Неподалеку от Щелкова возле деревни Усково, там, где озеро сужается с обеих сторон, образуя перемычку, видели русалку на мосту. Через мост тот шла прямая дорога в Кириллов. Теперь же ни дороги, ни моста не сохранилось. Русалка объявилась примерно в то же время, что и озерник, так что мужики и бабы сочли это дурной приметой. А сразу после войны в лесу за Бородаевским озером открылось Заручье, и с тех пор в него начали ходить исследователи, к которым вскоре пристало прозвище ходоки».
Федор представил русалку: с длинными волосами, слегка прикрывающими округлые груди, размером такие, чтобы в ладони умещались. В его воображении русалка призывно смотрела и помахивала хвостом. Он глупо улыбнулся: эта русалка совсем не походила на ту, из сказки Андерсена.
Федор прокрутил статью ниже. «Скорее всего, органы безопасности знали о существовании Заручья, так как местные жители иногда натыкались на странные постройки в лесу и закрытые территории, обнесенные бетонным забором. Хотя ни военных фургонов, ни вертолетов никто не видел, но ходили слухи о подземной дороге».
Федор хотел еще посидеть за компьютером, но почувствовал, что засыпает. Время было раннее – восемь часов вечера, но он отказался от ужина и лег спать. Во сне Федор стоял перед высоким из железной проволоки забором. За ограждением виднелась огромная курица, закрывающая собой небо. Она пыталась прорваться через забор, раздирая в кровь тело о колючую проволоку. Вокруг бегали военные и обстреливали курицу из автоматов. Птица издала громкое квохтанье, из клюва вырвался огонь, сжигая проволоку и часть людей. Федор попытался сдвинуться с места, но ноги отказали. Он мог лишь бессильно смотреть, как остальных людей, которые не успели убежать, курица склевала, будто червяков.
От сна осталось ощущение неотвратимости чего-то страшного, будто Федор переступил некую черту – Рубикон, и теперь его жизнь не вернется в прежнее русло. Он прошел в ванную, открыл краны и умылся, трижды прошептав: «Куда вода, туда и сон» – так в детстве научила бабушка.
Родители уже уехали на работу. На завтрак Федор пожарил докторскую колбасу с яичницей и с наслаждением все съел, макая черный хлеб в желток. Родители заварили по второму разу чай в чайнике, но Федор не любил спитой, потерявший цвет чай, предпочитал свежий. Поэтому положил в бокал чайную ложку заварки, добавил душицы и залил кипятком. Сверху накрыл блюдцем и укутал полотенцем.
Чай обжигал. Федор пил его, не торопясь, вприкуску с шоколадными пряниками с вишневой начинкой. Пряники были крохотные, всего на один укус, так что Федор сам не заметил, как пакет наполовину опустел. Зазвонил телефон. Федор прошел в коридор и поднял трубку.
– Привет болеющим! – послышался голос Димки, с которым они дружили с первого класса. – Выписали тебя?
– Вчера еще.
– Знаю, мне мать сказала: она с твоей встретилась утром на остановке. Как сам?
Федор лишь сейчас осознал, что нога не болит: прошла за ночь.
– Жить буду, – ответил он.
– Это хорошо, – обрадовался Димка. – Я заскочу?
С Димкой Федор не виделся с конца июня: тот закончил десятый класс, отгулял на выпускном и собирался поступать в Горный институт. Федор же сдал сессию за второй курс строительного техникума – в свое время он ушел из школы после восьмого класса – и укатил на дачу.
– Давай! – обрадовался Федор: с Димкой вполне можно было обсудить то, что его беспокоило.
Димка принесся через три минуты: он жил в соседнем доме. Федор пропустил друга в квартиру, затем Димка осторожно стукнул его кулаком в плечо.
– Руку сломал! – нарочито громко воскликнул Федор.
– Точно, живой, – усмехнулся Димка. – Рассказывай.
– Да чего там рассказывать… Ты и сам, наверное, все знаешь. Даже лучше меня.
Димка подгреб к себе пакет с пряниками и принялся уничтожать уцелевшие.
– В газете писали, – подтвердил Димка, – в происшествиях. Правда, без имен.
– Слушай, – замялся Федор: – а ты ничего не слышал о живой воде?
– Для Алены? – Димка понял сразу.
– Да, Николай Степанович сказал, что может помочь.
