом испарилась, и я этого даже не заметила.
– У него снова лихорадка?! Ведь всё же хорошо было!
– Это я, наверное, виноват… Он, похоже, дымом надышался. Дым ядовитый, мне-то всё равно, а по нему дало…
– Лад, вовсе необязательно. Он ведь сильно хромал, особенно после того, как снова уходить начал. Только сегодня утром вроде ему получше было…
Я перелезла через подлокотник и нерешительно приблизилась к закутку.
– Как думаешь, – спросила я, – свет можно включить?
Ладимир завозился на диване.
– Боюсь, что можно…
Когда я щёлкнула выключателем, он уже стоял рядом со мной.
Да, свет включить было можно. Даже оба светильника. Геральт был без сознания и выглядел паршиво. Будто вернулся старик, которого я нашла на рассвете… Он дышал хрипло, тяжело и что-то бормотал.
Мне стало нехорошо.
– Что делать? – спросила я. – Об этом Див не говорил.
– Ничего, – сказал Ладимир. – У нас ничего не осталось. Мазь вот только была… а, он её уже использовал. Значит, точно ничего нет.
– Может, жаропонижающее?
– Если б знать ещё, как оно на него подействует.
– Не подумала…
Я выключила свет, и мы вернулись на диван, но не легли, а по безмолвному согласию сели.
Геральт метался по постели и стонал от боли, будто его бедро жгли калёным железом. И звал… звал ту, которая не придёт.
Я слушала, слушала и вспоминала ту ночь, когда просидела с ним до утра. Повторять её мне не хотелось.
Часа через полтора ведьмак притих, но не из-за того, что ему стало лучше. Он совсем обессилел, только сжимал и разжимал пальцы, и между хриплыми стонами, сжимавшими ему горло, слышалось знакомое: «Ви… ла…».
И я снова не выдержала.
Ощупью приблизившись к кушетке, я села на край и прикоснулась к его пальцам. Он мгновенно стиснул мою руку так, что я только чудом не вскрикнула.
Это была нескончаемая ночь. С каждым приступом боли ведьмак всё сильнее и сильнее сжимал мою руку. Мне казалось, что у меня трещат кости… и, похоже, они действительно трещали, потому что кисть пронзила такая острая боль, что я не выдержала и вскрикнула. Ладимир уже не мог мне помочь – ему самому было немногим лучше, чем ведьмаку, и он вряд ли меня слышал.
Боль была адская, а мужество мне никогда не было присуще. Оглядываясь назад, я до сих пор не понимаю, как ухитрилась пережить ту ночь. Мне медленно ломали руку, а я ничего не могла сделать и чувствовала примерно то же, что и Ладимир в испанском сапоге. Спасло меня то, что я потеряла сознание.
Впрочем, я до сих пор не уверена, был это обморок или я сама начала бредить. Больше это походило на странный сон. Лес, чёрные стволы неподвижных деревьев. Между ними свивается в кольца голубоватый туман, пронизанный лунным светом. Луна высоко, ослепительно сияющий серебряный диск в густо-чёрном, светящемся тёмно-синим светом небе. Высокий юноша – наверное, сам бог Луны, прекрасный, как Луна, и столь же пугающий. Красивое лицо, но волосы, брови и ресницы ослепительно белы. Белы даже глаза, и только в радужке, будто в лунном камне, вспыхивают ярко-голубые переливы…
Очнулась я на диване, и первое, что я увидела – широко раскрытые встревоженные глаза Ладимира. Минуту я пялилась на него в недоумении, потом попыталась сесть, оперлась о левую руку и едва не заорала. И сразу всё вспомнила.
– Как Геральт?
– Да что ему будет, дрыхнет, как младенец, – нетерпеливо отмахнулся Ладимир. – Руку покажи.
Я протянула ему левую руку и сама испугалась. Кисть начиная от запястья сильно распухла и была похожа на один сплошной синяк.
Ладимир очень осторожно её осмотрел.
