– Ну, вот на что бы ты их потратил, скажи? Если бы не умер. – Наступал один.
– Как лучше же хотим… – Доконал другой.
Как это ни странно, но меня вдруг разобрал смех. Я бы расхохотался, если бы мог.
– Лучше – для кого? – Переспросил я, глядя глаза в глаза.
Так я и знал: они отвели свой взор и потупили его. Ибо им больше нечего было добавить к уже сказанному. Как жаль, что я прозрел так поздно! Ибо я любил их, и желал им только добра. Я ни в чём им не отказывал. С ребёнком посидеть – пожалуйста; на даче прополоть грядки – да ради Бога. Я находил и время, и желание; делал это бескорыстно, без какого-либо дурного умысла.
С дитём отдельная история: племянница – та ещё егоза и непоседа. Но я игрался с ней; научил рисовать. Сказки ей читал (включая те, которые сочинял сам). Думаю, я вложил в неё пользы во сто крат больше, чем вся её непосредственная родня. Которые завели своих чад, а потом не знают, куда и кому их сбагрить. Дай Бог, если из девочки выйдет толк, и она станет Человеком.
– На что бы я потратил баксы, если бы не заболел? – Отвлёкшись от своих дум, я поспешил дать развёрнутый ответ на вопрос, который мне задали люди, обступившие (и переступившие через) меня. – Я бы сделал себе операцию по коррекции зрения – лазерная терапия, все дела. Ибо ходить с толстыми очками надоело, а царапать хрусталик линзами что-то ну совсем не хочется. Ещё, я бы сделал операцию по исправлению врождённого искривления носовой перегородки – ибо вы, люди, на своё счастье всегда дышите обеими ноздрями, а я вот всегда только одной; попеременно как-то, но никогда – двумя. Ну, и если б осталось денег, то все без остатка отдал бы на обучение племяшки (если бы она, подрастя, не поступила бы в вуз на грант). Я ведь на самом-то деле не жадный (хотя вы, возможно, иного мнения обо мне). Это вы, дорогие мои, промотали бы, прокутили всё за один вечер в ресторане (и ещё гордились бы сим знаменательным событием). Уж я-то вас знаю; такова ваша сущность. Я, конечно же, догадывался, но…
Пристыдил я их основательно: по лицам моих посетителей гуляли краски. Они то бледнели, то краснели, то серели, то снова в румянце. И я был рад, что снял с них их маски: я последний из могикан в том плане, что не считаю честность чем-то зазорным.
Когда ворвался доктор и выпроводил всех из палаты, я уже был измучен настолько, что потерял сознание. Очнувшись, я призвал Бога ускорить свою смерть, дабы впредь не выслушивать гадостей. Потому что я их не заслужил. Но люди, вместо того, чтобы сжалиться надо мной, глумятся, как стервятники, кружащие над своей жертвой. Нет, жалеть меня не надо – просто оставьте в покое. Хотя бы в эти несколько недель (или дней, или часов), что мне остались.
К моему удивлению, Бог ко мне пришёл! На тот момент я ещё не помутился рассудком, и разум мой был ясен. В Бога я и верил и не верил, но никогда не представлял, что увижу Его.
Он присел на краешек моей кровати, моей постели, и молча уставился на меня. Я тоже не проронил ни звука от неожиданности.
Скорее всего, вряд ли это был «Бог»: возможно, один из его посланцев, ангелов. Я вам даже описать его не смогу, если честно.
Спустя несколько напряжённых для меня мгновений ангел обратился ко мне с такими словами:
– Чего ты хочешь?
Я обомлел, но сказал так, как есть:
– Моя душа просится в рай. Заслуживаю ли я его? Избавь моё бренное тело от сует этого мира. Я… Я устал.
Светлоликий сначала ничего мне на это не ответил, а потом высказался так, как если бы всё уже было решено, и решено давно:
– Ты в поисках рая? Так найди же его сам.
– Но – как? – Поразился я. – Каким образом? Где мне его искать?
– Везде. – Как-то жёстко, сухо (но и загадочно) вымолвил этот тип.
Я бы сейчас всё на свете отдал ради того, чтобы меня ущипнули либо приложили лопатой, потому что я не верил ни своим глазам, ни своим ушам.
Внезапно, в помещение, где уже находились двое, пожаловал и третий! И было это Большое Зло (так оно представилось, но не вслух, а как-то на подсознательном уровне, что ли).