Димка отодвинул пустой пакет и пристально взглянул на Федора, словно впервые увидев.
– Ну в сказках живая вода есть, – осторожно начал Димка.
– А не в сказках? – перебил Федор.
Димка постучал пальцами по столу, выбивая какой-то марш.
– Будем размышлять логически, – продолжил он. – Возможно, что живая вода не дается людям.
– В смысле? – не понял Федор.
– Ну как с Заручьем раньше было. Пока само не открылось, никто о нем и не подозревал, – пояснил Димка.
– А вдруг ее и на самом деле нет? – у Федора зародилась призрачная надежда, что можно будет перестать волноваться и не чувствовать себя обязанным куда-то бежать и что-то делать.
Димка пожал плечами:
– Кто знает? Про Трою все думали, что это легенда, пока не откопали. В сказках-то есть и мертвая, и живая вода. Мертвую нашли, значит, сыщут и живую.
Федор решился:
– Ты не знаешь, как стать ходоком?
Димка присвистнул:
– Ну ты задвинул. Туда так просто не попасть. Знаешь, сколько желающих? Моего брата не взяли, а у него и разряд по боксу имеется, да и с остальным полный порядок. Да и не берут туда несовершеннолетних.
Димка вскоре ушел, а Федор никак не мог успокоиться. Он вновь залез на сайт ходоков. Да, как и сказал Димка, требовался возраст от восемнадцати лет и первая или вторая группа здоровья. Со здоровьем до аварии проблем не имелось, да и сейчас Федор чувствовал себя нормально, хотя при выписке врач сказал ему показаться потом в поликлинике. Но Федор решил не спешить: все равно осенью в техникуме диспансеризацию проходить, успеет.
Через полчаса он все еще сидел на сайте, хотя было ясно: ничего не выйдет. Да и с чего Федор вдруг решил, что живая вода существует? Ведь даже легенды о ней нет, за столько лет могли бы и сочинить байку покрасивее. Да и искали ее. Не могли не искать. Говорят, люди большие деньги на мертвой воде зарабатывают, а на живой… Ей бы цены не было!
Федор закрыл сайт: смысла нет. Николай Степанович все придумал, ведь трудно смириться, когда дочь на грани жизни и смерти. Ухватился за соломинку и пытается выплыть на ней из бушующей пучины. Придумал и поверил, и даже Федора заразил своей идеей. А ведь будь это правдой, скольким людям можно бы было помочь! Столько жизней спасти. Жаль только, что это все сказки.
Глава третья. Ферапонтово
Сутки спустя Федор трясся в плацкарте до Череповца. В давно немытом окне мелькали бесконечные поля, леса, бетонные столбы с проводами и рельсы, сменяясь перронами маленьких городов, по которым бегали суетливые люди с сумками – поезд стоял здесь одну-две минуты. Деревянная рама на все усилия не поддавалась, поэтому открыть окно ни Федору, ни попутчикам – плотной коренастой тетке с мужем-жердью – не удалось. Иногда Федор выходил в тамбур и пытался отдышаться, но и там все время кто-то курил. От запаха табака Федор начинал кашлять, словно кто распылил удушливый газ. Сизый дым медленно плыл, обволакивая пассажиров, и тогда Федору мерещилось, что он снова в реанимации, и к нему тянутся нити капельниц, опутывая тело.
В дороге подавали чай в граненом стакане в железном подстаканнике. Чай оказался не ахти, не индийский, который покупала мама – крепкий, насыщенного красно-коричневого цвета. Вода в бойлере по ощущениям была сыровата, точно ее не докипятили. Заварка – солома соломой: ни цвета, ни аромата, ни вкуса. Но Федор все равно пил чай, откусывая от бутербродов, приготовленные мамой, большие куски: хотелось есть.
Соседская пара развернула пакет с вареной курицей и яйцами, которые Федор вообще-то любил, но есть в дороге не мог: от них почему-то мутило. Вот и сейчас он вновь вышел в тамбур, чтобы остановить приступ дурноты. Повезло: в этот раз тут никого не оказалось. Мысленно Федор вернулся в день назад, когда утром сообщил родителям о решении. Ночью во сне явилась Алена. Она сидела в деревянной лодке, готовой отчалить от берега. Рядом с Аленой находился старик, на нем был темный плащ с капюшоном, накинутом на голову, поэтому лицо старика Федор разглядеть не мог. Старик держал в руках весло и собирался оттолкнуться им от берега.
