Похоже, Геральт и впрямь знал, что делает. Он разделил мои волосы на две части, как и я, и перекинул их мне через плечи. А потом, вместо того, чтобы расчёсывать всю массу волос сразу, отделял небольшую прядь, расчёсывал, опускал на мою спину и отделял следующую.
И самое странное, что действовал он очень аккуратно, ловко и осторожно, чего я никак не ожидала – ведь теми же самыми руками он искалечил мне кисть.
Когда вся масса волос оказалась за моей спиной, он разделил её на три части и заплёл косу.
– Спасибо, – пробормотала я, поднимаясь с табуретки.
– Не стоит, – ответил он и, немного помолчав, добавил: – Мне это было в радость.
Я недоверчиво взглянула на него. Он смотрел на меня, и мне вспомнился тот пронизанный солнцем взгляд, какой я встретила, столкнувшись с ним, когда он выходил из ванной. Смущённая собственными мыслями, я поспешно устроилась на диване и уткнулась в книгу.
Геральт отнёс табуретку на терраску, убрал расчёску и вновь принёс чашку с отваром, которую предусмотрительно поставил на печку. На этот раз я не стала отказываться.
Отвар оказался не такой уж гадостью, и после него боль действительно немного улеглась.
Вечером, после ужина, за мытьём посуды Геральт спросил у Ладимира:
– Как тебе на кушетке?
– Прекрасно! – сказал Ладимир.
– Можешь спать там.
Лад покосился на него.
– Вознамерился занять мою половину дивана? Да без проблем.
– Меня начинает пугать твоя проницательность, – сказал ведьмак.
Ладимир то ли не понял его иронию, то ли сделал вид, что не понял.
– Я-то что, – скромно сказал он. – Вот Див – это да! Ты ещё подумать не успел, а он уже знает. Познакомишься с ним получше, сам убедишься.
Мне, естественно, о перемене спальных мест никто не сказал. Пока я была в ванной, Ладимир разложил диван, застелил его и куда-то смылся. Когда я вернулась в избу, оказалось, что и Геральта нет. Геральт меня мало беспокоил, он уже и хромал-то едва заметно, но Ладимиру лучше было бы лечь, а не шататься Бог знает где. Явился Геральт, чтобы расчесать меня на ночь. Потом он отправился в душ, а я легла спать и заснула почти мгновенно.
А потом… потом я лежала в его объятиях и целовала его лицо, не в силах поверить, что он здесь, рядом со мной.
– Геральт… Геральт… сколько же я тебя ждала…
– Вила… русалка моя…
И меня не смутило это имя, потому что я знала, что это он дал его мне.
– Геральт… я не думала, что ты придёшь. Я люблю тебя.
Он смотрел на меня, молчал и лишь прижимал к себе, подставляя лицо под мои поцелуи. Но я не ждала ответа, главное – чтобы он это знал. Пусть лучше не отвечает, слишком больно будет услышать его слова. Мне достаточно того, что он сейчас рядом и я могу целовать его и видеть, как он улыбается, будто не веря в происходящее.
– Вила… моя Вила… я тоже…
Он провёл рукой по моим волосам и поцеловал в губы. Его язык коснулся моего, и меня охватило странное чувство – будто сейчас всё так, как и должно быть.
Он нехотя оторвался от моих губ.
– Я люблю тебя.
Я смотрела на него, видела его лучистый взгляд… и начала понимать, что такое счастье.
Он целовал меня снова и снова. Я отвечала на его поцелуи, прижимаясь к его груди и забыв обо всём на свете.
========== Глава XI ==========
Небо только начало светлеть на востоке, когда у полуразрушенной фермы появились два всадника. Они в замешательстве смотрели по сторонам.
– И куда теперь? – поинтересовался один, черноволосый с неприятным лицом и ещё более неприятным голосом. – С него бы убыло от пары слов? Если это ему надо, пусть сам и едет. Мы здесь весь день провозимся.
– Не преувеличивай, – сказал второй.
Этот второй был высок и чрезмерно худощав. Его длинные волосы словно выцвели, и так же бледны были светло-зелёные прозрачные глаза. Лицо его было невыразительно, будто он носил маску, и голос звучал ровно и холодно. Он говорил не спеша и очень правильно, слегка растягивая слоги.
– Название деревни он же сказал.