– Пальцами пошевелить можешь?
Я попробовала и снова едва не вскрикнула.
– Понятно… Одеться сама сможешь? Надо ехать в травмпункт.
– А может, так как-нибудь пройдёт…
– Не пройдёт. Он, похоже, тебе кисть сломал.
Ладимир оделся, потом ему пришлось помогать мне, потому что я быстро выяснила, что одеваться при помощи только одной руки, мягко говоря, крайне неудобно, и мы помчались в Ступино.
Нам повезло, в четыре часа утра в травмпункте никого не было. Врач не пришёл от нашего появления в восторг, осмотрел мою кисть, сказал, что никакого перелома нет, посоветовал приложить лёд и пить успокоительное. Ладимир предложил ему приложить лёд к пятой точке и пообещал его успокоить без всяких таблеток. Врач погрозился вызвать охрану. Ладимир попросил меня выйти. Я подчинилась и села на стульчик возле кабинета, прислушиваясь к тому, что творится внутри. Вроде было тихо, по крайней мере, никто не кричал. Я удивилась, но быстро вспомнила о привычке Ладимира таскать с собой нож, а в этот раз мне показалось, что он даже пистолет с собой прихватил. Когда Ладимир меня позвал и я вошла в кабинет, врач был тише воды, ниже травы. Рентген показал трещины четвёртой и пятой пястных костей и перелом второй. Мою несчастную руку упаковали в лонгету, дали мне таблетку обезболивающего и отправили восвояси.
Мы ехали по предрассветной дороге, опутанной туманом. Ладимир ругался сквозь зубы – насколько я поняла, клял ведьмака на все корки.
– «Голова повязана, кровь на рукаве, След кровавый стелется по сырой траве», – задумчиво процитировала я.
Ладимир покосился на меня.
– Песня о Щорсе, – сообщила я. – Революционная. Мне её бабушка в детстве пела.
Ладимир расхохотался:
– Суровая у тебя бабушка!
– Да вроде не очень, – сказала я. – Но почему она мне пела песенку о красном командире, не знаю.
– Как рука?
– Болит… Неужели придётся целый месяц с этой штукой ходить? Я ведь даже причесаться не могу… как инвалид, честное слово. А подметать как? А одеваться? Даже в душ толком не сходишь…
– Об уборке не беспокойся, это я всё сделаю. И помыться помогу. Но вот причёсывать тебя не рискну.
– Не надо меня мыть! – вспыхнула я. – Сама как-нибудь.
Домой мы приехали в начале шестого. Геральт спокойно спал и выглядел лучше, чем ночью.
– Есть будем? – спросил Ладимир.
– Если хочешь, поешь, а я лучше прилягу. Чувствую себя так, будто мной ночью закусил вампир.
– Думаю, ты недалека от истины, – проворчал Ладимир, бросив взгляд за печку.
… Геральт проснулся около девяти – поздно, по его меркам, – свежий и отдохнувший. Боль, терзавшая его ночью, превратилась в далёкое воспоминание. Он оделся и вышел в комнату. Ладимир и Русалка спали в разных концах дивана – первый лежал полураскрытый, вытянув тонкую руку до середины комнаты, вторая накрылась с головой одеялом и почти провалилась в щель между диваном и стеной.
Геральту уже было всё равно, с кем она встречается или кто ей составляет компанию в постели. У него была Йеннифэр, его Йеннифэр, и он отыщет её во что бы то ни стало.
Отметив про себя, что завтрак (точнее, обед) раньше двух не появится, он отправился в поле. За полем, недалеко от болота, напротив старой берёзы, у него было облюбованное место, где он лежал, глядя в небо, и грезил – грезил о своей Йеннифэр.
Домой он вернулся около половины третьего и убедился в том, что со временем угадал. На столе стояла большая сковородка с мясом, запечённым вместе с сыром и овощами. Геральт присоединился к обедающим.