– Не думаю, что это хорошая идея – отпустить этого с миром, да ещё и в рай. – С порога заявило оно, и по всему было видно, что настроено Большое Зло решительно и бескомпромиссно.
– Отчего же? – Не согласился с ним Бог.
От всего этого у меня поехала крыша, и я провалился в самую настоящую кому; теперь я уже был между жизнью и смертью. Я пронёсся по бесконечно длинному и мрачному туннелю, гоняясь за светом в конце него, но он всякий раз ускользал от меня. Я вышел на исключительно новый уровень, и уже сквозь сон, тьму и мрак блуждал среди планетарных туманностей, воочию наблюдая ослепительный блеск звёзд. Они были так близко, что хоть рукой подать! И глазам не было нестерпимо ярко и больно – напротив, этот свет был словно лечебно-оздоровительным. Потом я продирался через лабиринты столетий… Мимо меня с бешеной скоростью проносились все эпохи человечества.
Всё то время, пока я охотился за Весёлым Огоньком (так я назвал тот живительный для меня свет), я не прекращал слушать спор Бога и Большого Зла, который точно колокольным звоном и горным эхом отдавался в моих бедных, несчастных ушах.
– Я против. – Пытался переубедить Бога злой дух. – Сам возьми да открой Книгу Судеб и Времён: на него не написана судьба. Он нежданный ребёнок в семье, незапланированный; его не хотели, так получилось. Должен был быть аборт. Именно поэтому ему всё так тяжело достаётся в своей жизни. Именно поэтому все с ним так.
– И, тем не менее, Я даровал ему самое ценное, что у Меня есть – жизнь. – Не уступал тому Господь, Создатель и Творец.
– А какая у него жизнь? – Противилось Большое Зло, продолжая сыпать аргументами и фактами. – А теперь ещё и неизлечимая болезнь!
Бог не нашёлся, что ответить на это.
– Ответь мне, Креатор, – Обратился к Богу по имени князь тьмы. – Отчего ты так сильно бьёшь тех, кого ты якобы любишь?
– Я испытываю их. – Отрезал, изрёк тот, кто над всеми нами. – И ты мне в том помогаешь! Разве – нет?
Теперь умолкло Большое Зло.
– Вот даже у меня сочувствие к этому мученику и страдальцу. – Задумался верховный демон из Пандемониума, Олимпа всех злых духов. – Не хочется более истязать несчастного… Позволь, позволь медработникам вколоть ему избавление.
– Лжёшь! – Рассердился Бог. – В тебе по умолчанию нет ни капли сострадания. Я не позволю тебе применить эвтаназию, будто это собака какая-то, а не личность по образу Моему и подобию; личность, у которого есть анима.
– То есть, выходит – собаки бездушны? Они поводыри слепым, друзья детям и спасатели из снежных лавин, руководствуясь исключительно своими инстинктами и рефлексами?
– Я имел в виду то, что лишь люди наследуют царствие Моё. – Нахмурился Бог. – И не передёргивай Меня.
– Однако же, не все люди наследуют «царствие твоё», – Злобно и с явной ехидцей рассмеялось Большое Зло. – Те, кто пал в грехе своём, все недостойные – их, как правило, забираю к себе я.
– Для меня это не открытие. – Поморщился Бог. – К тому же, это твоя работа; ты за неё деньги получаешь… В виде человеческих душ. Но у некоторых есть шанс исправиться и попасть в Эдем.
– У тех, кто в чистилище – да; но из ада обратной дороги нет – это билет в один конец. Ты ведь не отнимешь того, что принадлежит мне по праву?
– Согласен, – Вздохнул Креатор. – Так что там, в Книге Судеб? Есть же какой-то выход.
Большое Зло наконец-то соизволило снять с себя солнечные очки:
– Как и конституция любой из стран, Книга Судеб – это свод определённых правил, норм и законов… Которые правятся, время от времени сильными мира сего (например, нами). – Подмигивая Богу, улыбнулось Большое Зло. – К законам депутаты вводят поправки – отчего ж и нам не переписать историю отдельно взятого человека? Ты только объясни, чего именно желает этот тип.
От Большого Зла несло дорогим мужским одеколоном, а одето оно было в крутую джинсовку. Модная причёска, ключи с брелоком от «Астон Мартин», общий шарм… М-да, трудно поверить, что этот «человек» – Сатана, но ведь он спустился на Землю, и выглядеть ему, похоже, нужно соответствующе.