– Величайшая благодарность ему за это! – фыркнул первый. – Деревня Куртино – она и есть. Только он забыл упомянуть, что здесь до чёрта лысого домов!
– Это что, – губы второго тронула лёгкая улыбка, неожиданная на его каменном лице, и глаза как будто потеплели. – Помню, в начале службы он меня отправил в Серебряный лог, Светомиру помощь понадобилась. А лог оказался высохшим руслом реки, и сторожка Светомирова стояла в километре от него. Несколько раз вдоль русла пролетел, прежде чем её увидел…
– Вот именно поэтому пусть сам едет, – второй развернул коня. – В следующий раз полностью адрес скажет.
– Подожди. Слышишь?
Они прислушались. Звонкий чистый голос старательно выводил: «Ой, там, на горе-э-э… ой, там, на круто-о-й… ой, там сидела-а пара-а-а голубе-э-эй…».
– Ладимир глотку дерёт, – удовлетворённо сказал первый. – И где-то рядом совсем.
– Не совсем, – сказал второй. – Пруд видишь? Звук отражается, слышимость хорошая. На том берегу.
Он пустил коня широкой рысью, за ним, не мешкая, тронулся его спутник. Они миновали плотину, проехали мимо свалки металлолома и поскакали на голос.
Ладимир сидел на порожке сарая, точил косу и разливался соловьём: «Голу-убка не ест, голу-убка не пьёт, да всё на гору-у плакати идё-о-от…».
Черноволосый припустил коня галопом, намереваясь перемахнуть через загородку, но товарищ его остановил. Они подъехали к рабице, спешились, ослабили подпруги, отстегнули поводья и отправили лошадей пастись, а сами через калитку зашли на участок и приблизились к певцу, который знай себе распевал: «Голу-убка моя-а, сиза-акрылая-а-а, чего ж ты такая печа-альная-а-а?».
– Глухарь на току, – процедил сквозь зубы черноволосый. – Только себя и слышит.
Ладимир допел наконец: «Я и ходила-а, и выбирала-а, а нету такого, как я-а потеря-ала», – художественно провёл оселком по лезвию косы, поднял голову и от неожиданности вскочил, взяв косу на плечо, словно ружьё.
Перед ним стояли двое гостей.
Ладимир переводил взгляд с одного на другого. Собственно, по уставу ему полагалось кланяться, но Ладимир, как и прочие воины, в отношении младших князей уставом пренебрегал. Только для Леда Серебряного, брата Дива, делали исключение.
И если Леда увидеть здесь не было так уж удивительно, то что тут делал Шива, да ещё в компании Серебряного, становилось совсем непонятно.
В конце концов, Ладимир склонил голову, но так, чтобы было ясно, что это относится только к Леду.
– Здравствуй, Ладимир, – едва заметно улыбнувшись, сказал Лед. – Князь Див сказал, – он слегка замялся, – сказал, что кого-то… вернуть надо.
Ладимир отлично знал манеру Дива Мирославича изъясняться и Леда понял сразу .
– Да, я… сейчас схожу за ним, – ответил он и побрёл к дому, бормоча про себя: – Эх, всю малину я ему обломал. Впрочем, сам виноват, он бы ещё до морковкина заговенья протянул…
Дома было тихо. Ладимир осторожно приблизился к дивану. Видно было только Геральта. Аннушка, несомненно, тоже была здесь, но из-за широкой спины ведьмака её не было видно совсем.
– Геральт! – тихонько позвал Ладимир. – Геральт!
Никакой реакции.
– Зараза, – прошипел Ладимир.
Меньше всего на свете ему хотелось трясти ведьмака за плечо, потому что он не без оснований полагал, что незамедлительно получит в морду. Если бы он был на месте Геральта, точно бы врезал. Реакцией Ладимир обладал превосходной, однако Геральт мало ему уступал.
Но делать было нечего. Ладимир вздохнул и легонько потряс ведьмака, готовый в любую секунду отскочить назад.
Ему повезло. Геральт пошевелился, приподнялся на локте и вполоборота посмотрел на него, еле разлепив веки.
– Ты очумел? Что тебе надо?
– Вставай, – сказал Ладимир. – За тобой приехали.
Геральт тотчас проснулся.
– Князь?
– Целых два, но Дива среди них нет. Давай живее, они ждут.
Ладимир направился к двери. Не прошло и минуты, как его нагнал ведьмак – в одних штанах. Ладимир вздёрнул бровь и критически оглядел его костюм.