Впервые за время, проведённое здесь, у него было хорошее настроение. Весь в мыслях о своей обожаемой чародейке, он не сразу заметил, что обстановка за столом похоронная.
Ладимир поставил локти на стол, обхватил голову руками и мрачно уставился на исходящий соком ароматный кусок свинины в своей тарелке. Русалка, непривычно лохматая, смотрела на сковородку. Тарелка её была пуста.
Ведьмак решил, что они, проведя бурную ночь, утром поцапались. Его это не касалось, и он приналёг на еду.
– Может, всё-таки поешь? – спросил Ладимир.
– Не хочу…
– Давай я тебе вареников разогрею с вишней, только сегодня Шугор привёз. И сметана есть домашняя.
– Лад, спасибо… кусок в горло не лезет. Там чай не заварился?
– Да-да, сейчас налью, – засуетился Ладимир, вскочил и похромал к печке.
Он принёс чашки Русалке и себе, бросив Геральту:
– Свою сам возьмёшь.
Ведьмак усмехнулся. Видимо, в эту ночь Ладимир свои силы переоценил.
Русалка медленно прихлёбывала чай. Ладимир положил мясо обратно на сковородку, взял горбушку чёрного хлеба и начал её жевать, запивая чаем.
Геральту не терпелось вернуться к своим грёзам, и он быстро расправился и с мясом, и с чаем. Его сотрапезники к тому времени тоже покончили со своим нехитрым завтраком. Русалка поднялась, чтобы, как обычно, убрать со стола, но тут вскочил Ладимир:
– Сядь, я сам уберу!
Ведьмак ухмыльнулся и вдруг увидел, что левая рука Русалки лежит в перевязи. Он вздрогнул, будто от удара током.
– Постоянно забываю, – вздохнула Русалка. – Лад, я лягу, наверное… Вроде и спала, а без толку…
– Ложись, конечно, – кивнул Ладимир. – Болит?
– Не так чтобы очень, но чувствуется. Обезболивающее, что ли, никудышное…
– Я сейчас в аптеку съезжу.
– Лад, не нужно, не мотайся. Боль терпимая, зачем лишний раз травиться.
– Ну ладно… но если вдруг что, скажи.
– Хорошо.
Русалка, поудобнее уложив больную руку, вжалась в спинку дивана и укрылась пледом. Ладимир заботливо поправил плед и начал убирать со стола. Геральт еле доел свою порцию и понёс тарелку на кухню.
Когда Ладимир взялся мыть посуду, Геральт снял с крючка полотенце и встал возле мойки.
– Что у Русалки с рукой? – спросил он.
Ладимир косо взглянул на него из-под чёлки:
– Ты что, вообще ничего не помнишь?
Ведьмак сдвинул брови.
– Ночью разболелось бедро, – медленно заговорил он. – Болело долго и так, что взвыть хотелось. А потом… – он пожал плечами. – Не помню. Я снова бредил?
– Было дело. Ты, похоже, вчера дымом надышался. Дым ядовитый, как и кровь этих тварей.
– Не думаю. У меня устойчивость к ядам. Когда я проснулся, боль ушла, словно её не было. Как это связано с рукой Русалки?
Ладимир вздохнул, отдал ведьмаку вилки и выключил воду.
– Бредил ты жутко, – сказал он. – Метался по кровати и звал эту свою… ах, прости, она же для тебя никто… Вилу, короче говоря. Аннушка села рядом с тобой, и ты сразу схватил её за руку… Так она с тобой до рассвета и просидела – вырваться из твоей хватки никакой возможности не было, а я не мог ей помочь, сам был… чуть получше тебя, но не настолько, чтобы встать. Ты, видимо, с каждым приступом боли сжимал её руку…
Ведьмак слушал с одеревеневшим лицом.
– Могу тебя обрадовать, сила у тебя медвежья. Особенно когда ты в бреду. Ты ей ладонь почти раскрошил. Трещины четвёртой и пятой пястных костей, а вторая вообще сломана. Как она не кричала, представить не могу.