Я же, находясь в глубокой коме, со страхом слушал, как решается моя судьба, ибо то были не людские голоса, но речи тех, кто выше и властнее их.
– Итак, наш клиент при жизни (подчеркну: при жизни), находясь в здравом уме и трезвой памяти, хочет отыскать рай. Разумеется, мы знаем, где он, но клиент-то не ведает! Я хочу одновременно и запутать, и испытать его; я желаю, чтобы он нашёл этот рай сам – я сказал ему это лично. Я умолчу о большем – о том, что вряд ли он найдёт этот рай сам, и найдёт ли вообще. Но пусть попробует – почему бы и нет?
– Согласно Книге Судеб, он уже родился (частично) мёртвым, ибо беременность планировали прервать в силу ряда объективно важных обстоятельств (несвоевременность, разочарование, финансовые затруднения). Согласно ей же, через двое суток его не станет. А потому, несомненно, важно, какими они могут быть – или он, будучи лежачим, станет медленно умирать – или же… Но на то твоя воля.
– А воля Моя такова: пусть, пусть он встанет и пойдёт! Пусть разыщет свой собственный рай; оптимальное, идеальное место для отдыха души и тела.
– Но ты же знаешь, что наш клиент не может войти в другой мир, будучи человеком! Для этого необходимо превратить его в какое-нибудь животное.
Тут меня аж тряхнуло от испуга. Электронные приборы, находящие в палате, запиликали, давая понять, что пациент не в норме.
– Ну, хорошо. – Согласился Креатор. – Пусть он станет лягушонком.
Меня аж передёрнуло: хорошо же меня «любит» Бог!
– Но не простым, обычным, а нечто-то вроде тех, кто ходит-бродит по болотцам да развалинам Эттинсмура и северной Нарнии; кваклями-бродяклями они наречены. Буду же милосерд, и оставлю лягушонку его разум, его сердце, его мысли, желания, амбиции и стремления. Жаб-жаб в человечьем обличье – то есть, наоборот: все те, кто будет контактировать с ним, будут видеть перед собой человека, хотя на самом же деле он будет лягушонком. И пусть остерегается зеркал: он сам и все прочие смогут увидеть в нём его истинный облик. Он и сам будет чувствовать себя скорее кваклем-бродяклем, нежели человеком, ведь уменьшится в размерах и выглядеть внешне будет соответствующе. Он сам убедится в том, на ощупь. И повадки у него также проявятся, некоторые звериные – от лягушонка добавятся любознательность, непоседливость, но вместе с тем и скрытность, молчаливость, умение выжидать при необходимости; такая вот противоречивая натура. Это то, чего ему так не хватало при жизни нынешней, теперешней – наш клиент порой слишком уж нетерпелив; сие один из его пороков (хоть и не самых страшных). И обретёт он новое имя – Шмыгль.
– Не оттого ли, что часто будет шмыгать носом? – Съязвил молчавший доселе дьявол.
– Вовсе нет: он будет отличаться незаметностью; шмыг-шмыг – и всё.
– Но он будет предоставлен самому себе; ни ты, ни я не сможем вмешиваться отныне в его жизнь непосредственно. Как быть с этим?
– Ты знаешь. – Многозначительно глянул тут на дьявола Бог.
– Понял тебя. – Ответствовало Большое Зло, и к моему ужасу, предо мной на этот белый свет вынырнуло ещё одно существо. Всё какое-то гадкое, мохнатое, ершистое; вместе с тем – по-своему прикольное. Какая-то маловразумительная на вид то ли крысятина, то ли белка, то ли морская свинка, то ли хомяк, то ли Бог знает какой ещё грызун. В общем, признаться, меня передёрнуло! И похолодело где-то там, глубоко. В жилах.
– Маленькое Зло; я говорил тебе о нём. – Осведомило Бога Большое Зло и представило его ему. – Оно мало, и может сопровождать Шмыгля всюду, сидя у него на правом плече. Его задача предельно проста, и справляется оно с ней наилучшим образом, а именно: всячески вредничать, сбивать с толку. Оно не даст Шмыглю как следует расслабиться и постоянно будет напоминать ему (помимо и без того изменённой, лягушачьей натуры), кто он такой. Его цель: постоянно мешать, и избавиться от него не так-то просто (вернее, вовсе невозможно). А на левом плече не будет никого, ибо, согласно твоему же плану и замыслу, человек (а теперь уже квакуш) по умолчанию добр и безгрешен (тем более этот). Как тебе моё предложение? По-моему, это идеальный вариант.