– Что застыл? – спросил Геральт. – Пошли.
Они прошли через огород. Шива ходил туда-сюда мимо анисовки, Лед не торопясь скармливал своему жеребцу яблоко за яблоком. Жеребец Шивы стоял рядом и завистливо сопел, принюхиваясь к аромату яблок, которыми с таким аппетитом хрустел его товарищ. Лед и не думал его угощать, не желая остаться без руки, а хозяину сейчас дела до него не было. В огород лошадей не пустили, и только и оставалось, что принюхиваться и исходить слюной.
Князья одновременно оглянулись на звук шагов. Серебряный отдал своему вороному последнее яблоко и встал возле Шивы.
Геральт шёл, всматриваясь в незнакомцев, и у сухой яблони вдруг замедлил шаг, но почти сразу нагнал Ладимира. Только теперь он не сводил глаз с Шивы.
Шива тем временем тоже разглядел спутника Ладимира, и вид у него был такой, словно он не верил своим глазам. Он шагнул назад, оказавшись, таким образом, за спиной Леда.
Ладимир всё прекрасно видел. Посматривая на Шиву, он сказал, указывая на Геральта:
– Геральт, Белый Волк. Ведьмак, – и добавил, обращаясь к ведьмаку: – Князь Лед Серебряный, князь Шива.
Шива круто отвернулся к загородке, хотя толку от этого уже не было.
Лед не хуже Ладимира видел странное поведение своего спутника, но, согласно привычке, сохранил бесстрастное выражение лица и слегка склонил голову.
Геральт сразу понял, кто из двух князей главный, и решил Шиву оставить на потом. Он лёгким кивком ответил Леду и заговорил:
– Боюсь, произошла ошибка и вы напрасно потратили время на поездку сюда. Моя рана ещё слишком свежа для путешествий.
Шива выругался сквозь зубы. Ладимир, чтобы скрыть улыбку, задрал голову и принялся рассматривать яблоки высоко в ветвях.
Лед пришёл в недоумение. Див недвусмысленно дал понять, что этого «кого-то», кого он не счёл нужным назвать, нужно вернуть как можно скорее, потому что «Ладимир уже на стенку лезет». Вот только Ладимир ни на какую стенку не лез, а чужак хромал еле заметно для свежей раны.
Серебряный оглянулся на Шиву, и ему стало ясно, что тот понимает ещё меньше.
Ладимир закончил наблюдение за яблоками и спросил, невинно улыбаясь:
– Чаю хотите?
– Спасибо, охотно, – с облегчением ответил Лед, опередив Шиву, который начал было бурно возражать. – Только лошадей расседлаем.
Князья пошли к лошадям.
– Оставайся, если хочешь, а я поеду, – сказал Шива. – У меня вообще выходной сегодня.
– Поедешь, – ответил Лед, рассёдлывая жеребца. – После чая.
– Я не собираюсь заходить в этот дом!
Лед посмотрел на него ничего не выражающим взглядом, и Шива понял, что чая не избежать.
– Так будет невежливо, – сказал Серебряный.
Ладимир и ведьмак тем временем шли к дому.
– Шива, надо полагать, правая рука у Великого Князя? – спросил Геральт.
– Нет, обычный младший князь. Не понимаю, на кой ляд он сюда притащился. Правая рука – Серебряный.
– Он дружен с Шивой?
– Вовсе нет, с чего ты взял? – удивился Ладимир. – У Леда друзей раз, два и обчёлся, и Шива в их число не входит, да и никто из младших князей.
Немного помолчав, Геральт сказал:
– Шива меня нанимал.
– А, так вот почему у него рожу перекосило, когда он тебя увидел!
Ладимир едва руки не потёр от удовольствия, но сдержался. На терраске он спросил у Геральта:
– Может, останешься? На стол поможешь накрыть…
– Без меня управишься, – ответил Геральт и пошёл в дом.
…Я проснулась на рассвете. Мне снился прекрасный сон: будто Геральт лежал рядом и обнимал меня… Сон был удивительно правдоподобен, но всё же это был только сон…
Или нет?
Блаженную негу, которая баюкала меня, будто тёплое море, как рукой сняло, и я резко села.
В доме, кроме меня, никого не было.