Почему-то увиденное наполнило сердце Федора тоской, словно он предал Алену, и теперь Харон собирался переправить ее через Стикс в царство мертвых. Федор проснулся и открыл глаза. На кухне закипал чайник, слышалось его посвистывание. Мама зашаркала по коридору тапочками, чтобы отключить чайник, и Федор осознал: сейчас они соберутся и будут завтракать всей семьей. Мать наверняка испечет что-нибудь вкусненькое – встала ни свет, ни заря, а Алены скоро не будет. Совсем.
Его накрыло с головой ощущение непоправимого. Федор слушал, как за стенкой мать что-то готовит. Истошно сигналила под окном чья-то придурошная машина, мимо комнаты протопал отец, а осознание скорого конца той, которая недавно прижималась к Федору всем телом, и от одной мысли о которой все в нем бурлило, подобно шампанскому в бокале, Федору сделалось тошно.
Если он не поедет к ходокам, если не попытается добыть живую воду, никогда себя не простит – понял Федор. Это предательство, с которым невозможно жить. Оно, может, совсем незаметное, но это пока. Потом оно станет разрастаться, как ржавчина, разъедая душу изнутри. Все это Федор вывалил на родителей, не в силах удержать в себе. Мама безвольно опустилась на табурет, ее лицо затвердело, будто она превратилась в соляной столб. Отец криво усмехнулся и тоже не произнес ни слова.
Затем оба заговорили, перебивая друг друга.
– Не пущу! Все это ее отец удумал. Алена одной ногой на пороге, так чего ему тебя жалеть?
– Ты точно решил? Не пожалеешь? Читал, наверное, что многие гибнут?
– Да кто его спрашивает?! Не пущу и все! На пороге лягу, пусть попробует перешагнуть.
– Тебя же не возьмут. Туда не любой подходит, а особый народ, крепкий.
– Вася, о чем ты говоришь?! Запрети и все! Скоро учеба начнется.
Федор выждал, когда они на мгновение умолкнут, и вставил:
– Я решил. Если вы меня не отпустите, я сам поеду.
Отец грохнул кулаком по столу:
– Мал еще условия ставить. Мать пожалей!
– А Аленину мать кто пожалеет? – вскинулся Федор. – Она в больнице с сердечным приступом.
– Хочешь, чтобы и я туда загремела?! – мать повысила голос.
Они ругались с полчаса, пока отец не произнес еле слышно:
– Надя, пусть он едет.
Мама заголосила в голос словно по покойнику:
– Вася, да как же так?! Да разве так можно?
Отец спокойно пояснил:
– Все равно ничего не получится, развернут его там.
И вот теперь Федор стоял в тамбуре, наблюдая, как в мутном окне проносятся редкие огни фонарей.
В Череповец поезд прибыл ранним утром. Федор, зевая, шагнул на остывшую за ночь платформу вместе с другими пассажирами. На небольшой площади перед железнодорожным вокзалом расспросил мужчину, торговавшего газетами, как пройти к автовокзалу: уточнить никогда не мешало – обидно пойти не в ту сторону, потеряв время. Мужчина указал направление и добавил: «Считай, что уже пришел».
На автовокзале Федор внимательно изучил расписание. Прямого сообщения между Череповцом и Ферапонтово не имелось. Федор на мгновение растерялся: и что теперь делать? Денег на такси не хватало: родители дали с собой десятку, велев экономить. Да и жалко: деньги с неба не падают. Он встал в очередь в кассу и через минуту уже спрашивал молодую женщину, стоящую перед ним: «Вы не знаете, как добраться до Ферапонтово?»
Женщина равнодушно пожала плечами, зато отозвались двое: женщина постарше и немолодой мужчина. Так что вскоре Федор взял билет до Кириллова, а уже там ему следовало купить билет до поселка. Вооружившись этим знанием, Федор залез в автобус и проспал всю дорогу. В Кириллове между маршрутами образовался перерыв, так что Федор закинул рюкзак за спину и отправился бродить по городу.
Город был небольшой; разбитым асфальтом, малоэтажными домами он походил на тысячи провинциальных городков. Главным украшением являлись монастырь и Сиверское озеро, вдоль которого расположились старинные постройки. Федор потрогал воду: прохладная; а через несколько минут сбросил одежду, снял часы и решительно вошел в заросли камыша. Миновал их и, не раздумывая ни секунды, нырнул и сделал несколько быстрых гребков.