Ведьмак стоял как громом поражённый. Ладимир открыто наблюдал за ним, сощурив глаза. Вдруг Геральт заорал:
– Чёрт!! – и что было силы хватил кулаком по столу.
Стол треснул, Ладимир подскочил.
– Сдурел? – спросил он. – Анюту разбудишь.
Геральт, не слушая его, кинулся на улицу.
Ладимир посмотрел ему вслед, усмехнулся и пошёл в дом. Он тоже не выспался, а кушетка в углу очень удачно пустовала.
========== Глава X ==========
Когда я проснулась, не сразу поняла, где нахожусь и почему у меня так болит рука. Быстро выяснилось и то, и другое. Я плотно уткнулась в спинку дивана носом и накрылась пледом с головой, и видно мне было не так уж чтобы много, а рука болела, потому что я на ней лежала. Кое-как, стараясь не тревожить левую руку, я села и завернулась в плед – мне было зябко, хотя Ладимир натопил печку. Сам он мирно спал на кушетке ведьмака, то есть на кушетке, которая принадлежала мне, но которую временно занимал ведьмак.
Настроение у меня было паршивое. Я чувствовала себя инвалидом. Лонгета оставляла свободными пальцы, только пользы от них было немного. Что самое плохое – я не могла расчесаться и переплести косу. Если мне случается проходить весь день с косой, заплетённой вчерашним вечером, я злюсь на всё и вся, поэтому стараюсь такого не допускать. Сейчас я ничего сделать не могла и не в первый раз пожалела, что оттолкнула Сваромира. Будь он здесь, он бы и руку мою подлечил, и косу бы заплёл… Да будь он здесь, с моей рукой ничего не случилось бы!
Меньше всего мне хотелось видеть ведьмака, и, когда он внезапно появился передо мной, я едва на него взглянула, но против воли задержала взгляд. Вид у него был сконфуженный.
Сконфуженный Геральт – это что-то новенькое.
– Прости меня за… руку, – запнувшись, проговорил он. – Я не хотел.
«Ещё бы ты хотел», – подумала я.
Не дождавшись ответа, он смутился ещё сильнее.
– Вот… отвар, – он нерешительно протянул мне чашку. Я не пошевелилась, и он, помедлив пару секунд, медленно поставил её на стол. – Он снимет боль.
«Отравить, что ли, решил, чтоб уж наверняка», – подумалось мне.
Отвечать ему я не собиралась и ждала, когда он снова исчезнет до ночи. Однако Геральт уселся в кресло, которое стояло у перегородки, и прикрыл глаза. Уходить он и не думал.
Я решила отправиться в конец огорода и заодно слегка пройтись. Нужно было собраться с мыслями. Меньше всего приходилось ожидать, что Геральт будет просить прощения и даже отвар для меня приготовит. В таких жестах не было ничего необычного, но я не думала, что ведьмак окажется на них способен.
Когда я вышла, Ладимир, который ни разу не спал, заявил ведьмаку:
– Паршивый из тебя ухажёр.
– Я просто извинился, – процедил Геральт сквозь зубы. – Она мне не нужна.
– Ну-ну, – хмыкнул Ладимир.
Проветрившись, я вернулась домой, взяла книгу и устроилась в уголке дивана.
Геральт бросил на меня взгляд.
«И чего он здесь торчит?» – удивилась я.
Мне пришлось удивиться ещё больше, когда ведьмак сел рядом со мной.
– Тебя причесать? – спросил он.
Я подумала, что ослышалась, но он смотрел на меня, ожидая ответа.
– А ты сможешь? – недоверчиво спросил я.
– Смогу.
Он принёс табуретку и мою расчёску. Я сомневалась. У меня очень легко путаются волосы, и, если он не сумеет их ни расчесать, ни заплести, будет беда. Как бы не потерять под его лапищами половину гривы… Тем не менее я опустилась на табуретку, пытаясь отделаться от мысли о том, что напрашиваюсь на самоубийство.