Я глубоко вдохнула. Геральт никоим образом не мог оказаться на диване, здесь спал Ладимир. Меня прошибло холодным потом от мысли, что это его я обнимала и шептала ему всякую любовную чепуху. А ведь наверняка ему, он, зараза, не стал бы меня будить и отпихивать.
И как я теперь в глаза ему смотреть буду?! Ему-то что, его ничего смутить не может. Господи, мы с ним хотя бы не целовались? Или… Нет, целовались, точно. Я даже помнила его вкус. Чего я совсем не помнила, так этого того, было что-то после поцелуев или нет. Вроде нет… ночная рубашка на месте, во всяком случае.
Вот влипла…
Я легла и накрылась одеялом с головой, прижавшись лбом к стене. Что теперь делать? «Извини, Лад, я перепутала?». А то он сам не знает, я же его Геральтом называла!
А всё ведьмак виноват, сволочь этакая! Вот ведь, полюбится сатана пуще ясного сокола!
Скрипнула дверь. Возвращается, провались он на ровном месте. Тристан между собой и Изольдой меч клал, чтобы непотребные мысли в голову не лезли. Меча у меня нет, но кочергу положить можно было бы. Огрев предварительно Ладимира по лбу. По справедливости, кочергой надо бы огреть Геральта, но Ладимир тоже хорош, мог бы разбудить, а не слушать бредни сумасшедшей! Пусть теперь расплачивается за себя и за Геральта!
Жалко, кочерга возле печки стоит… отличная вещь, зря я отказалась от привычки держать её в изголовье…
Он лёг рядом со мной, обнял и по-хозяйски притянул к себе.
Скотина!
Я собралась послать его куда подальше, но что-то меня остановило. Что-то было не так. Хотя бы то, что Ладимир ростом был чуть выше меня и телосложением напоминал анатомическое пособие, а у меня было такое чувство, будто я прижимаюсь спиной к медведю гризли.
Я повернулась и оказалась нос к носу с Геральтом.
– Всё-таки я тебя разбудил, – сказал он, заправляя выбившуюся прядь мне за ухо.
Боюсь, в тот момент я выглядела совершенно неромантично. Тяжело быть романтичной, когда ты на самом деле – обалдевшая от удивления сова.
Его губы тронула улыбка (никогда бы не подумала, что он способен улыбаться), и он сказал:
– Только не говори мне, что хотела увидеть здесь Ладимира. Не поверю.
Всё-таки ночью рядом был он.
Помолчав и немного придя в себя, я осмелилась взглянуть на него.
– Ты прав. Не хотела.
Он снова улыбнулся (как же менялось его лицо, когда он улыбался!) и поцеловал меня в лоб. Я несмело прижалась к нему, слушая, как бьётся его сердце.
Да, это его я целовала и ему говорила о любви… кстати, а с чего вдруг? Странно всё это. В том, что мы целовались, не приходилось сомневаться, я прекрасно помнила его движения и манеру слегка касаться губами моих губ, прежде чем поцеловать, и вкус его ощущала до сих пор. Или… вдруг у меня просто воображение разыгралось? Положим, чрезмерно разыгралось, но всё же?
Господи, да что же на самом деле было? Говорила я ему, что люблю его, или нет? Он сказал, что любит меня, но этого точно въяве быть не могло.
И вообще, что он на диване делает?! Ладимира посетила очередная чудная идея? Ох, попадись он мне…
Меня смущало ещё то, что Геральт слишком уж целомудренно себя вёл по сравнению с тем, каким он был ночью. Один поцелуй в лоб, и всё. Ёжкин кот… а может, он и ночью вёл себя точно так же, и это я набрасывалась на него с жаркими поцелуями?! Стыд-то какой…
Мне ясно представилась картина: тёмной полуночью Ладимир поднимается, идёт в закуток, вытаскивает оттуда мирно спящего ведьмака, кладёт на диван, а сам ложится на кушетку и наблюдает, посмеиваясь в кулачок, как ничего не подозревающий ведьмак оказывается под градом поцелуев, объятий и страстных признаний в любви… И теперь Геральт не знает, чего от меня ждать. Вдруг я его изнасилую?
Хотя не похоже было, чтобы он боялся…
Нарисованная моим воображением картина хоть и выглядела измышлением шизофреника, но в представление Ладимира о юморе укладывалась.
Да и вообще… есть у меня привычка за деревьями леса не видеть. Откуда вдруг взялась столь пылкая любовь к ведьмаку, если накануне я едва выносила его присутствие?