Вода взбодрила. Сперва Федор замерз до костей, а затем по телу разлилось тепло. Фыркая и отплевываясь, он поплыл прочь от берега и в метрах ста от берега лег на спину, раскинул руки и уставился вверх. По безмятежному синему небу плыли пышные, точно взбитая молочная пена, облака. Бледно-желтым блином светило солнце, наполняя окружающее пространство безвременьем и безмятежностью.
Федор смотрел ввысь, проваливаясь в небо, точно в озеро. Стояла тишина, немыслимая для больших городов, даже ветер стих. Ни шелест камыша, ни назойливое приставание слепня, ничто не нарушало покой. Хотелось закрыть глаза и забыться, и Федор провалился в пограничное состояние между дремой и бодрствованием.
Кто-то провел пальцами по его спине, и кожа покрылась мурашками, а между лопатками стало горячо. В другой раз Федор бы с криком выскочил из воды, но сейчас он воспринял касание как нечто обыденное. Пальцы нежно перебирали волосы Федора, от этого волна наслаждения пошла от макушки до пяток. Федор растекся вместе с водой, становясь единым целым с озером, и тут зазвонили колокола.
Федор вздрогнул, будто от удара, и очнулся. Надо же! Едва не заснул. Он развернулся к берегу и поплыл обратно. Вылез из воды и начал махать руками, пытаясь согреться. Затем вытащил из рюкзака запасные трусы и переоделся в кустах. Мокрые трусы Федор выжал и убрал в пакет: потом высушит. Надел часы и внутренне охнул: автобус отправлялся через семнадцать минут. Федор закинул рюкзак за спину и поспешил на остановку.
Через полчаса, трясясь в старом ПАЗике, Федор пытался сообразить: как из памяти выпал солидный кусок времени? Сколько он был в озере? Минут десять? Или два часа?! А может, что-то случилось с часами? Федор взглянул на «Полет» – часы подарили родители на прошлый день рождения. Он после специально докупал металлический браслет вместо кожаного ремешка. Федор гордился часами: крутые и ходят точно, минута в минуту.
Он достал из рюкзака последние два бутерброда и съел их, запивая минералкой. Бутерброды ухнули в желудок, словно в бездонный колодец: маловато будет. Зря Федор полез купаться, лучше бы отыскал столовку и подкрепился, как следует. А теперь неясно, когда перекусить удастся: вряд ли в деревне имеется столовая или кафе. Если только кто из деревенских угостит, но ведь стыдно просить, а надеяться на чужую щедрость глупо.
Автобус мелко трясся на ухабах – грунтовая дорога была разбита. Стояла духота: все окна оказались задраены наглухо. Федор безуспешно подергал задвижку – форточка не поддалась. Снова потянуло в сон, но Федор со всей силы потер мочки ушей, на некоторое время это помогло. Он напряженно вглядывался в окно, боясь пропустить нужную остановку. В само Ферапонтово автобус не шел, останавливался на повороте. Федор договорился с водителем, что тот скажет, когда выходить, но лучше проконтролировать самому: на чужого человека надежды мало.
Автобус чихнул в очередной раз и резко затормозил.
– Кому Ферапонтово? – осведомился водитель.
Федор спохватился: это же ему! Что-то он спит на ходу, хотя в поезде, как залег на полку, сразу же отрубился. Взял рюкзак и вышел из автобуса. Кроме Федора, никто в Ферапонтово не направлялся. ПАЗик тронулся в путь, а Федор пошел по грунтовке, рассудив, что заблудиться тут невозможно: иди себе да иди.
Вскоре он увидел дворы, возле одного слегка поддатые мужики чинили видавший виды запорожец.
– Добрый день. Не подскажете, как в Щелково пройти? – полюбопытствовал Федор.
Его пристально оглядели.
– Художник, что ли? – уточнил один из мужиков: в тренировочных штанах, пузырившихся на коленях, и в линялой рубахе.
– Почему? – удивился Федор.
Мужик пожал плечами:
– Так летом художники обычно приезжают. У нас же природа, вот и рисуют, что ни попадя. Монастырь опять же рядом. А на туриста ты не похож, они завсегда на экскурсионных автобусах прикатывают.